Чудовище Карнохельма

Встала, растерла руки. Фыркнула, пытаясь выбросить из головы странный сон и незнакомца. И с чего мне вообще снится тот, кого я в жизни не видела? Вот почему в мои сновидения не приходит Гудрет? Добрый, улыбающийся Гудрет, пахнущий булочками! Так нет же, ни разу не приснился! Зато стоит сомкнуть глаза – и рядом не пойми кто! Да еще и руки тянет, негодяй!

Чихнув снова, я побрела к выходу, чтобы справить нужду, а также забрать мешок с едой. Покосилась, пробираясь мимо, на хёгга. Чудовище лежало в той же позе, но пока дышало. С трудом, но дышало.

Выбравшись на заснеженную площадку, я сделал глубокий вдох. И замерла, пораженная открывшейся картиной. За ночь на утес навалило столько снега, что я провалилась по колено. Казалось, зима не подходит к концу, а в самом разгаре. Огромное красное солнце медленно выползало из-за гор, разукрашивая мир в розовый, оранжевый, золотой и багряный цвета. Вода лежала тихая и почти неподвижная, скалы укутались прозрачной сизой дымкой, словно нареченные – пологом. А воздух – вкусный, холодный, чуть сдобренный ноткой соли и хвои – хотелось пить огромными глотками, впитывая в себя и это тяжелое северное море, и полосатое небо, и присыпанные снегом камни. Глотать хотелось торопливо, одергивая себя, чтобы растянуть удовольствие, как бывает с самым вкусным, самым сладким вином. И ощущать, как кружится голова, а тело наполняется необъяснимой радостной легкостью…

Фьорды… Пугающие и притягательные фьорды…

Потянувшись всем телом и прочувствовав каждую мышцу, я попрыгала на утесе, согреваясь. И заставила себя снять меховой плащ. Расстелила его на снегу, хорошенько выбила, пытаясь избавиться от черной угольной пыли. Потом растерла снегом лицо и руки, рыча по-звериному от колючих льдинок. К сожалению, краска, которую мне нанесли перед наречением, оказалась особо стойкой, размазать я ее сумела, а вот стереть полностью – нет. На пальцах каждый раз оставался липкий смоляной след. Жутко хотелось искупаться, но, увы, пока об этом можно было лишь мечтать. В голове возникла лавандовая ванная комната из моего дома, белоснежные пушистые полотенца, стеклянная полочка, уставленная розовыми ароматными баночками… Но поморщившись, я выкинула этот образ из головы. Какой смысл себя изводить? Дом остался в другом мире, за непроходимой пеленой Тумана. И я больше никогда туда не вернусь. Сожаление и страх кольнули сердце. Решение сбежать было непростым, но сделанного не вернешь.

Теперь я здесь, на фьордах.

Посмотрела на темный лаз в пещеру. И фыркнула. Пленница, заключенная в пещере с чудовищем!

Ничего, я что-нибудь придумаю и выберусь отсюда! Обязательно!

Расплела грязные, черные от сажи и грязи волосы, морщась, расчесала их пальцами. Туго заплела пряди, стараясь не думать о том, что у меня сейчас на голове. И что занимательного мог увидеть незнакомец из сна в таком чучеле, присыпанном золой? Впрочем, он ведь лишь плод моего воображения и расшалившихся желаний!

Поприседав и помахав руками и ногами, чтобы согреться, я снова завернулась в мех, а потом вытащила мешок с продовольствием. Сыр от холода задубел, а лепешка засохла. Но я старательно пережевала и то, и другое, зажевала иголками с ели и почистила зубы все тем же снегом.

– Даже в самой непредсказуемой ситуации женщина из рода Вилсон должна оставаться благородной дамой, быть опрятной и ухоженной, – передразнивая любимую фразу одной из тетушек, проворчала я. И посмотрела на свои руки с траурной каемкой под обломанными ногтями. Без горячей воды и мыла избавиться от золы на всех частях моего тела оказалось просто невозможно. – Боюсь, бабуля, ты никогда не ночевала в куче золы наедине с драконом! Благородство сдалось под гнетом обстоятельств. И угольной крошки! – хмыкнула я почти весело.

В конце концов, я все еще жива, цела и здорова, так что ни к чему унывать!

