Подсолнухи

– А что сейчас в тренде-е-е? – не успокаивалась Клава.

– Матильда сказала: «Искренность и минимализм».

– Да, минимализма завались. – Клава перестала плакать и оглядела комнату.

Стол с прожженной скатертью, двуспальный матрас в углу и старый покосившийся шкаф – все это богатство досталось Клаве пару лет назад вместе с комнатой в коммуналке от троюродной тетки. Шкаф, судя по всему, переживший революцию, добавлял дух старины, вернее, душок. Поэтому пахло здесь соответственно: пылью, нафталином и красногвардейцами.

Впервые мечта стать знаменитой появилась у Клавы в двадцать пять лет, сразу после развода. «Вот я сейчас ка-а-ак! Они еще пожалеют», – решила Клава, когда выяснила, что муж нашел городскую фифу и сбежал, оставив ей фамилию Кукушкина и несмываемый статус разведенки. Клава захотела поехать на «Дом-2», но мать сказала, что проклянет. К счастью, подвернулось наследство: жилье в Питере. Клава наплевала на проклятье, укатила ближе к славе.

На новом месте она подружилась с соседкой Валентиной. Коренной петербурженкой, образованной и интеллигентной в пятом поколении. Мечта стать богатой и знаменитой снова вторглась в примитивное Клавино воображение.

Увольнение оказалось совершенно некстати. «Как без бровей и губ появиться на изысканных просторах Бом-Буха? Вон у Матильды какие губы», – переживала Клава.

– Короче, – вспомнила Валентина. – Сейчас в тренде «без фильтра».

Клавдия перестала всхлипывать, вздымать грудь и похлопала ресницами XXL. Валентина выскочила из комнаты, появилась через минуту с пачкой допотопного Беломора.

– Прочувствуй идею. У нашей Митрофанихи заняла, – она затушила сигарету и прикурила папиросу. – В этом что-то есть, – удовлетворенно покачала головой и протянула папиросу Клаве.

Клава прикурила, закашлялась, скривилась, но тоже кивнула.

– Держись, Бом-Бух! – Валентина вскочила и забегала по комнате.

– Короче, придумала контент на неделю, а то и на месяц. Снимаем все как есть.

– Как есть? – испуганно повторила Клава и нервно затрясла гулливерскими ножками сорок второго размера, обутыми в тапки с заячьими ушками. Как будто под стулом задрожали два настоящих кролика.

– Без фильтра! – торжественно произнесла Валентина.

Она сделала пару фото Клавы с размазанной тушью. Сняла комнату с нескольких ракурсов: шкаф и матрас, шкаф и стол, оборванные обои крупным планом.

Клаве передался ее азарт, и, вооружившись телефонами, они уже вдвоем устроили фотоохоту в других частях коммуналки. Сняли небольшое видео с тараканьими бегами. Нашли залежи муки с жучками и неизвестных насекомых в ванной. Выстроили Валентининых детей в коридоре. Немного их подретушировали, конечно, измазали щеки вареньем, натянули старые колготки с отвисшими коленками. Хотя младшего готовить не пришлось, он и так отлично подходил. Апогеем этого фототворчества явилась улыбка соседки Митрофанихи: просто мурашки встали дыбом и поджилки застыли на спине.

Вечером Валентина помогла Клаве загрузить нефильтрованные кадры в аккаунт Бом-Буха и принесла бутылку шампанского.

– На Новый год оставляла, но сегодня повод круче, – торжественно сказала она, разливая содержимое по чашкам. Одну – с котиком, другую – с видами Парижа. – Короче, за успех!

Клава долго не могла уснуть. Ворочалась на матрасе, представляя, как увеличивается число ее фолловеров, как рекламодатели выстраиваются в очередь и как бывший обкусывает локти своей фифе.

Постель стала покачиваться из стороны в сторону. Клава огляделась: вокруг сияла бескрайняя морская гладь и светило солнце. Матрас плавно колыхался на волнах, а рядом возвышалась белая яхта, размером с ее бывший супермаркет. По палубе вышагивал Леонардо ДиКаприо в капитанской форме и махал ей рукой. Клава еще немного полежала, поболтав ногой в теплой воде, пришвартовала матрас к яхте и легко поднялась на борт. Снизу раздались жалобные крики. Она выглянула и увидела хилое суденышко, а в нем – мымру и лысого дядьку с кефиром. Они судорожно перебирали веслами, пытаясь уйти от огромной белозубой акулы. Акула вдруг истошно рассмеялась, превратилась в Матильду и оказалась на борту яхты. Свет погас, появился диско-шар, застучал клубный ритм. Шар начал вращаться, издавать противное гудение.

Клава с трудом открыла глаза. Звонил телефон, и кто-то тарабанил в дверь. Она натянула халат, тапки с кроликами и поплелась открывать.

На пороге комнаты, потрясая служебными удостоверениями и гневными возмущениями, толпилась разношерстная компания: участковый, люди из санэпидемстанции, органов опеки, Роспотребнадзора, тетка из тсж, корреспондент газеты «Криминальный Петроград» и медсестра из местной поликлиники. Из-за голов этой компании выглядывали любопытные лица соседей.

Клава силой оттеснила неиствующих и закрыла дверь. Привалилась к ней гренадерской спиной и пробормотала: «Не поняла, что это за люди, но на фанатов они не похожи. Может, в «Рублик» нужны кассиры?»

