Хёгг не пошевелился.
Снова приблизившись, я скатала еще комок, засунула в пасть зверя. И еще. И снова. Пока ящик не опустел. Чудовище не двигалось. И, кажется, уже не дышало.
– Не умирай, – отчаявшись, протянула я. – Дыши, ну же! Ты можешь! Ты точно можешь сделать еще один вдох, слышишь? Ты обязан его сделать! Ну пожалуйста! Слышишь меня? Попытайся! Не смей умирать, понял?!
Бесконечно долгое мгновение ничего не происходило. А потом хёгг слабо сглотнул. Часть снега вывалилась наружу, но часть он все-таки проглотил. Крылья вяло трепыхнулись. Я же подпрыгнула и, выскочив наружу, нагребла еще один ящик снега. Пыхтя, как груженый паровоз, втащила его в пещеру, насыпала и налила лекарств. На такую тушу, как это чудовище Карнохельма, надо целый вагон снадобий!
Надеюсь, хёгг не захлопнул пасть!
Но нет. Драконий язык – бледный, в сером налете, по-прежнему безжизненно лежал меж клыков. Дальше я катала комья, засовывала в пугающую глотку, снова катала и снова засовывала!
– Давай же, глотай, – бормотала я. – Ты сможешь, слышишь? Еще разочек! Ну ладно, два разочка… Глотай, ну же! Не знаю, что я делаю, мне очень страшно, но у нас с тобой нет выбора, понимаешь? И ты не такой уж безобразный… глотай, прошу тебя!
Я несла всякую чушь, подбадривая себя болтовней и с трудом удерживая торжествующий вопль, когда хёгг все-таки сглатывал! Ему это давалось с трудом, мучительная судорога пробегала по длинному телу и дугой распирала грудную клетку. Но он все же глотал!
Еще несколько ящиков, полных белых ледяных комков, исчезли в утробе чудища. Я окончательно взмокла и так устала, что ноги начали дрожать. А когда ящик вывалился из рук, поняла, что пора сделать передышку. Сколько снега я сумела затолкать в нутро хёгга?
Зверь так и не двинулся с места, даже глаза не открыл, но я слышала его вдохи – тяжелые и редкие. Но они были!
Мое тело тряслось от нервного потрясения и усталости. Разворошенные угли почти погасли, и в пещере стало ощутимо холоднее. Из последних сил я нагребла кучу, свалила сверху остатки тряпок. И, завернувшись в шубу, легла на золу. Лучше я стану похожей на ведьму из моих детских сказок, чем замерзну во сне.
Проваливаясь в тяжелый, нервный сон, успела подумать, что надо было поесть… Но сил на то, чтобы встать, уже не осталось.
Глава 7
…Свет лился откуда-то сверху – голубовато-желтый, теплый, какой-то летний. И его лучи мягко обрисовывали фигуру сидящего рядом со мной мужчины. Высвечивали контур широких плеч, рельеф груди и ребер, ткань штанов и босые ноги. Обводили золотом голову и пряди темных волос, подчеркивали ровный нос, упрямый подбородок, чувственные губы и родимое пятнышко на щеке.
А вот глаза прятались за светом. И взгляд незнакомца – тоже.
Но я точно знала, что он меня рассматривает. Впрочем, на кого еще можно смотреть в моем собственном сне? А в том, что это сон, я совершенно не сомневалась. Ощущение было странным, я понимала, что происходящее нереально. И в то же время… это отличалось от обычных мутных сновидений. А незнакомец рядом казался до пугающего… живым!
Я так явно ощущала его тепло, его запах – легкий, свежий, пряно-мужской, его дыхание. И его пристальное внимание. Взгляд, скользящий по моему лицу, изучающий его пристально и остро, опускающийся ниже – на вырез грязного платья, на обнаженное плечо, на складки шубы до места, где меховые полы открывали колени. Тоже грязные, кстати. И сбитые. В ссадинах и синяках.
И всю эту красоту незнакомец с интересом рассматривал.
Не выдержав, я потянула ткань плаща, закрываясь. Столь пристальное внимание пробуждало внутри непонятное, тянущее чувство. Маетное и немного пугающее…
Мужчина тихо выдохнул. Воздух коснулся моего виска. Словно незнакомец действительно был совсем рядом. Словно он действительно был. И стоит лишь протянуть руку…
Руку протянул он. Очень медленно. В странном призрачном свете я четко рассмотрела крепкую ладонь с длинными пальцами и коротко обрезанными ногтями. У запястья темнели какие-то знаки, образуя рисунок-браслет. Кончики пальцев невесомо коснулись края моей шубы на груди. Словно хотели ее отодвинуть.
И мы оба застыли – я и незнакомец. Каждый с изумлением ждал действия другого. Нереальность происходящего смешивалось с запредельной живостью ощущений. И томление внутри усилилось, переходя в жар. Я увидела, как дернулось горло мужчины над краем черного обруча. И мельком подумала, что уже видела такое странное украшение. На одноглазом Бенгте… Зачем они носят такие кольца?