Вернув на место под камнем остатки продовольствия, я решила исследовать утес. В поперечнике он составлял около пятидесяти шагов, с боков площадку подпирали скалы, кое-где поросшие мхом, какими-то синими ягодами, которые я не рискнула пробовать, и молодыми сосенками. На одной из них я и заметила птицу. Она сидела так неподвижно, что почти сливалась с пейзажем и заснеженной скалой. И лишь когда голова с круглыми глазами слегка повернулась, я удивленно уставилась на огромную сову. Удивительная птица была значительно крупнее обычной совы, белое оперение с редкими черными пестринками делало ее практически незаметной. У нее были круглые и странно разумные глаза, маленький загнутый клюв и мощные косматые лапы, легко удерживающие птицу на ветке.

Я сделала осторожный шаг в сторону, и совиная голова повернулась, как на шарнирах, следя за мной.

Но стоило подойти ближе, и белые крылья легко подняли хищницу в воздух, и сова скрылась за скалой. Я со вздохом посмотрела ей вслед. Хотела бы и я иметь крылья!

И кинув еще один взгляд на рассветные фьорды, вернулась в пещеру.

Глава 8

Хёгг так и не двинулся со своего места. Но когда я бочком втиснулась в наше совместное пристанище, его крылья трепыхнулись, а пасть приоткрылась. Я потопталась на месте, размышляя. Означает ли это, что чудовище желает перекусить? Надеюсь, не мною…

Впрочем, обессиливший монстр больше не двигался. Глаза его были затянуты пленкой, вокруг них образовались какие-то сухие наросты. Похоже, хёгг просто не мог видеть… Он теперь такой же слепой, как и я без своих очков.

Предательской жалости внутри стало больше.

– В меню пока только снег с лекарствами, – тихо сказала я. – Надо было есть вкусного барашка, а не размазывать его по полу.

Подхватив железный ящик, я собрала снега и повторила вчерашнюю процедуру. Сунуть посудину в сугроб, зачерпнуть побольше, добавить антибиотиков и общеукрепляющих снадобий, высыпать холодные комки в приоткрытую пасть. На всякий случай отпрыгнуть. Посмотреть на вяло дергающийся хвост. И – заново. Не знаю, был ли в том, что я делаю, хоть какой-нибудь смысл, но дракон все еще дышал.

От работы я согрелась настолько, что даже сняла меха. И после очередной порции странного лекарства, отправленного в пасть дракона, привалилась к стене, чтобы отдохнуть.

Чудовище мелко вздрагивало и втягивало воздух. Засохшая корка на веках не позволяла ему видеть и, сжав зубы, я снова притащила посудину со снегом, поставив на тлеющие угли, чтобы растопить. Щурясь, как слепая мышь, в очередной раз просмотрела уцелевшие склянки и пузырьки и обрадовалась, разобрав на бутыли названия трав. О том, что я собираюсь делать, старалась не думать. Возможно, я совершаю глупость и лучше не подходить лишний раз к хёггу. Но его глаза не давали мне покоя. Всю жизнь страдая от плохого зрения, я как никто понимала желание видеть. И отчаянное бессилие от осознания, что это недоступно.

На моих очках одно стекло пришло в негодность, так что смотрела я через оставшееся и пыталась отогнать ужасающую меня мысль о грядущей слепоте. Что я стану делать, если и второй окуляр разобьется? Я ведь буду совершенно беспомощна! А мне еще надо добраться до Варисфольда…

Прикусила щеку до боли, чтобы прогнать жуткие мысли.

– Я не сдамся. Я справлюсь, – прошептала себе под нос.

И снова посмотрела на затянутые коркой глаза хёгга. А потом решительно вытащила пробку из склянки.

– Глупая жалостливая Энни, – проворчала я, смешивая теплую воду с настоем трав.

Отставила посудину и осмотрелась. Хёгг лежал неподвижно, но чтобы добраться до его глаз мне понадобится опора. Пыхтя, я подтащила к драконьей голове несколько ящиков, поставила один на другой. С сомнением осмотрела конструкцию. И полезла наверх, прижимая к себе разведенный настой и тряпку, оторванную от моего же платья.

Ящики подо мной скрипнули, но устояли. А драконья макушка оказалась на расстоянии вытянутой руки! Сглотнув ком в горле, я смочила лоскут и приложила его к левому веку хёгга. Чудовище не шелохнулось. И уже смелее я снова смочила тряпку и попыталась протереть драконий глаз. Повторить процедуру пришлось несколько раз, но когда веки освободились от корок, я с гордостью осмотрела свою работу.

– Вот, теперь неуклюжую Энни можно назвать спасительницей драконов! – пробормотала я. – А что, неплохое звание, да? Точно лучше чем «семейное посмешище» или «Ошибка Вильсон»!

