Смерть наяву

Я навострила глаза и разглядела самолет, приземлившийся не на центральной полосе, как я рассчитывала, а где-то в отдалении. Пришлось бежать под дождем к отстойнику, расположенному метрах в пятидесяти, – оттуда должны были выпускать пассажиров рейса с номером, который совпадал с числом антихриста, вычисленным в Апокалипсисе.

Сквозь пыльные стекла отстойника я видела летное поле, по которому медленно катил желтый автобусик, набитый пассажирами.

Он неуклюже притормозил возле распахнутой настежь двери. Находившиеся внутри автобуса вынуждены были ухватиться за поручни и друг за друга, чтобы не повалиться вслед за своими вещами – с прицепленных сверху навесов уже летели на пол водруженные туда сумки.

Голицын вывалился из двери, сдержанно матерясь. Он пошарил взглядом в скудной толпе встречающих, демонстративно пожал плечами и направился к отделению, куда должны были доставить багаж.

Роальд Голицын был весь в коже – широкий черный плащ, коричневые брюки, крепкие башмаки. Венчала все это серая широкополая шляпа из того же материала.

Я решила не окликать его прилюдно и быстро последовала за Голицыным, стараясь догнать его – Роальд вышагивал широко, четко, словно солдат, – вероятно, был сильно рассержен.

– Здравствуйте, я Женя Охотникова, – тихо проговорила я, поравнявшись с Роальдом.

Он остановился, посмотрел на меня, чуть сдвинув с переносицы темные очки с широкими круглыми стеклами, и внятно произнес:

– А пошла ты…

Хорошенькое начало!

Мне пришлось ухватить Роальда Голицына за рукав и произнести только одну фразу, чтобы привести бывшую кинозвезду в чувство:

– Передайте Симону Ароновичу Костякову, что наш договор расторгнут.

И демонстративно повернулась к нему спиной, намереваясь отправиться восвояси.

Теперь догонять меня пришлось Голицыну. Впрочем, я позволила ему сделать это, чуть сбавив темп ходьбы. Роальд чуть тронул меня за плечо и, аккуратно приостановив, загородил мне дорогу.

– Миль пардон, мадам! – проронил он, приподняв шляпу с широкими полями. – Я думал, что вы из этих… повернутых фанаток.

– Извинения принимаются, инцидент исчерпан, – довольно сухо сказала я Роальду. – Давайте-ка вернемся за вашим багажом.

– Я не думал, что вы окажетесь… э-э… женщиной, – пояснил Роальд, пока мы возвращались к багажному отделению. Костяков сказал, что меня встретит охранник Женя, ну и я подумал, что будет мужик.

– Вы разочарованы?

– Н-ну почему? – прищелкнул языком Голицын. – А вы справитесь? Шучу-шучу…

Когда два чемодана были транспортированы пыхтящим носильщиком к моему автомобилю, произошел довольно любопытный эпизод.

Роальд распахнул дверцу жука – «Фольксвагена» и уже занес ногу, как неподалеку – из кустов справа – я заметила мгновенное зарево фотовспышки.

Кусты зашуршали и смолкли. Тут же послышался шум мотора и промелькнул мотоцикл, оседланный молодым человеком, лицо которого скрывал шлем.

– Вас сфотографировали, – мельком заметила я, садясь за руль.

– Как? Кто? – недовольно сморщился Роальд. – Что все это значит?

– Как? Фотоаппаратом, вон из тех кустиков. Кто? Парень с мотоциклом. А все это значит, что из сегодняшних газет жители области узнали о вашем приезде, – ответила я, выруливая на магистраль.

Голицын театрально застонал, прижав пальцы к вискам. Затем снял очки, протер покрасневшие глаза и, прильнув к стеклу, начал рассматривать местность, по которой мы проезжали, комментируя увиденное:

– О, как тут все отстроили! Не узнать! Смотрите-ка, и «Мост-банк» у вас есть!

Он обернулся ко мне и серьезно спросил, поглядев мне прямо в глаза:

– А ведь меня могли не только сфотографировать. Оптический прицел, глушитель – и все. Пишите письма на тот свет.

– Ну зачем же так мрачно? – отозвалась я. – Вас любят. А тех, кого любят, убивают редко. Это нетипично для наших широт.

– Вы просто не знаете, – снисходительно покачал головой Роальд. – Даже не представляете себе, в какой клетке нам приходится жить.

– За все надо платить…

– Что? Ах да, конечно! – Роальд снова вернулся к изучению заоконных пейзажей.

Сосредоточенно рассматривая проносившийся мимо город, Голицын походил на иностранца, которого черт занес в деревушку, где он имел несчастье когда-то родиться – давным-давно, почти в другой жизни.

– Роют и роют, – сокрушенно покачал он головой, когда мы осторожно проехали мимо неогороженной канавы. – А потом дома падают.

– Они не только падают. Они еще и взрываются, – добавила я.

– У вас тоже? – недоверчиво спросил Роальд. – Хм, однако, тенденция…

Мы миновали спуск и теперь неслись по шоссе, выходящему на центральные улицы города.

– Нам куда? – осведомилась я, тормозя у светофора. – Как я понимаю, к родителям.

– Угу, это вроде недалеко, – кивнул Роальд. – Сейчас я посмотрю…

Он порылся в своей сумке и достал органайзер, из которого извлек помятый листок.

– Коммунистическая, шесть, – торжественно произнес он. – Кажется, в центре?

– Уже Столыпина, – отозвалась я, выруливая налево и направляясь в район набережной. – Пять лет как переименовали.

– Правда? – удивился Роальд. – Что ж, похвально. А у нас только в исторической части города прошлись по названиям, дальше руки не дошли.

– Вы, видимо, давно не бывали в наших краях? – осторожно спросила я.

– Года два или три, – рассеянно ответил Роальд. – А что?

– Так… А что же вас на этот раз потянуло? Ностальгия заела?

Голицын даже расхохотался. Впрочем, смех быстро затих, и Роальд уставился на меня с явным неодобрением – он вспомнил, кто я по статусу.

– Слушайте, а почему вас это вообще интересует? – раздраженно спросил он. – Почему я должен вам что-то объяснять?

– Да нет, как хотите, – спокойно пожала я плечами. – Мне, в общем-то, все равно.