Какой удивительный сон…
***
Темная Дева снова явилась внезапно. Мгновение назад пещера пустовала. Он стоял спиной, когда ощутил легкое движение воздуха и новый запах, нитью скользнувший в устоявшемся мареве нижнего мира.
Повернулся рывком, но совершенно бесшумно, уже зная, что увидит. Вернее – кого.
И точно.
Темная Дева свернулась на мехах.
Подошел ближе, присел, рассматривая с удивлением. Каждый знает легенду о том, что воинов в нижнем мире ждет Темная Дева. Блудница и нечестная жена, охочая до наслаждений распутница, которую наказали перворожденные хёгги. Темная Дева не может покинуть промежуточный мир, так и остается в нем вечность, ублажая честных воинов. Каждого обязана обласкать и одарить своим телом.
Только вот ему Дева досталась какая-то странная.
Ну то, что темная – понятно. Грязь бесчинств и разврата въелась в ее кожу черной сажей. Одета блудница в рваное платье нареченной – вечное напоминание о ее позоре и предательстве. По подолу вьются узоры хёггов, чтобы вечность помнила о тех, кто ее наказал. Вот только дева не ждала воина в соблазнительной позе, а спала! Свернулась на меховом плаще и посапывала!
Он присел рядом, с холодным интересом рассматривая лицо, скрытое за завесой спутанных темных волос. На носу блудницы блестели странные круглые стеклышки, но что это такое, Рагнвальд не знал. Так что лица толком видно и не было.
Словно почувствовав чужой взгляд, блудница тихо засопела и проснулась. Моргнула, уставилась на него. И снова странность. Взгляд ее не сочился патокой, не завлекал. Скорее, он был удивленным, немного испуганным, а еще – любопытным. Так смотрят мелкие беззащитные зверьки, когда им протягиваешь кусок мяса.
Он тоже протянул – ладонь. Тронул край шубы, подвинул. Не то, чтобы сильно желал рассмотреть Темную Деву, да и о плотских утехах совсем не думал, но все знают, что от подарков перворожденных нельзя отказываться. У блудницы свое искупление, у него – свое. Откажется – и обоим будет плохо.
К тому же Дева оказалась юной. Можно сказать – повезло. Воины после кувшина вина иной раз смеялись, что тем, кто нагрешит в этом мире, за чертой хёгги пошлют беззубую старуху и придется принять такой дар!
А Рагнвальду вот повезло. Ему послали блудницу молодую, пусть и странную. На лицо он больше не смотрел, сосредоточившись на теле. Отвел края шубы, провел пальцем от шеи до высокого навершия женской груди. Погладил медленно. Остановился. Собственное тело потяжелело против воли. Желание хлыстом огладило спину и жгутом свернулось в паху. Грудь у Темной Девы была налитая, высокая. Такая, что хотелось сжать ладонью, разодрать грязное платье, увидеть. Какого цвета ее навершие?
От мыслей и ощущений перехватило горло.
Блудница не двигалась, лишь вздрогнула, когда он опустил руку ниже. Коснулся ее бедер, скрытых складками скользкого шелка, потянул наверх.
Губы пересохли. От вожделения – неожиданного, яркого и острого – закружилась голова. А поначалу ведь разозлился такому дару перворожденных… Хотел отказаться, мимо пройти… А сейчас…
Снова провел рукой – от плеча Девы до сжатых бедер – и, заведя ладонь за ее спину, дернул на себя. Блудница тихо охнула, словно от испуга. Словно и правда – он самый первый. Ее нежное, сочное тело дрожало, как будто Дева боялась.
Изогнувшись в его руках, соблазнительница повернула голову.
– Кто ты? – прошептала она.
И… исчезла.
***
Я очнулась.
Передернула плечами, протерла глаза. Сняла и снова надела очки – я заснула прямо в них. Сон, странный, пугающий, но в то же время возбуждающий – слетел, и я изумленно села, осмысливая. Почему мне снова приснился незнакомец? Ильх, которого я никогда в жизни не видела, но чьи прикосновения все еще ощущаю на своем теле! Разве так бывает?
Нет, я, конечно, слышала о сновидениях, которые почти неотличимы от реальности, но сама ни разу подобного не испытывала! И вот сейчас, в этой жуткой пещере, смогла ощутить! Может, мой бедный уставший разум таким образом защищается от потрясения? Или воображение расшалилось, после того, как я насмотрелась на обнаженные торсы ильхов?
Я покраснела, вспомнив, как незнакомец во сне по-хозяйски, собственнически привлек меня к себе. Словно имел на это право! И на лице его было странное выражение, желание пополам с… недовольством? Точно! Какой все же странный сон!
Вздрагивая и качая головой, я еще раз протерла очки, тщетно надеясь, что трещина со стекла исчезнет. Вернула на нос. И несколько раз смачно чихнула. А потом и вовсе раскашлялась!
Кажется, пора выкинуть из головы всяких воображаемых ильхов и приняться за лечение. Сначала себя, а потом и дракона. Хёгг натужно дышал на прежнем месте.