– Благодарю, – с улыбкой кивнула я ему.
Он тоже улыбнулся в ответ.
Сан Саныч громыхал посудой на кухне и вскоре появился в гостиной, неся на блюде свое произведение. Аромат, исходивший от тушеного мяса с овощами, был изумительным, и Сан Саныч, конечно, лукавил, говоря:
– Ну, давайте перекусим, у меня все скромно, по-холостяцки.
Он совсем не был похож на своего брата: невысокого роста, плотный, коренастый, русский такой мужичок. Глубокие залысины выдавали его недюжинный ум, а короткие, казалось, неуклюжие пальцы творили чудеса как на хирургическом, так и на кухонном столе.
За ужином говорили о погоде, немного о политике, запивая все это красным вином.
Я помогла Сан Санычу убрать посуду и приготовить кофе. После этого мы с Горбински закурили, устроившись в креслах у инкрустированного столика, а хозяин сел на диване чуть поодаль.
– Джон, – продолжила я прерванный ужином разговор, – а кто из ваших друзей помогает вам в Европе?
– Если мы по каким-то причинам не можем вести дела лично, то все предварительные переговоры во Франции, Голландии и Испании ведет Фридрих Штерм, он немец, живет в Амстердаме. – Горбински положил дымящуюся сигарету в пепельницу и отхлебнул кофе.
– В Америке, кроме Бронштейна, у вас есть помощники?
– Да, Джеймс Голдсмит. Если Бронштейн занимался делами в Нью-Йорке, то Голдсмит контролировал наши операции в Лос-Анджелесе. Кстати, Голдсмит был другом Эрика, они часто встречались помимо работы.
– Бронштейн, Голдсмит и Штерм знакомы друг с другом?
– Да, мы иногда собираемся все вместе, чтобы обсудить наши планы, решить какие-то проблемы. Обычно это бывает во Франции.
– Вы занимаетесь только недвижимостью? – Я затушила сигарету. – Я имею в виду, это ваш единственный источник дохода?
– Как вам сказать… – Горбински замялся и посмотрел на Сан Саныча, который пожал плечами. – Не совсем так, то есть, я хочу сказать, есть еще один источник.
– И какой же? – Я заинтересованно посмотрела на Горбински.
– Картины, антиквариат… Но это не входит в сферу деятельности нашей фирмы.
– Это могло послужить поводом для убийства? И вообще, кому могла быть выгодна смерть Эрика?
Горбински задумался.
– Интересный вопрос… – Он немного помолчал. – Могла быть выгодна мне и Бронштейну – он совладелец нашего предприятия. Недаром в последнее время Эрик любил повторять: «Я стою миллионы». Родных, кроме меня, у него нет, его мать погибла в автокатастрофе шесть лет назад.
– Скажите, Эрик не был женат?
– Около года назад он приехал ко мне с девушкой. Звали ее Наташа Сердюкова. Эрик познакомился с ней во Франции, в какой-то галерее, она из России, интересовалась картинами. Она сразу мне чем-то не понравилась, и, когда Эрик сказал, что хочет жениться на ней, я высказал ему свое мнение. Больше этот вопрос мы не поднимали. Они уехали через неделю, и после я ее не видел. – Горбински закурил новую сигарету и откинулся на спинку кресла, положив ногу на ногу. – Я вообще-то мало интересовался его личной жизнью.
– Вы можете назвать еще кого-либо из друзей Эрика?
– Ридли Торнтон. Это, пожалуй, самый близкий его друг, хотя у Эрика был роман с его женой, но это было еще до того, как Бриджит и Ридли поженились.
– Чем он занимается?
– Вы имеете в виду Торнтона?
– Да.
– Он – владелец одной солидной картинной галереи в Нью-Йорке. У Эрика были с ним дела. Я знаю, что именно Торнтон ввел моего сына в так называемый артистический круг, помог наладить связи, завести полезные знакомства, вы понимаете? – Джон вопросительно взглянул на меня и, отведя глаза немного в сторону, продолжил: – Они задействовали некоторых российских художников, да и в Тарасове, по-моему, кто-то был, с кем они организовали картинный бизнес. Кто конкретно, не скажу, но знаю, что такие люди есть.
– Вы не могли бы поточнее описать характер их деятельности? – Я подалась немного вперед и, поставив локти на колени, оперлась подбородком на сцепленные пальцы рук. – Это было сотрудничество между галереями, артелями художников, отдельными их представителями, частными лицами или, скажем, вывоз картин?
– Ничего конкретного сказать не могу, я не интересовался этой сферой деятельности моего сына, может быть, зря… – с тоскливой неуверенностью протянул Джон.
– Может быть…
Тут встрял Сан Саныч:
– По-моему, пора выпить, как вы считаете?
Джон устало перевел глаза на Сан Саныча и невесело усмехнулся:
– Плесни чего-нибудь, ты ведь не отвяжешься.
Я подождала, пока Сан Саныч не спеша поднялся, подошел к бару и, снова достав бутылку виски и стаканы, наполнил их.
– Я не разбавляю. Если хотите, принесу минералки.
Отказавшись от минералки, мы с Джоном продолжили диалог.
– Вне всякого сомнения, вы знаете адвоката Эрика, или он у вас был один?
– Нет, у него был свой адвокат, Барли Кеннет. Его контора находится в Нью-Йорке на Манхэттене. Угол Кросби и Брум-стрит.
– А вы не в курсе, у Эрика есть завещание?
– Конечно, есть, но я еще не успел с ним ознакомиться, все случилось так неожиданно. – Голос Джона дрогнул, он сделал большой глоток виски и, поморщившись, поставил стакан на стол.
– Эрик был вашим единственным наследником?
– Единственным, – лаконично ответил Горбински и закурил.
– Вы долго пробудете в Тарасове? – спросила, подводя черту нашему затянувшемуся разговору.
– Все зависит от того, как управлюсь с делами. Думаю, дня два-три.
– Если у меня появятся еще какие-то вопросы, я свяжусь с вами, а сейчас позвольте попрощаться. – Я поднялась с кресла.
Сан Саныч, зная, что я не боюсь ходить одна по вечерам и при необходимости могу за себя постоять, все же спросил из вежливости:
– Таня, может, я провожу тебя?
– Спасибо, Саныч, я сама, здесь пять минут езды, я возьму машину.