В пламени амбиций

– Мы работали всю ночь, – сквозь шум произнес Егор, – к утру следовало выпечь свежий хлеб. Еще мы производим сдобу и калачи. Ты, должно быть, уже пробовала наши калачи?

Елена кивнула. Глаза ее горели. Еще бы: не каждый день выдается побывать в святая святых: самом центре хлебопечения деревни Фомина.

– Мой дед, – начал рассказ Егор, – бывший крепостной из деревни Кабаново Калужской губернии Тарусского уезда. Здесь же он занимался выпечкой и продажей пирогов с различной начинкой, а затем и калачей. Моему же отцу, его сыну, досталась уже пекарня. Отец немного расширил ассортимент и улучшил качество нашей хлебобулочной продукции. Наши сайки, выпекаются на соломе и это придает им приятный вкус и запах, калачи же мы печем на отрубях. Еще я планирую вырабатывать больше пряников: медовых, сахарных, фигурных…

Егор угостил Елену свежеиспеченным хлебом и калачом, и Елена отметила, что не пробовала раньше ничего вкуснее. Егор был польщен. Найдя в Елене благодарного слушателя, он с воодушевлением раскрывал перед ней тайны хлебопечения, делился планами и даже интересовался ее мнением.

Молодой пекарь подкупал Елену горячей любовью к своему делу и стремлением угодить простому люду. Кроме того, по мнению девушки, Егор был весьма привлекательным молодым человеком, неглупым и трезвомыслящим.

С Егором Елена чувствовала себя легко и непринужденно. Ей вдруг очень захотелось понравиться ему.

Прогулка с пекарем оставила в душе Елены самые яркие впечатления и породила радужные мечты. «Но мечтам этим так и суждено остаться мечтами. – С болью в сердце размышляла девушка. – Моя цель – Андрей. Я должна войти в семью Фомина как его дочь, которой я и являюсь. Как жаль, что нет другого способа, чтобы воплотить цель в жизнь. Как жаль…»

***

Все это время Елена ни на минуту не забывала о сундуках в подвале. Что они хранили? Покрытое пылью прошлое или просто ставшие непригодными вещи, которые жаль выкинуть?

Девушку жгло любопытство. Она твердо решила найти ответы на свои вопросы. Но для этого следовало раздобыть ключи от «всего в доме», которые Агафья носила в одной связке. Экономка не расставалась с ними ни на минуту. Чтобы добиться своего, Елене вновь пришлось прибегнуть к хитрости.

– Послушай, Агафья, – напустив на себя озабоченный вид, сказала Елена. – Как же потемнели ключи в твоей связке!

– Немудрено, ведь им уже много лет! Служат они хорошо – и это главное.

– Так дело не годится! Разреши мне почистить их.

– Да ну, еще чего выдумала!

– Ох, Агафья, мне в последнее время что-то плохо спится. Вместо того, чтобы маяться от бессонницы, я могла бы сделать доброе дело: почистить твои ключи.

– Хорошо, хорошо, – сдалась старушка, – можешь взять связку вечером.

Так Елена завладела ключами.

Дождавшись глубокой ночи, Елена спустилась в подвал. Фонарь, который она прихватила с собой, едва освещал все вокруг. Сгустившаяся по углам тьма делала помещение жутким и девушка поспешила зажечь настенные факелы. Яркий огонь озарил подвал и заветные сундуки. Елена устремилась к ним.

Сундуки были заперты на совершенно одинаковые висячие замки. Скорее всего, ключ, подходящий к ним, был в связке один. Перебирая нанизанные на металлический браслет ключи, Елена принялась искать нужный. Прошло около четверти часа, прежде чем ей это удалось.

Вскрыв замок, Елена медленно откинула тяжелую крышку сундука. Старые книги с пожелтевшими ссохшимися страницами, фарфоровые чашки с отбитыми ручками, поцарапанный самовар и прочая, пришедшая в негодность кухонная утварь, – вот и все, что нашла девушка в первом сундуке. Второй сундук был до отказа набит старой, изношенной одеждой, пахнущей сыростью и пылью. На дне сундука оборотной стороной вверх лежала картина в раме. «Похоже, мое воображение слишком бурно разыгралось, – с разочарованием подумала Елена. – И правда, какие сокровища могут хранить эти старые забытые сундуки? Конечно, всякий ненужный хлам. А я, как всегда, напридумывала себе Бог весть знает что». Со вздохом сожаления, она подняла картину, повернула ее изображением к себе и… обомлела. С полотна, загадочно улыбаясь, смотрела… ее мать, Наталья Трифонова! Вскрикнув, Елена выронила портрет из рук. Но, быстро оправившись от шока, она подняла его и внимательно рассмотрела. Кисть художника запечатлела мать Елены в период молодости: глаза изображенной лучились счастьем, губы замерли в искренней, немного загадочной, улыбке, роскошные волосы, собранные в длинные косы, покоились на узких плечах. Судя по всему, портрет был сделан давным-давно: краски потускнели, кое-где облупились, кое-где потрескались.

Елена догадалась, что портрет был сделан по заказу Фомина. «Может быть, он и правда любил мою мать и хотел любоваться ею денно и нощно, но это ничуть не оправдывает поступков, совершенных им в дальнейшем» – подумала девушка. В ворохе сваленной рядом с сундуком старой одежды, Елена отыскала платье, в котором ее мать позировала перед художником. Оно было холодным и влажным и, как показалось Елене, пахло прошлым.

