Абьюз изнутри. Гештальт завершён

Что захлестнет – не обуздать!..
И будет в нервной тряске биться
Как счастья стрелянная птица…
Так нужно ли жалеть о том,
Что мы по правилам живем…
09.07.2014

Не Анна (терапевтическое)

Да, я влюбляюсь безрассудно,
Презрев все строгости и смысл морали.
Но я не Анна, и ей не буду,
Не страшен мне гудок печальный.
И стук колес проносит мимо
Злость, ревность, невозможность
Решить, как жить без боли, мирно,
Слепая ярость меня не гложет.
Не разорвут меня надвое
Семейный долг и страсти пламя.
Пока косички заплетать готова —
Дороже всех мне имя «мама».
И будет мчать упрямо долго
По рельсам жизни грузный поезд.
Со всех сторон открою окна:
Вдохнуть и погрузиться в скорость.
31.07.2014

Свободные

Иешуа сказал: «Свободен!»
И страждущий обрел покой.
Так почему ж по кругу мы уныло бродим,
Взрывая мыслями свой тонкий нервный слой?
И мы свободны! Кто удержит камень,
Стремительно несущийся с горы?
Вот только хочется проникнуть в мира тайны,
Чтоб быть не камнем – а источником мечты.
Жизнь на бумаге может стать свободной,
Придумывать игру – приятно и легко.
Надеть всем маски, чтобы мысль случайно
Не забралась куда- то глубоко.
12.08.2014

«…Сегодня же – походкой зрелой шагаю я легко и смело…»

Меня ждут

Меня ждут те везде, всегда,
Кому бесценна, дорога.
Я здесь живу – я там
Всем вдохновеньем, и волнам
Оставив легкий след, парю,
Любовь от сердца раздаю…
09.07.2014

    Екатерина Ашимова

В.Р.

«…Сделайте рывок, прыгайте. Разорвите эти канаты…»

Сильнее героина

Мне 31год. Я никогда не была замужем, у меня нет детей. Были ли у меня серьезные отношения? Если говорить о моем отношении к ним, то были. Но… я никогда не жила с мужчиной. Все мои отношения – это как будто черновик перед чем-то большим и серьезным.

Это случилось два года назад. Я познакомилась с НИМ. Ему на тот момент было 22, мне – 28. Вы употребляли когда нибудь наркотики? Я – нет, но я наркоманка. Системная. Я зависима, зависима от него. И как же страшно это осознавать.

Первая «доза» этого мальчика оказалась сильнее героина, и погрязла я этом на целых два года. Первые пару месяцев для наркомана самые сладкие. Организму еще хватает привычной дозы, эйфория все еще длится долго, и ощущение безмерного счастья не покидает. И я правда была счастлива, как никогда. После нескольких месяцев употребления, дозы всегда приходится увеличивать, а приход все меньше и меньше. И начинаются ломки. Чтобы получить желаемое, наркоман не обращает внимания на мелкие недочеты – покосившееся здоровье и проч. Так и я первый раз не обратила внимания, когда, идя по улице со мной, он предложил перейти на противоположную сторону, сказав: «Давай, перейдем, мне кажется, что там моя мама стоит».

Мир рухнул… Я поняла, что он меня стесняется, что я на много старше, что это все такое… говно, и что мне пора бежать, но поняла всего на секунду. Через мгновение наркоманское мышление забило здравый смысл, и я покатилась по наклонной. Я позволяла его друзьям называть себя» тетенькой», будучи на самом деле молодой девушкой. Я кормила его, лечила ему зубик, делала минет на кухне, и надеялась, что это все у него пройдет и все будет хорошо, я выйду победителем и меня оценят. И выберут меня. И моей любви хватит, чтобы убрать влияние его тяжелого детства с побоями отчима и матерью-шлюхой. Я – умная, я знаю причину, – значит я смогу решить любую проблему…

А потом у меня умерла от рака мама. Вернувшись из ада, я начала искать в нем поддержки, а нашла его пьяным в компании друзей… и фотографиями с девушками в обнимку. А потом и вовсе поступило предложение расстаться. Но через пару дней передумал, пожалел, наверное. И с тех пор начались мои муки, четкое осознание того, что он меня не любит, и я саморазрушаюсь.

