Золотой Трон

Три дня Марпата скитался по городским рынкам, в надежде отыскать человека, который бы отправился в Лхасу. Но все было тщетно. На такой дальний переход отваживался не каждый. Тогда он стал искать человека, который бы согласился в каких-либо других азиатских странах купить необходимые ему травы, хотя он понимал, что многие травы можно было найти лишь у него на родине.

Его взгляд скользнул вдоль городской стены и споткнулся. У стены стоял Коддус, по обыкновению стыдливо протягивая за подаянием руку. Расстояние между ними было большим. Старик не видел Марпату – он смотрел в другую сторону.

Словно вар плеснули на сердце Марпаты. Он тут же забыл о том, что привело его на городской рынок. Во всей этой торговой суете, во всем этом кишащем скоплении народа он видел лишь Коддуса. Сердце жгло огнем. Как он мог оставить беспомощного больного старика?! Как мог бросить на произвол и без того нелегкой его судьбы?! Словно врастая в землю, Марпата остолбенел, но он так и не решился подойти к Коддусу.

За то недолгое время, что Марпата прожил во дворце, нельзя сказать что он стал богат, но сумел скопить некоторые средства. Все это время он лишь подумывал купить собственное жилье, но теперь, встретившись с Коддусом, больным нищим стариком, который в трудный момент Марпаты, прося у него милостыню, сам проявил милость, Марпата решил не откладывать задуманное. Ему было совестно перед стариком.

2

Юрта, которую приобрел Марпата, располагалась в татарском квартале, недалеко от аптеки Зульхакима. Хотя и осталось у Марпаты в душе неприятное чувство от дней, проведенных в работниках у аптекаря, он не придавал большого значения соседству с ним. Сейчас им двигало не столько желание иметь собственное жилье, сколько чувство вины перед оставленным в немощи стариком. Но даже временное жилье он не стал ставить в квартале для иноземцев, хотя, по устоям этих мест, должен был жить именно там.

Конечно, покупка юрты была не самым лучшим решением для постоянного жилья. В теплое время года в ней можно было безбедно жить, что зачастую и делали многие жители Хаджи-Тархана, но с наступлением холодов люди перебирались в дома, которые защищали их от сильных ветров и крепких морозов, нередких в этих местах.

Купленная юрта была большая и просторная. Сразу видно, приобрел ее человек высокого достатка. На этой земле Марпате приходилось все начинать сызнова. Поэтому, покупая юрту, Марпата решил, что позаботится и о приобретении надежного дома.

Внутри он застелил юрту овечьими шкурами, утеплив стены шерстяными коврами. Он купил необходимый скарб: керамическую посуду, глиняные горшки и миски. Около очага поставил большой казан. В сердце повеяло домашним теплом, но без родной и близкой души уюта в этом жилище не было.

На следующий день Марпата отправился к городской стене. Он знал, что в это время Коддус будет там. По пути на городской рынок Марпата не один раз представил себе встречу с ним, подбирая, как казалось, нужные и важные слова. Ему было неловко за столь неоправданное исчезновение. Вот и знакомое место, где когда-то Марпата подал милостыню нищему старику.

…Их взгляды встретились. Марпата хотел было улыбнуться, но улыбка не получилась. Все слова, что Марпата берег для Коддуса, застряли где-то глубоко-глубоко в горле, так и не оторвавшись от сердца.

В глазах Коддуса не было укора, не было и обиды. Человек, проживший большую трудную жизнь, он научился не судить людей за их поступки. Он так считал: каждый поступок, не соответствующий его желаниям и надеждам, – урок Всевышнего. Перед Коддусом стоял человек, который некогда подал ему щедрую милостыню. Он отблагодарил его, разделив с ним свою землянку, но человек ушел, не сказав ни слова. Что ж, знать Всевышнему так было угодно!..

Марпата думал совсем иначе. Его терзало чувство вины перед добросердечным стариком.

– Дядюшка Коддус, пойдем домой, – от волнения лицо Марпаты покрылось пунцовыми пятнами, – я купил юрту. Тебя там так не хватает!

Коддус молча смотрел на Марпату, но глазах его вдруг блеснула слеза.

Марпата взял старика за руку:

– Пойдем, пойдем домой.

Прямо от городской стены они направились на окраину Хаджи-Тархана. Весь нехитрый скарб, что имел за душой Коддус, уместился в одном кожаном мешке. Теперь, глядя на убогую утварь, Марпата понимал, что все это ненужный хлам. Но он не хотел лишний раз оскорблять чувства старика. Поэтому, покорно взяв мешок, остался дожидаться на улице, пока Коддус простится со своим земляным домом. Старик вышел из землянки, крепко прижимая к груди сверток из грубой рогожи.

Они сидели друг напротив друга и пили душистый чай, приправленный молоком и бараньим жиром. Перед Коддусом стояла расписная керамическая миска, до краев наполненная аппетитными кусками жареного мяса. Только что приготовленное, оно источало по юрте тонкий сытый аромат.