Эпицентр

Из кухни полз запах горелой каши. На столе в беспорядке лежали листы с графиками и схемами. Лера прыгала на одной ноге, второй пытаясь попасть в штанину новых черных брюк. Вчера вечером она тщательно отутюжила их вместе с белой шелковой блузкой – безупречный внешний вид помогает создать репутацию на новой работе. Но штанина сильно интересовала пса. Он тянул дорогую ткань зубами и бешено вилял хвостом, считая это веселой утренней игрой. На телефоне сработал будильник. Лера специально поставила его на время, когда нужно выйти из дома.

Кое-как справившись с брюками и собакой, Лера побежала на кухню. Вывалила кашу в собачью миску и рванула в ванную. Поводила расческой по спутанным волосам, собрала их в пучок, нарисовала две неровные черные стрелки на веках. Недовольно махнула рукой на свое отражение, шагнула из ванной и наступила во что-то теплое и липкое. Посреди коридора стояла миска с кашей. Пес сидел в двух метрах и обиженно рычал. Пришлось вернуться на кухню и отрезать ему розовый колбасный кругляш.

На пятнадцать минут позже назначенного самой себе времени Лера наконец выпала из подъезда на улицу. Села в пыльное желтое такси и решила: «С этой секунды должна начаться абсолютно новая жизнь. Настоящая. В тридцать не так и поздно».

Перед глазами промелькнули картинки из прошлого человека-невидимки. Вот коллега, с которой она проработала два года, силится вспомнить ее имя. Или профессор на лекции не замечает поднятую Лерой руку и произносит: «Раз вопросов больше нет, разрешите откланяться». Десятки примеров, после которых Лера начала думать, а существует ли она в реальности. С этого дня никто не посмеет ее игнорировать, она всегда будет в центре внимания.

Новая жизнь пахла бензином и хрипела голосом Лепса. Дверца желтого Киа громко хлопнула и слегка прищемила низ широкой брючины. Лера, устраиваясь поудобнее, услышала треск. Штанина мгновенно расползлась по шву почти до колена, оставляя торчащие нитки и руша надежды.

«По одежке встречают, – скрежетало в мозгу. – Нет, меня не сломить такой ерундой».

– Приехали, красавица, – сказал водитель через три песни.

До рабочего дня оставалось пять минут. Мечтая скорее добраться до офиса и спрятать штанину под новый рабочий стол, Лера выскочила из машины. Она старалась как можно незаметнее добраться до лифта.

Незаметность, по мнению Леры, усиливалась опущенным в пол взглядом и задержкой дыхания. Перемещаясь таким образом, Лера налетела на высокую рыжеволосую девушку в черном коротком платье. В руке та держала стаканчик с кофе.

– Ой! – вскрикнула Лера.

– Блин! – возмутилась девушка.

На Лериной белой блузке расплывалось коричневое пятно, по форме напоминающее Северную и Южную Америки. Так, с картой западного полушария на груди и со рваной штаниной, Лера вошла в новый офис.

– З-з-дравствуйте, – произнесла она робко.

Гул голосов стих. Взгляды десятка людей в идеальных костюмах разом устремились на ее запятнанную грудь и, видимо, репутацию. Даже сверкающие огромные окна и высокие потолки посмотрели на нее с укоризной.

«Хотела, чтобы заметили? Добро пожаловать в самый эпицентр внимания», – подумала Лера, чувствуя, как начинают пылать щеки.

Племенной брак

Вите Кобылкину максимально соответствовала его фамилия. Он работал на конезаводе, отвечал за выведение новых лошадиных …Э-э-э, сортов.

Хотя еще больше ему бы подошла фамилия Жеребцов. По темпераменту. Но он не виноват, стечение генов: не несут ноги мимо женского полу. Ему было тридцать два. По местным сельским меркам он уже давно засиделся в видных женихах. Высокий, кудрявый, носастый. Но жениться Витя категорически не собирался. Это было его кредо.

– Женишься, а потом энту жену обихаживай! А потом жеребята пойдут, тьфу, ты! Детишки! – в сотый раз повторил он своему товарищу Петьке Самогонкину. – Не такое мое жизненное предназначение. Я, друг мой Петька, хочу карьеру сделать, – мечтательно закатил Витя синие глаза в длинных ресницах.

– Ха-ха-ха, насмешил. – Самогонкин выронил стакан с остатками мутного напитка. – Из конюха в старшие конюхи! Все равно без жены никак.

– Женишься, выбору, опять же никакого! – настаивал Кобылкин. – А тут, хочешь рыжую, хочешь вороную. Брюнетку то бишь. Да черт с этими бабами! Я тут фотографии нашего Графа на конские выставки послал в дальнее Забугорье. Медаль, может, получу и премию!

Через месяц после этого разговора прибыла из Забугорья делегация. Двое в лаковых ботинках, господин Пферд в сапогах и с хлыстом, а с ними переводчица с самого райцентра, пегого окраса, невзрачная такая, и еще журналист газеты «Ударник племенного коневодства». Что тут началось! Начальство забегало, гостям – хлеб-соль, Кабылкину – по шеям. Но как узнали поточнее, зачем гости пожаловали, так Кобылкину извинения публично принесли.

Оказалось, что хотят Графа за баснословные деньги купить и Кобылкина на три года в аренду взять, за не менее баснословные деньги. Хотя Кобылкина начальство бесплатно готовы были отдать.

Замаячил перед Витьком блестящий взлет в кобыльем бизнесе. О таком реактивном разбеге он даже мечтать не мог.

– Виктор, если вы согласны, то нужно договор подписать, паспорт заграничный и себе, и супруге вашей оформить. У них с этим строго, не верит господин Пферд несемейным. Говорят, жена у него слишком красивая,   – сказала невзрачная переводчица и землю носком коричневой туфли поковыряла.