Чувства Елены захлестнула волна обиды и негодования. Фомин избавился от портрета и платья некогда любимой женщины, как от ненужного мусора, похоронил их в холодном подвале на дне сундука! Неужели он полагал, что таким образом сотрет из памяти события своей жизни? «Что ж, придется мне напомнить ему о том, о чем он предпочитает не вспоминать». – Решила Елена. Она спешно запихнула вещи в сундуки, оставив лишь платье и портрет матери, и уже собралась было уходить, как… услышала за дверью подвала звук приближающихся шагов! Елена застыла, зажав в руках вещи матери.

Возле двери шаги замерли. Елена судорожно гадала, успеет ли она погасить факелы на стенах, пока этот «некто» за дверью раздумывает, войти ему в подвал или же нет. Но время было упущено. Елена с ужасом ждала разоблачения. Но неизвестный в подвал не вошел. Потоптавшись возле двери, он ушел: Елена отчетливо слышала звук удаляющихся шагов.

Девушка быстро затушила факелы и крадучись, вышла из подвала.

Остаток ночи она провела за чисткой ключей Агафьи, думая при этом о матери и строя планы мести Фомину.

***

Елена пряталась в глубине коридора, в котором располагались комнаты хозяев. Царившая здесь полутьма играла ей на руку.

Становилось все темнее: вечер плавно переходил в ночь. Пришла утомившаяся за день служанка и зажгла свечи, но стоило ей уйти, как Елена тут же затушила их. Коридор снова погрузился в тьму.

Наконец, на лестнице послышались тяжелые шаги – это Фомин старший вернулся с фабрики.

Елена застыла в напряжении. За время ожидания глаза ее привыкли к темноте, потому она хорошо видела, как хозяин замер перед своей дверью, на которой красовался портрет Натальи Трифоновой, его бывшей любовницы. Девушка догадывалась, какие чувства он испытывает. Суеверный ужас, недоумение, может быть, и злость. Оцепенение его длилось недолго. Фомин сорвал портрет женщины с двери и скрылся в комнате. Не прошло и минуты, как он выбежал в коридор, сжимая в руках старое женское платье.

– Что это еще за напасть? – крикнул он в пустоту и помчался вниз.

Елена была довольна. Все произошло именно так, как она ожидала. Да, это она украсила дверь Фомина портретом матери и разложила ее платье на его кровати. Наверняка эти вещи заставили его вспомнить далекое прошлое, а вместе с тем и нерадивые поступки, которые он совершил. Пусть теперь помучается, соображая, откуда все это взялось.

Неслышно ступая, Елена спустилась в кладовую.

– Где ты была так долго? – накинулась на нее Агафья. – Тут такое произошло! Хозяин точно взбесился! Кричит, что его хотят свести с ума!

– Почему он так решил? – изобразила удивление девушка, а про себя подумала: «Поделом ему».

– Кто-то подбросил в его комнату женское платье, – громко прошептала экономка. – Бедные горничные трясутся от страха, ведь хозяин в первую очередь подумает на них.

– Платье? – переспросила Елена. – Он так и сказал: платье?

– Хозяин размахивал им из стороны в сторону и кричал, что найдет того, кто вздумал с ним шутки шутить. Выглядел он, честно сказать, и правда, как сумасшедший.

– Может быть, это дело рук… потусторонних сил? Дом большой, старый, кто знает, что здесь есть…

– Вот еще, выдумала! – скептически усмехнулась Агафья. – Давай-ка, заканчивай работу, да спать! Ночь уж на дворе. И забудь эту историю с платьем. Хозяин не любит тех, кто помнит о нелепостях, происшедших с ним.

Ночью Елена долго не могла заснуть. «Почему Фомин умолчал о портрете? – размышляла она. – Быть может, испугался сплетен?» Но одно девушке было ясно: Фомин помнил о ее матери. Но воспоминания эти, судя по всему, были ему неприятны.

***

Скандальная история, происшедшая с Фоминым, забылась довольно быстро. Зная о нелегком характере хозяина, слуги предпочли не говорить об этом. Жизнь в доме вошла в привычное русло.

Не могла смириться с этим только Елена. Ее возмущал тот факт, что Фомин умолчал о портрете на двери. Девушка решил повторить историю с ним.

Елена дождалась, когда Фомин уйдет на фабрику, – обычно он уходил из дома рано утром, – и под предлогом уборки, проникла в его комнату.

Портрет матери она нашла под кроватью, в самом дальнем углу. Судя по всему, Фомин с ним не церемонился. С трудом сдерживая слезы, Елена смахнула с портрета пыль.

– Матушка, – сказала она, – ты увидишь, справедливость восторжествует. Я обещаю тебе. Могла ли ты знать, позируя перед художником, такая молодая, красивая и любящая, что твой будущий портрет похоронят на дне сундука, а потом зашвырнут под кровать? Ты продолжаешь улыбаться с холста, а тебя отвергли, и при жизни, и после смерти…

Елена бережно расположила портрет матери среди подушек на кровати Фомина и была такова.

Но ожиданиям Елены не суждено было сбыться. Несомненно, появление портрета на кровати стало для Фомина неприятным сюрпризом, но он не стал выносить свои чувства на люди. Елена догадывалась о причинах такого поведения. Молчать Фомина заставлял страх. Страх вопросов и людских пересудов. Фомин не хотел вспоминать прошлое и не хотел, чтобы другие вспоминали. Иначе ему пришлось бы оправдываться и он не нашел бы подходящих слов. Правда на этот раз была не на его стороне.

***