Темнело. Марпата зажег светильник, и юрта осветилась желтым светом живого пламени. Сегодня, впервые за много дней, он коротал вечер в собственном жилище. Эмир, скрепя сердце, на короткое время отпустил от себя своего любимого подданного, но только ради приобретения им собственного жилья.

Пламя бросало замысловатые тени то на ковровые стены юрты, то на лицо Коддуса. Блик, и что-то заблестело в глазах старика. Неужели это опять слезы?

В этот вечер они говорили обо всем, лишь только об их недавнем расставании не проронили ни слова. Будто не было этих трудных для Коддуса дней, будто не было для Марпаты этих долгих, похожих на наваждение, на сон, дней забвения.

Мучаясь угрызениями совести, Марпата рассказывал Коддусу, как однажды попал во дворец к эмиру, как жил без него все это время.

Коддус внимательно слушал Марпату. Его глаза то высыхали, то от скупой слезы вновь начинали блестеть.

Опершись на колено единственной кистью, старик тяжело поднялся с мягкого пола юрты. В укромном месте, куда Марпата сложил принесенные из землянки пожитки, Коддус взял завернутый в рогожу сверток, тот самый, что так бережно нес от землянки до нового своего жилища.

– Мой мальчик, – Коддус смотрел на Марпату с отеческой заботой, – я благодарен тебе за все, что ты для меня делаешь. Я искренне рад за тебя и хочу хоть чем-то быть тебе полезным, – он развернул рогожу, обнажив два пожелтевших от времени пергамента, – это рукописи. Они достались мне от деда. В этих древних письменах – поэзия наших предков. Дед завещал мне хранить их и передать своим детям. Так уж распорядилась судьба: я остался один. Ты заменил мне сына. Возьми, – старик протянул Марпате свитки.

Марпата развернул пергамент. Он был исписан мелким каллиграфическим почерком. «О свойствах справедливости», – прочитал по-чагатайски Марпата. Нескончаемый столбец витиеватой вязи. Развернув рукопись полностью, Марпата скользнул глазами вниз пергамента: «…Мудрое слово – успехов залог…» Выхваченная из поэмы строка, врезалась в сознание острой иглой. «…Мудрое слово – успехов залог… – повторил Марпата, – как точно сказано!» Он поднял взгляд на Коддуса, едва начиная сознавать, какую неоценимую услугу оказал ему старик.

3

– Господин Марпата, господин Марпата, – откуда-то из глубины ватной реальности донеслось до слуха погруженного в крепкий сон Марпаты. Он открыл глаза: «И кому я нужен в столь ранний час?» – прислушался. Коддус тоже проснулся и настороженно приподнял голову.

– Господин Марпата, – голос доносился из-за войлочного выхода. Кто мог потревожить его в столь ранний час? Марпата пошел открывать. У входа стоял слуга Харун ад-Дина.

– Господин Марпата, эмир послал меня за вами. Он хочет видеть вас неотложно.

Оставив слугу за входом, Марпата стал спешно собираться во дворец. Коддус смотрел на него настороженно. Марпата перехватил этот взгляд:

– Мне нужно идти, дядюшка Коддус, – Марпата обнял старика за плечи, – я не знаю, когда вернусь, но ты ни о чем не беспокойся. Живи спокойно. Этот дом твой. Я никогда не оставлю тебя больше.

Утро едва забрезжило рассветом. Полутемные силуэты юрт, полупризрачные абрисы городских жилищ за длинной чередой заборов казались порождением нереальности. Прошли мимо аптеки Зульхакима. Марпата бросил взгляд на это небогатое строение, несколько необычное для татарского квартала. Вдруг вспомнилась Айгуль – нежная хрупкая девушка. «Айгуль. Должно быть, спит еще…» – подумал Марпата.

Невзирая на раннее утро, Харун ад-Дин был уже на ногах. В ожидании Марпаты он мерил шагами комнату. Эмир любил предаваться утренней неге, и оторвать его от этого могло лишь что-то очень важное.

Марпата терялся в догадках: что могло побудить его господина проснуться так рано?! Проходя по гулким лабиринтам дворца, Марпата перебирал в голове запасы снадобий и рецептов, предполагая, что заболел кто-то из многочисленных знакомых Харун ад-Дина.

– Наконец-то ты явился! – обрушился на него эмир, – Бердибек убит. Черкес-бек вызывает меня в Сарай. Ты поедешь со мной.

Известие о смерти Бердибека не заставило Марпату вздрогнуть от неожиданности, слишком уж напряженными были отношения правящего хана с братьями его по крови – Кульпой и Наврусом. После смерти их отца – хана Джанибека, до сей поры ходила наушная молва, что хан убит, и убит именно по указу Бердибека. С кончиной Джанибека отношения братьев серьезно осложнились, поэтому вполне возможно, что с белого света потеснил Бердибека именно Кульпа.