Эти отношения – мой бич, наглухо присыпались страшными ломками. Я не видела никого и ничего кроме него. Страшные ссоры по три раза в неделю. Примирения все тяжелее и тяжелее. Оскорбления, драки, и все по-новой. За два года я постарела лет на 8. В перманентном самоистязании я тянулась к таблеткам, лишь бы все это закончилось, потому что сил закончить это самой не было. Мне так хотелось уснуть и больше не просыпаться. Мне не хотелось его любить, и «любить» ли?

ОН – моя навязчивая идея. Я превратилась в ревнивую истеричную бабу на фоне его – социопата, который не понимает, о чем прошу, и о чем говорю. Который целенаправленно вел себя как можно хуже, чтобы существование с ним было невыносимым. А оно и было. Только я жаждала сосуществовать. Я не хотела никого другого. От одного осознания, что его больше не будет в моей жизни, у меня начинались панические атаки. Я задыхалась. Я не плакала, нет. Мне хотелось кричать от ужаса… И я кричала. Я жила от встречи к встрече. Я стала» попрошайкой». Я просила встреч. Я мечтала о том, что вот еще чуть-чуть, и все наладится. Я смогу. Потому что никто другой не давал мне такого счастья вначале. И не даст. Я должна за это держаться. ЭТО МОЕ… А «мое» не хотело и никогда моим не было.

От эйфории до желания убиться у меня был не шаг, нет. Это был миллиметр. И я балансировала. И уже сама не знала, чего от себя ждать. … Я не знала, как мне быть и как мне вылечиться, и решения у меня не было, только мысли: «Господи, ну почему у меня так, ну за что»?…

На этот новый год он мне сообщил, что он нашел девушку… и наконец-то влюбился, и понял, что это такое. И теперь он боится одного – не пр..бать свое счастье.

Я попросила занести меня в черный список везде, чтобы у меня не было возможности написать ему или позвонить. Занес. Это самые страшные недели в моей жизни. Я на грани. Мне кажется, что я сошла с ума и мне хочется умереть, но я слишком труслива для этого.

А cегодня я написала ему письмо…, и сама не знаю, чего жду… но я ТАК ЖДУ, и понимаю, что ждать не нужно…

Но я жду и боюсь. Боюсь, что время, которое я буду ждать оно будет бесконечным. Я так прожду всю жизнь… в этих муках и самобичевании…

…Я… знаю как мне быть и что мне делать.

Кинг отдыхает, потому что устал

Я спешу посмеяться над всем, иначе мне пришлось бы заплакать.

Пьер Огюстен Бомарше.

Она и ОНО. Кинг отдыхает, потому что устал.

ОНО думало, что живое. Вот всю жизнь ОНО внушало себе подобный бред и ахинею, ведь до живого ему было как Ей до танцовщицы бурлеска. О его живости говорили лишь продукты жизнедеятельности-бутылки из-под. пива на кухне да вонючие носки в ванной, но за неимением других доказательств ОНО считало, что и этого достаточно. Когда ОНО явило себя миру прямиком из преисподней, даже собаки выть перестали в глухой ночи, медсестра в роддоме перекрестилась, глядя на него, потому что когда ОНО родилось, сразу же начало бойко разговаривать и его первые слова были «Xочу жрать».

Медсестра, да и врач, глубину экзистенции сей просьбы не поняли, и молча всучили сверток с ним 17-летней матушке сабжа. Матушка в свою очередь от него просто открестилась, но ему было глубоко фиолетово уже тогда. Ему в принципе было плевать на все.