Анатомия любви

– Какой клиентке? – с упавшим сердцем переспросила Инна, уже заранее зная ответ и от этого внутренне холодея.

– Той, что привезли из операционной. Я Матвею Ивановичу не могу дозвониться, – задыхаясь, выпалила Люба, открывая Инне дверь в палату.

– Не надо ему звонить, я сама, – бросила Калмыкова, сдергивая с шеи фонендоскоп.

Клиентка выгибалась на кровати в судорогах, тяжело дышала и хрипела.

– Люба, фиксируйте голову, пожалуйста, только осторожно, чтобы повязку не повредить, – распорядилась Инна. – Наталья Андреевна, успокойтесь, сейчас все будет в порядке, – она приложила фонендоскоп к груди клиентки – тахикардия. – Вы меня слышите? С вами раньше подобное случалось?

– Н-нет… нет… – просипела клиентка, и Инна вдруг с ужасом увидела, что ее кожа начинает синеть, а горло распухает буквально на глазах.

– Люба, противошоковую аптечку, срочно! – крикнула она, и медсестра выскочила в коридор, а Инна вдруг испугалась.

Она не могла вспомнить, какой препарат вводила клиентке последним, что именно могло вызвать анафилаксию. Измерила давление – низкое, руки клиентки вдруг стали какими-то ватными, слишком вялыми и податливыми, как у тряпичной куклы, дыхание стало еле слышным.

Вернулась Люба с аптечкой, Инна быстро ввела воздуховод, набрала адреналин, сделала подкожную инъекцию.

– Люба, нужно еще ввести капельно, – она назвала дозу, и медсестра принялась собирать систему для внутривенного введения.

Грудная клетка клиентки стала двигаться более спокойно и равномерно, давление чуть повысилось, и Инна испытала облегчение – вывести из шока она ее успела, но вот что теперь говорить Мажарову? Она чувствовала, что где-то ошиблась, и такое было с ней впервые.

– Люба, нужен кислород.

– Да, я сделаю, Инна Алексеевна, – кивнула та, ловко вводя в вену систему для переливания. – Воздуховод уберете?

– Да, сейчас… – Инна убедилась, что клиентка нормально дышит, убрала трубку. – Наталья Андреевна, как вы себя чувствуете?

– Голова… кружится… – простонала та.

– Это пройдет.

– Что со мной?

– У вас, по всей видимости, аллергия на какой-то из препаратов, но вы об этом могли ничего не знать, – уклонилась Инна, совершенно четко понимая, что в этом ее вина. – Мы разберемся, и я потом подробно все вам расскажу. А сейчас вам нужно отдохнуть.

Она проследила за тем, как Люба надела на клиентку кислородную маску, и вышла из палаты, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной, чувствуя, как задрожали ноги.

«Как я могла?! Что я упустила, в какой момент?! Надо срочно записи поднять, все равно протокол писать… Черт возьми, ну почему именно она?»

По коридору быстрыми шагами приближался Мажаров – даже без халата, в хирургическом костюме, видимо, кто-то все-таки вызвал.

– Что случилось, Инна Алексеевна? – обеспокоенно спросил он.

– Анафилактический шок. Но уже все… я провела противошоковые мероприятия, сейчас клиентка на кислороде и на дозе адреналина капельно, – пробормотала Инна, не сумев окончательно взять себя в руки.

– Чем вызван шок?

– Пока не понимаю…

– Вы что – не помните, что вводили?

– Почему… помню, – пробормотала она, опустив глаза и чувствуя себя школьницей, застигнутой за чем-то запрещенным.

– Тогда назовите, – потребовал Мажаров.

– Но ведь… трудно определенно сказать… это мог быть антибиотик, его вводили накануне операции…

– Это слишком отсроченные последствия! – перебил он. – Антибиотик вводился в шесть утра, сейчас половина второго, слишком долго для реакции немедленного типа.

– Тогда выходит, это что-то из препаратов для наркоза. Но клиентка могла не знать об аллергии. И я могла этого не знать, соответственно.

Мажаров сверху вниз посмотрел на нее.

– То есть вы не спросили?

– О чем? Об аллергии на наркотизирующие препараты?

– Об аллергии вообще, Инна Алексеевна!

– Я не помню… надо смотреть карту.

Мажаров раздраженно махнул рукой:

– Через полчаса жду вас с картой клиентки в кабинете Аделины Эдуардовны, – он отстранил Инну и вошел в палату, а Калмыкова почувствовала, что вот-вот заплачет.

Такое случилось с ней впервые – чтобы допустить оплошность, едва не повлекшую смерть клиентки, да еще и не помнить, как именно такое могло произойти. Калмыкова всегда проверяла и перепроверяла свои записи перед операцией, чтобы избежать вот таких ситуаций, но сегодня с самого утра все шло не так.

«Нельзя, нельзя приносить свои проблемы на работу! – ругала себя Инна, шагая по коридору в ординаторскую. – Папа всегда говорил – перешагнула порог больницы, и все – ты не мать, не жена, не дочь, ты – врач, забудь обо всем, что у тебя происходит за стенами. А я в последнее время слишком часто отвлекаюсь на Алину, на Даню, на… а, да что там! Мне нет оправданий, это же понятно. Драгун запросто выставит меня на улицу и будет права – я поставила под угрозу жизнь клиентки и репутацию клиники. Да еще и клиентка – жена мэра, ну вот как такое происходит в один момент?»

В ординаторской ее встретили сочувственными взглядами, но Инна, низко наклонив голову, прошмыгнула к своему столу и сразу уткнулась в монитор, открыв карту клиентки. Разговаривать с коллегами не хотелось совершенно, да и что она могла сказать? Оправдываться? Любой из них мог оказаться на ее месте… Или – не мог? Она проявила халатность, да что там – допустила чудовищную ошибку и теперь даже не могла понять, какую именно.

– Игорь Александрович, – обратилась она к Авдееву, – вам придется сегодня работать с другим анестезиологом, у меня сейчас разбор с шефиней и Мажаровым.

Авдеев только пожал плечами – он уже, видимо, успел передать все данные клиента Сергею Маликову – тот работал в клинике давно и считался начальником Инны.

– Удачи, Инна Алексеевна, – сказал Филипп Басалаев, выглядывая из-за своего монитора.

– Она мне точно пригодится, – пробормотала Инна, забирая с принтера распечатку протокола и предоперационного осмотра.

Строка об аллергии была пуста, это сразу бросилось Калмыковой в глаза – она действительно вчера не спросила у клиентки об этом.

В ординаторскую в этот момент вошел Маликов и сразу направился к ее столу, протянул руку:

– Дай я посмотрю.

Инна протянула ему лист, и Маликов, конечно, тоже сразу увидел пустую графу.

– Ты как так налажала-то, Инка? – укоризненно покачав головой, спросил он. – Там Мажаров злой как черт…