И лишь сейчас увидела, что мутная пленка поднялась, а хёгг смотрит на меня. У него были пугающие радужки желто-серого цвета и узкие кошачьи зрачки. А взгляд внимательный, пристальный. Я неловко переступила ногами, и голова дракона переместилась, чтобы не упускать меня из вида.

Моя шаткая опора дрогнула, и я вместе со всеми ящиками грохнулась вниз, болезненно приземлившись на земляной пол! Взвыв, вскочила, шарахнулась в сторону. Драконье крыло дернулось, загораживая мне выход.

Я похолодела. Вот так и лечи это чудовище!

Отступила в темноту пещеры. Медленно и неповоротливо хёгг тоже развернулся. Открыл пасть. И зарычал!

Я кубарем отлетела, спряталась за ящиками, пытаясь успокоить хриплое дыхание. Хёгг тяжело топал где-то у лаза, ударялся о стены шипастый хвост. И снова рык! Я присела, закрыла уши ладонями. Железный ящик со звоном ударился в стену. Что не нравится этому чудовищу?

– Я пытаюсь тебя лечить! – крикнула я. – Прекрати все ломать!

В ответ своды пещеры дрогнули от рычания. Эхо ударило по ушам, и я забилась в угол, трясясь от страха. Боги! Да этот монстр меня просто сожрет! На что я надеялась? Очнулась зверюга и теперь ищет чем закусить! И зачем я его пожалела?

Железный ящик, за которым я спряталась, отлетел в сторону. Голова дракона возникла совсем рядом, и, взвизгнув, я поползла вдоль стены, не в силах даже вскочить. Ладонь попала на острый уголек и взвыла я уже в голос. Дракон ответил рыком, от которого, кажется, сотряслись стены. А ведь с утра еще прикидывался дохлым! Змеюка!

Доползти до укрытия я не смогла, путь прекратила когтистая лапа. И снова совсем рядом возникла драконья башка. Я зажмурилась, ощущая на лице дыхание чудовища. От ужаса волосы на голове встали дыбом, а вдоль хребта скатилась холодная капля пота. И стало обидно, что меня вот так бесславно и прозаично сожрут. Ни тебе свадьбы, Энни, ни тебе дома у моря, ни булочек на завтрак. Пасть драконья и его же утроба – вот твоя судьба!

От понимания, что терять все равно нечего – куда бежать-то? – я оттолкнула ладонями горячий драконий нос, лихорадочно втягивающий воздух рядом со мной.

– Пошел вон! Кыш! Место!

Хёгг рыкнул. И слегка отодвинулся. Я привалилась к стене, дрожащей рукой вытирая со лба испарину. Чудовище не двигалось. Во тьме пещеры я уже не видела его глаз, но была уверена, что смотрит дракон на меня. Правда, попыток мною закусить он пока не делал.

А потом хёгг нервно ударил хвостом и тяжело опустился на пол. Замер.

– Устал, верно, пугать несчастную переселенку, – сердито прошептала я, чтобы хоть как-то взбодриться. Вот только что делать дальше? Чудовище загородило мне проход и чтобы пробраться к выходу, нужно перелезть через чешуйчатый и шипастый хвост! Да меня же удар хватит, как любила выражаться тетушка Хло!

Я замерла на месте, слепо таращась во тьму. Очертание драконьей туши угадывалось смутным силуэтом. Хёгг тоже замер, лишь его сиплое дыхание указывало, что чудовище живо. Не знаю, сколько я так просидела, но скоро начало урчать в животе, напоминая о простых человеческих радостях, таких, как еда и вода.

Дрожа и сжимая зубы, чтобы не взвизгнуть, я подкралась к хёггу. Постояла, напряженно всматриваясь и пытаясь понять степень угрозы. Но дракон не шевелился. Может, устал и уснул? Кстати, надо поискать в ящиках снотворное, а то мало ли… и почему эта дельная мысль не пришла мне в голову раньше?

Драконий хвост перегородил выход, и, отчаянно выдохнув, я перевалилась через него, примерившись между двумя шипами высотой с копье. Руки ощутили гладкость и нездоровую горячечность сухой чешуи. Жирный налет сажи остался на ладонях. Но чудовище так и не двинулось с места, даже когда я по своей неуклюжести врезала по шипу ногой. Хотя, возможно, хёгг в своей бронированной шкуре этого даже не заметил.

Я вылетела из пещеры и присела, судорожно дыша. Вытерла лицо и руки снегом, сунула ледышку в рот.