На том конце воцарилось молчание. Несмотря на ангелоподобный голосок и очень женственное поведение, в душе Катюша была достаточно жесткой и меркантильной женщиной.
– Нет, ты знаешь, не могу, – пропела она, видимо, взвесив все «за» и «против» и еще все «может быть». – Дело в том, что мой Вацлав, ну, в смысле тот, с кем я недавно познакомилась… короче говоря, чех, он еще не созрел, чтобы ждать меня целую неделю…
– Поработать с ним еще нужно, что ли? – не поняла я.
Катя засмеялась и сквозь смех выдавила:
– Танька, ты мне нравишься за то, что все понимаешь с полуслова…
– Значит, мне придется ехать одной, – вздохнула я.
– Зачем одной? Ты, кстати, знаешь, что Ирка Лейкина вернулась в город?
– Ирка? – удивилась я.
Мы вместе с Ириной Лейкиной и Катей Семеновой дружили в институте. После его окончания судьба распорядилась таким образом, что Ира уехала с мужем куда-то в Белоруссию, а мы с Катей остались в Тарасове.
– Она что, приехала в отпуск? – спросила я.
– Нет, кажется, навсегда. Разошлась со своим мужем, ей просто осточертело его разгильдяйство. Ребенка она отвезла к каким-то родственникам в район, сейчас живет здесь одна. Уже давно, месяца три, наверное… Я разве тебе не говорила?
– Нет, не говорила…
– Да что ты! Вот тебе и прекрасный повод, чтобы встретиться со старой подругой. Кстати, и деньги, по-моему, у нее есть. Сейчас я тебе дам ее телефон и адрес.
Катя на минуту прервала наш разговор, залезла, видимо, в свою записную книжку и наконец продиктовала мне номер и адрес Ирины.
Мы поболтали еще минут пять и договорились о встрече где-нибудь дней через десять, когда я вернусь с моря, а она за это время «поработает» со своим новым Ромео по имени Вацлав, чтобы быть до конца уверенной в своей надежной будущей жизни в тихой, сытой и благополучной Чехии.
Посидев еще немного в кресле и понаблюдав за буйством молний за окном, я не спеша выпила чашечку черного кофе. Под аккомпанемент проливного дождя набрала номер телефона Лейкиной. Увы, на том конце провода меня ждали только длинные гудки…
…В тот вечер я еще несколько раз набирала номер телефона своей старой подруги Ирины, но судьба не благоволила ко мне. В последний раз я пробовала соединиться с ней где-то в час ночи.
«Наверное, где-то загуляла, женщина ведь свободная…» – подумала я, уже засыпая.
* * *
Утром следующего дня я решила поехать сразу по Ирининому адресу. Пускай встреча старых подруг будет неожиданной!
Ирина жила на самой окраине Заводского района, вдали от исторического центра города. Я поднялась на третий этаж старой панельной пятиэтажки и нажала на кнопку звонка. Увы, и на этот раз мне не повезло: за дверью царили тишина и безмолвие.
Внутренне я рассердилась на себя за собственную нерациональность и наивность. Как будто меня здесь ждали! Ну что стоило еще раз набрать номер и убедиться в том, что ее нет дома! Гнать машину через весь город, чтобы в результате торчать у закрытой двери!
Я уже собралась было уходить, как медленно открылась обшарпанная дверь соседней квартиры, и оттуда выползла толстая женщина средних лет, в бесформенном синем ситцевом платье, держащая в руках две авоськи, до отказа набитые какими-то газетными свертками.
Она подозрительно и недоброжелательно посмотрела на меня.
Эта милая пожилая дама являла собой очень распространенный в наших широтах тип женщин, которых я про себя окрестила «тетками».
Как правило, это были рано располневшие, погрязшие в быту женщины, которые разнообразят свою жизнь лишь подъездными и служебными сплетнями. Со временем они превращаются в так называемых «бабок», которые сидят на скамеечке у подъезда и всегда в курсе всех событий в радиусе ста метров от вышеупомянутой скамеечки. Если ко всему прочему они еще и не очень эмоционально устойчивы, то к старости становятся необыкновенно религиозными и в церкви неодобрительно поглядывают на молодух, осмеливающихся приходить туда с непокрытыми головами и в джинсах. В автобусах такие тетки и бабки неусыпно следят за тем, чтобы старшим уступали место; приходят в восторг от одного вида маленьких детей, считают женщин, имеющих любовников, непорядочными и полагают, что самое дорогое в жизни – это иметь однокомнатную, а лучше двухкомнатную квартиру с балконом, холодильником и серым котом на подоконнике.
Словом, передо мной явилось средоточие консервативного менталитета городской России.
Я ответила соответственно – гордым и независимым взглядом уверенной в себе женщины неполных тридцати лет. Тетка со своими авоськами уже собиралась пройти мимо меня, как что-то неожиданно удержало ее. Я решила, что ей, видимо, просто было скучно, и она вступила в разговор с незнакомым человеком.
– Вы к Ирине, что ли, пришли? – поинтересовалась она, метнув в меня любопытный взгляд.
В мои планы никак не входило общение с пожилыми соседками моей подруги, однако, чуть улыбнувшись, я ответила, чтобы не выглядеть уж совершенно невежливой в ее глазах:
– Да!
– Вы ее подруга?
Я вздохнула, подумав, что, похоже, тетка настроилась на целый допрос.
– Да, – с такой же независимой интонацией кратко произнесла я.
– Вы что ж, совсем ничего про нее не знаете? – с каким-то непонятным превосходством спросила тетка.
– А что я должна знать? – удивилась я.
Тетка поставила авоськи на бетонный подъездный пол и тяжело вздохнула.
– Беда, дочка, у нас большая приключилась, – в голосе женщины послышались нотки дежурных причитаний. – Живешь-живешь и не знаешь…
– То есть? Чего не знаешь? – не поняла я.
– Так ведь уже четыре дня как преставилась Иринка-то! – достав платочек, проговорила тетка.
Внутри у меня что-то екнуло.
– Как… преставилась? Кто… преставилась?
– Как кто? Иринка. О чем я тебе и говорю, – тетка жестом показала мне нечто, обозначающее удавку. – Такие вот дела, дочка.
– Ее задушили, что ли? – совершенно ошарашенная этой новостью, спросила я.
Мои пальцы сами собой полезли в сумочку, выискивая сигареты. Но я вовремя поняла, что дымить при этой тетке означало немедленно потерять с ней контакт: такие обычно не одобряют курящих женщин.
Соседка между тем отрицательно покачала головой.
– Са-ма, – она пристально взглянула мне в глаза. – Она са-ма… Вот грех-то какой! – тетка вытерла лоб платочком.
Буквально раздавленная услышанным, я не сразу нашлась что ответить. А собеседница моя, почти наслаждаясь эффектом, который произвела своим сообщением, тоже молчала и смотрела на меня, продолжая сокрушенно покачивать головой.
– Значит, самоубийство? – наконец выговорила я.
Вместо ответа соседка зачем-то огляделась по сторонам, хотя вокруг никого не было, и утвердительно кивнула головой.