Черкес-бек служил у Бердибека походным эмиром. Их сплачивали давние деловые связи. Бердибек во многом полагался на Черкеса. Среди подданных Бердибека, во времена, когда тот еще не утвердился на ханском престоле, был и отец Харун ад-Дина – Мухаммад ад-Дин. Кроме того, что их отношения с Черкесом основывались на кровном родстве, они еще во многом доверяли друг другу и пользовались взаимной поддержкой.

Мухаммад ад-Дин жил в Сарае с рождения. Там у него был роскошный дворец, доставшийся еще от отца. Здесь жил и Харун ад-Дин. Здесь его учили этикету, законам дворцовой жизни и непреложным канонам государства Джучи. Когда Харун ад-Дин подрос, к нему приставили лучших преподавателей Сарая. Те втолковывали ему грамоту, учили каллиграфии, литературе, точным наукам. На земле Сарая он приобрел друзей и покровителей. Учился различать врагов и защищаться от них, скрыто или явно. Понемногу отец раскрывал Харун ад-Дину тонкости придворных взаимоотношений.

Подчиняясь далеко идущим планам своего господина, Мухаммад ад-Дин перебрался в Хаджи-Тархан. С собой он взял и сына. Черкес-бек во многом полагался на своего подданного. Он давно заглядывался на Хаджи-Тархан, и Мухаммад ад-Дин служил залогом его будущего успеха. Однако человек предполагает, а Всевышний располагает. Однажды Мухаммад ад-Дин пришел домой вымокшим до нитки под проливным дождем. Через несколько дней он слег. Еще несколько дней он метался в бреду. Харун ад-Дин приглашал к нему лекаря, делал примочки, но Мухаммад слабел с каждым днем. Вскоре его не стало.

Похоронили Мухаммад ад-Дина на бугре хаджи-тарханского кладбища. Тогда Харун ад-Дин и решил перебраться в Хаджи-Тархан.

Когда скончался Мухаммад, Харун ад-Дин был уже достаточно взрослым, чтобы его воспринимали всерьез и считались с его мнением. После смерти Мухаммада ад-Дина Черкес-бек стал серьезнее присматриваться к молодому эмиру. В свою очередь Харун ад-Дин видел в Черкес-беке своего покровителя.

Кончина Бердибека очень взволновала Черкеса. Как и многие другие, он рассчитывал получить от власти правящего хана свою выгоду. Теперь его планы менялись. Ни с Наврузом, ни с Кульпой он не состоял ни в дружбе, ни в выгодных деловых связях, хотя их и связывали узы родства. Черкесу необходимо было укрепить свое положение. И самым верным решением было утвердиться в Хаджи-Тархане. Здесь на Харун ад-Дина он возлагал большие надежды…

Харун ад-Дин в сопровождении Марпаты, в закрытой дорожной арбе следовал в направлении Сарая. Колеса повозки оставляли за собой клубы глинистой пыли, которая скрывала в своей толще низкие стены уплывающего за горизонт Хаджи-Тархана.

Дорога петляла: она то вплотную подходила к Итили, и тогда с обрывистого берега было видно сильное речное течение, то огибала бугры, уводя путников в бескрайнюю степь, которая, словно море, раскинулась от окоема до окоема. Откинув завесь скудного оконца, эмир наблюдал, как волнами этого бескрайнего моря волновались на ветру ковыли, прикрывая от мимолетного взора проплешины голубовато-серой полыни. Великая степь. Сейчас ее раздирали на части многочисленные ханы, эмиры и беки. Правобережье Итили принадлежало беклярибеку Мамаю, а левая ее часть сарайским ханам. В центре страстей находился Хаджи-Тархан. Сейчас он, как и сарайский престол, служил для всех «яблоком раздора».

Харун ад-Дин молчал почти полпути. Его порядком утомило немое созерцание окрестностей. Он оторвался от мизерного оконца крытой дорожной повозки и взглянул на Марпату.

– Как ты считаешь, что будет дальше, – спросил он своего подданного, и, не дожидаясь ответа, стал размышлять вслух: – Если Бердибека убил Кульпа, в надежде взойти на ханский престол, то Навруз вряд ли успокоится. Он обязательно затеет заговор против Кульпы, а сделать это будет несложно. Сыновья Кульпы носят русские имена – Михаил и Иван, а посему, наверняка христиане. Я думаю, на этом Навруз и сыграет в дальнейшем. Их крещение сильно оскорбляет правоверных. Если Кульпа получит власть, он поставит под непременный удар своих сыновей и себя, а Навруз получит хороший шанс заиметь престол. Однако мне кажется, что это лишь начало. – Харун ад-Дин вздохнул и, вновь отвернувшись от Марпаты, уставился в оконце дорожной арбы.

Мимо проплывали земли Улуг-Улуса, который теперь стоял на пороге великой смуты. Что принесет она жителям государства Джучидов? Этого не знали ни Харун ад-Дин, ни Марпата. Этого еще не знал никто…

Глава XI