Жаркая вечеринка

В коридоре было отвратительное освещение, пахло сыростью и вениками.

Миновав комнату отдыха, я оказалась в предбаннике и остановилась перед двумя дверями, обитыми деревянными рейками.

– Парные здесь? – строгим голосом спросила я парня.

– Угу, – промычал он.

– А эти двери куда ведут?

– Здесь бассейн, – указал он на стеклянную дверь, – а там душ.

Я заглянула в парные, втягивая ноздрями сухой горячий воздух. Неплохо было бы здесь засесть на некоторое время – я уже начала согреваться, но легкий озноб все еще бродил по телу. Испустив вздох сожаления, я открыла стеклянную дверь и ступила на кафельную плитку. В тускло освещенном помещении бассейна мои шаги отдавались четким эхом.

– Иди погуляй пока, – я обернулась к патлатому, – если понадобишься, я тебя позову. Как тебя кличут-то?

– Колей, – вяло отозвался мой сопровождающий.

– Иди, Коля, отдыхай, я скоро.

Коля снова почесал затылок и, пробубнив что-то нечленораздельное, флегматично поплелся назад.

Пройдя вдоль бассейна, в котором едва шевелилась зеленовато-голубая вода, я свернула направо, огибая заднюю стену сауны, и оказалась перед белой узкой дверью с надписью «массажная». Направо шли туалетные и душевые кабинки. Оставив их позади, я остановилась у комнаты отдыха.

Интересная планировка: никаких тупиков и из любого помещения можно пройти куда угодно. Спаренная сауна являлась центром, вокруг которого располагались бассейн, массажная, туалет, душ, комната отдыха и две сообщающиеся с ней раздевалки.

Убийца мог попасть в бассейн откуда угодно: из любой раздевалки, из парных, из комнаты отдыха, а также из туалета и душевой. Ситуация, как в романе Агаты Кристи, – убийство в замкнутом пространстве. Я не могла наблюдать за участниками вечеринки ни до, ни после трагедии, и временной ориентир – крик Беркутова, – от которого можно было бы протянуть нить расследования, был довольно зыбок. Дело в том, что установить точное время, когда Беркутов увидел мертвого Грушина, было практически невозможно. Можно было лишь с разной долей вероятности делать предположения о местонахождении в этот момент каждого из участников вечеринки.

Конечно, можно опросить всех по отдельности, но я сомневалась, что смогу по их рассказам воссоздать четкую временну?ю картину.

Сколько прошло времени с момента смерти Грушина до того, как Беркутов обнаружил труп и поднял тревогу?

Убийца мог выследить Грушина, утопить его и, оставшись незамеченным, оказаться где угодно.

Я присела на широкий кожаный диван в комнате отдыха, пытаясь собраться с мыслями.

У кого есть надежное алиби? У Ступина с Верещагиным есть. При условии, что они не сговорились. Хотя какие могут быть общие дела у слесаря с кандидатом в депутаты? Можно, конечно, сделать предположение, что Верещагин подкупил Ступина, чтобы тот подтвердил, что они были вместе, но чем-то мне эта версия не нравилась.

У других вообще нет никакого алиби, но у многих скорее всего нет и явного мотива. Да, задачка не из простых!

Говоркова. Мотив как будто имеется, но могла ли она сделать это чисто физически? Женщине, если она не владеет специальными приемами, справиться с мужчиной довольно сложно. К тому же у Лидки была надежда, что ее состоятельный покровитель поможет ей.

Беркутов. Мог ли он убить? В школе он не выделялся никакими особенными талантами, учился ровно, но в отличники не стремился. Не был ни добрым, ни злым. Для того же, чтобы утопить человека, нужно основательно на него разозлиться.

А если принять во внимание его развод с Купцовой и то обстоятельство, что в последнее время Ольга жила с Грушиным?

Но ведь со времени развода прошло уже два года, и если бы Беркутов хотел отомстить, то, наверное, сделал бы это раньше. Или он все это время копил обиду и, воспользовавшись предоставившимся случаем, в лице Грушина отомстил сразу всем своим обидчикам? Судя по школьным годам, он не был злопамятным, но люди со временем меняются, а десять лет – срок немалый.

Закурив, я поднялась с упругого дивана и направилась к выходу.

Откуда ни возьмись появился Коля и с упреком посмотрел на дымящуюся сигарету в моей руке.

– Проверяла тягу, – объяснила я ему, – все в порядке.

Он услужливо распахнул передо мной дверь.

– Акт проверки получите по почте, – сухо сказала я и спустилась с крыльца.

* * *

Я сидела за рулем «девятки» и смотрела на проносящиеся мимо корявые стволы обнаженных деревьев, серые фасады домов, грязные сугробы, наподобие китайской стены отделяющие тротуар от дороги, и строила предположения, как встретит меня Купцова. Въехав во двор, заваленный снегом, я с трудом нашла где приткнуться.

Лифт поднял меня на четвертый этаж.

– Кто там? – раздался из-за двери недовольный, заспанный голос.

– Иванова Татьяна, я училась вместе с Грушиным.

Щелкнул замок, и дверь открылась. На пороге я увидела стройную блондинку в коротком атласном халате. Ее большие, слегка асимметричные глаза уставились на меня с немым вопросом.

– Мне нужно с вами поговорить, – как можно любезней произнесла я.

– Это срочно?

– Да, и, мне кажется, это в ваших интересах.

– Вот как? – вскинула она прихотливо изломанные брови.

– Я расследую обстоятельства смерти вашего… э-э… Грушина Артема.

– Проходите, – устало сказала она и посторонилась, пропуская меня.

Пристроив куртку на вешалке, я прошла в просторную гостиную, выдержанную в бежево-абрикосовой гамме. Ничего лишнего: комплект мягкой мебели, книжные полки, дорогая аппаратура, журнальный столик со стеклянной поверхностью, в углу – небольшая тумбочка, на которой стоял симпатичный грибок настольной лампы, на окнах – светлые жалюзи. Пол застелен ковром, около подоконника в двух кадках сверкали упругими глянцевыми листьями фикусы.

– Садитесь, – Купцова указала на большой диван с плавно изогнутой спинкой. – Хотите выпить?

– Нет, спасибо, я за рулем, – ответила я, занимая предложенное место.

– А я выпью, – безразлично сказала она.

Она подошла к бару, плеснула в рюмку коньяка и, заправив за уши светлые выбившиеся пряди, села в кресло напротив меня. Я заметила, что руки ее дрожат.

– Вы что же, частный детектив? – спросила она как-то равнодушно.

– Вроде того.

– Так что же вы хотите узнать?

Она говорила медленно и спокойно, такая манера речи меня устраивала.