Я не знала, как объяснить ему Аришину причуду, поэтому попросила:
– Просто дай мне кресло напрокат на несколько часов, если это, конечно, возможно. Если «нет», то так и скажи. Я не обижусь.
– Нет, – отрезал Ромашкин.
– Ладно, тогда я пойду. – Я уже повернулась к двери, как вдруг услышала в глубине дома женский голос, заставивший меня задержаться.
– Вадим, сынок, разве так можно? Если Полина решилась обратиться к нам с такой неординарной просьбой, – голос тети Шуры звучал все ближе и ближе, – значит, на то имеются веские причины. Почему бы нам не пойти ей навстречу? Соседи должны помогать друг другу. Здравствуй, Полиночка!
– Добрый вечер, Александра Владимировна! – кивнула я пожилой женщине, въехавшей в прихожую на инвалидном кресле с автоматическим управлением.
– Мама, так ты все слышала? А я думал, что ты уже спишь.
– Как видишь, нет. – Ромашкина подъехала поближе к сыну. – Вадик, отнеси меня в мою комнату.
– Но, мама, – запротестовал тот, – кресло может тебе понадобиться… Ты ведь зачастую не спишь по ночам.
Пожилая женщина сдернула со своих ног плед и подала руку сыну. Вадим не осмелился больше перечить матери, подхватил ее на руки и понес в комнату. Я дождалась, когда он вернется, попросила дать мне краткую инструкцию по эксплуатации кресла, и, пообещав вернуть его не позже завтрашнего утра, выкатила свой трофей на улицу.
* * *
Услышав лязг дверного замка, я нажала на кнопку, расположенную на правом подлокотнике, и поехала в прихожую. Дед на мгновенье остолбенел, увидев меня в инвалидном кресле, но быстро совладал с собой. Легким кивком головы он дал мне понять, что я справилась с его заданием на «отлично».
– Это моя дочка Полина, – представил меня Ариша плохо одетому человеку лет шестидесяти – шестидесяти пяти. – А это – величайший музыкант нашего времени Семен Полетаев!
Я запоздало заметила в руках визитера обшарпанный футляр для скрипки, растянула рот в широчайшей улыбке и произнесла дежурную фразу:
– Очень приятно!
– Взаимно, – поклонился скрипач, явно польщенный представлением.
– Семен, ты не тушуйся, – Ариша похлопал по плечу гостя, несмело топчущегося у порога. Он явно не хотел разуваться, но и проходить дальше порога в грязных, сильно поношенных ботинках тоже не решался. – У нас все просто. А главное – здесь любят живую музыку.
– Это так, – подтвердила я и, развернув кресло, направилась к гостиной, выполненной в стиле кантри.
Но дедуле почему-то показалось, что будет уместнее принять Полетаева в гостиной, интерьер которой был выдержан в стиле рококо. Он распахнул двери туда и, сделав широкий жест рукой, торжественно провозгласил:
– Прошу сюда!
Мне пришлось повернуть назад. Я въехала в гостиную и, мысленно ругая деда за его непонятную инициативу, не без труда добралась до окна, около которого и остановилась. Передвигаться в инвалидном кресле было не сложно, но только не по ковру, тем более с таким большим ворсом, как у нас в комнате. Дедуля расположился на небольшом диванчике с гнутыми ножками и захлопал в ладоши, приглашая артиста. Полетаев прокашлялся и вошел в залу. В руках у него была скрипка без футляра.
– Полетт, ты знаешь, какую неловкость я испытывал из-за того, что не смог отвезти тебя в областную филармонию на концерт струнного оркестра. Сегодня, в канун твоего дня рождения, я попробую хоть немного реабилитироваться. Семен будет играть для тебя, ma chеre, – проникновенно произнес Ариша. – Прошу, маэстро!
– Мадемуазель, – обратился ко мне в знак почтения Полетаев, тряхнул своей лохматой головой, приложил инструмент к плечу, театрально взмахнул смычком и стал извлекать из него душераздирающие звуки.
То ли скрипка была сильно расстроена, то ли скрипач, которого дед подобрал где-то на улице и зачем-то притащил к нам в дом, был совершенно никудышным, я сразу же почувствовала себя неуютно, правда, старалась не показывать, что сильно разочарована услышанным. А вот дедуля, кажется, был в полном восторге. Он с таким наслаждением внимал игре уличного музыканта, что я стала всерьез опасаться, а не спятил ли он на старости лет. Но в какой-то момент в игре настал перелом, скрипач разыгрался. Мне было уже неважно, что он стоит в грязных ботинках на начищенном до блеска паркете и под его видавшим виды пиджаком надета не белая рубашка с бабочкой, а майка, причем далеко не первой свежести. Важна была только музыка, которой он наполнил нашу гостиную. Действительно, именно здесь, в интерьере рококо, должны были звучать Глазунов и Мендельсон, Чайковский и Штраус!
Полетаев играл поистине божественно! Неужели дед просто услышал его игру на улице и решил пригласить этого талантливого музыканта к нам в дом, чтобы и я смогла насладиться шедеврами скрипичной музыки в его исполнении? Вряд ли. В этом случае Ариша не стал бы представлять меня своей дочкой (а не внучкой!), к тому же имеющей серьезный физический недостаток. Но дед зачем-то соврал, и не только насчет степени нашего родства, моего здоровья, но и насчет моего дня рождения. Я собиралась отмечать его не завтра, а только через несколько месяцев. Этот нищий музыкант наверняка согласился бы приехать сюда и продемонстрировать мне свои таланты без всякого повода за вполне умеренную плату.
– Брависсимо! – выкрикнул дед со своего места, когда музыка стихла. Я ограничилась лишь аплодисментами. Ариша повторил, вставая с диванчика: – Брависсимо! Семен, ты просто бог!
– Вы мне льстите, Аристарх Владиленович, – поклонившись, произнес скрипач, после чего устремил свой взор на меня, ожидая каких-то комментариев.
– Папа прав, вы играли божественно, – подтвердила я. – Я еще никогда не слышала такой оригинальной манеры исполнения. Вам надо выступать на большой сцене. В Горовске такой нет, да и в областном центре, пожалуй, не найти подходящего для вас зала!
– Благодарю вас, – учтиво поклонился мне Полетаев, сделал несколько шагов вперед и тут же вернулся назад, вероятно, осознав, что наступать в грязных ботинках на ковер – это уже верх неприличия. Я рад, что моя игра пришлась вам по душе. Аристарх Владиленович говорил, что вы тоже музицируете…
– Музицировала, – поправила я, – после аварии мне уже не до сцены. Я, конечно, иногда играю для себя и для папы на саксофоне, но не более того.
– Я ненадолго оставлю вас. – Ариша вышел из гостиной.
Полетаев положил скрипку со смычком на комод, присел на пуф, стоящий у дверей, и негромко заговорил:
– Полина, я хочу вам сказать, что ваш отец вас так любит, так любит… Вы для него свет в окошке. Не обижайте его!
Я никак не ожидала услышать от этого маргинала подобные слова, но он почему-то посчитал своим долгом донести их до меня. Неужели Ариша пожаловался на меня первому встречному?
– У нас полное взаимопонимание, – фыркнула я.
– Вот и замечательно! Вот и берегите это чувство! Нет ничего сильнее в мире, чем отцовская любовь. Я знаю, о чем говорю. – Полетаев поднялся с пуфа, взял свой инструмент и, оглянувшись на меня, повторил: – Отец так любит вас, так любит… Однако поздно уже, я пойду…
– Погоди, Семен, – Ариша перехватил гостя в прихожей. – Ты доставил нам большую радость, поэтому мы не можем сразу же отпустить тебя. Ты должен отужинать с нами. И никакие отказы не принимаются!
– Ладно, я не против, – скрипач не заставил себя долго уговаривать.
Я встала, направилась к двери и через несколько шагов поняла, что едва не прокололась. Вернувшись назад, я села обратно в кресло и поехала в столовую. Мне было очень интересно, чем же дед собирается угощать нашего гостя. Ужина ведь я не успела приготовить. Будь я на ногах, то могла бы быстренько подсуетиться, но прикованность к инвалидному креслу делала меня нерасторопной. Ариша и не ждал от меня прыткости опытной домработницы, поэтому взял всю готовку на себя. Впрочем, «готовка» – это было слишком сильно сказано. Дед начал с того, что поставил в центр стола бутылку коньяка, а затем стал окружать ее закусками. Благо в холодильнике кроме колбасы и сыра нашлись маринованные грибочки и даже оливки, фаршированные красной рыбой.
– Семен, ты не обессудь, у нас праздничный стол завтра планировался, а сегодня это так, прелюдия.
– Ничего, главное – это не еда, а компания, – философствовал скрипач, не сводя глаз с бутылки.
Дед перехватил его взгляд и поспешил наполнить рюмки.
– Ну что, Семен, я предлагаю выпить за твой талант.
Одной рюмки коньяка вполне хватило для того, чтобы у Полетаева развязался язык.
– Аристарх Владиленович, вы счастливый человек, – начал он, – ваша дочь рядом с вами. А моя… моя далеко, хотя живет в Горовске.
– Как это так? – поинтересовался Ариша, снова наполняя рюмки.
– Да вот так, знать она меня не желает. А что, спрашивается, я ей плохого сделал? Ничего! Мы с Ольгой, моей покойной женой, только ради дочери и жили. Одевали ее, как куколку, все капризы исполняли… Хотя о чем это я? Никаких капризов до поры до времени и не было. Таечка росла хорошей, послушной девочкой, музыкальную школу по классу фортепиано окончила с отличием, в консерваторию поступать собиралась. – На глазах рассказчика проступили слезы.
– Семен, тебе надо выпить. – Ариша подвинул к нему рюмку и проследил, чтобы тот вылил в себя ее содержимое. – Вот так, хорошо… Так что же помешало твоей дочери учиться музыке дальше?
– Любовь, – обреченно вздохнул Полетаев, – будь она неладна! Таисия еще в школе училась, когда Аркашку встретила. Мы с Ольгой сразу поняли, что он ей не пара.
– Это почему же? – поинтересовалась я.