Подошел я исключительно от недовольства. Этот голос и сама несуразная фигура у реки как–то нарушали гармонию этого места, мне хотелось поскорее стереть эту несуразность и снова погрузиться в бурление потока, отражение и одиночество, в котором я пребывал. Мальчишка все портил. Он застыл на самом краю гранитного парапета, так что я всерьез подумал, а не дать ли ему пинка. Один толчок, и парень свалится в воду, а река унесет его вниз по течению, на земли летнего протектората. Там, возможно, и выберется, хотя его дальнейшая судьба меня совсем не интересовала. Достаточно уже того, что его не будет здесь, в этом месте, давно облюбованном мною для уединения.
– Нет, вы что, глухой? Или не шибко умный? – Мальчишка, не подозревая о моих мыслях, кажется, сердился всерьез. Даже голос стал тоньше и звонче. – Возьмите вон ту палку и засуньте в дырку!
– Зачем? – Я покосился на мокрую и склизкую ветку, точно не собираясь брать ее в руки.
– Там мрак! Ну что непонятного? Ткните с той стороны, а я здесь поймаю! Да не спите вы! Ау, утро на дворе, солнце светит в левый глаз! Парам–пам– пам!
Я хмыкнул. В воду. Определенно. Мозги заодно прочистит: кажется, там опилок предостаточно. Шагнул ближе, намереваясь скинуть парнишку с парапета, но в дырке жалобно и тихо… мяукнуло.
– Там что, кошка?
– Кот! Я ведь говорю – Мрак! Битый час талдычу! Там закрыто, но я боюсь, что если пошерудить, он в воду свалится!
– О себе бы беспокоился.
– Что?
– Ничего. Лови своего Мрака.
Наклонился, отбросил тряпку, которой было заткнуто отверстие, попытался заглянуть. Труба была узкой – непонятно, как там вообще поместилось животное. Такие вставляют для отвода воды, если уровень реки поднимется до этой высоты. И сейчас там шевелилось что–то живое, безмозглое и мяукающее. Ветку я брать не стал, просто присел и крикнул в узкую трубу.
– Выскочил! – радостно заорал охрипший голос и закашлял надрывно. Я выпрямился, поднял голову к небу, все еще затянутому тучами. Дождь стихал, в разрыве серых клочьев даже показался кусочек синевы.
Если выглянет солнце, то этот день можно считать окончательно испорченным.
Повернулся и пошел в сторону башни.
– Эй, стойте! Вы куда?
Мальчишка догнал и пошел рядом, приноравливаясь к моему шагу. Мяукающее и безмозглое теперь сидело в глубине его необъятной куртки.
– Куда это вы?
– А что, у тебя там еще один кот застрял? – безразлично бросил я.
– Да нет, – растерялся он. – Один он у меня. Мрак. Да он и не кот еще, котенок… Хотите посмотреть?
– Нет.
– Что, вам совсем не интересно, кого вы спасли?
– Я никого не спасал. Я просто крикнул в трубу.
Мальчишка посопел рядом со мной, удобнее устраивая животное и придерживая шевелящийся комок на груди. Комок норовил сползти на живот, и парень пыхтел недовольно, но не останавливался.
– Ну, посмотреть на кого вы крикнули. В трубу. Что, ни капельки не интересно?
– Нет.
– Совсем–совсем?
– Нет.
– Так не бывает, – убежденно протянул настырный мальчишка. – Точно вам говорю. Все люди любопытные, а вы что – нет? Вы разве особенный?
– Нет.
– Вот заладил, нет и нет! – рассердился он и запыхтел еще громче. Кот затих, пригревшись за пазухой куртки. – Как будто других слов нет! Тьфу!
Я резко остановился.
– Показывай.
– Что?
– Кота.
Мальчишка помялся, переступая с ноги на ногу. В его тяжелых ботинках хлюпнула вода. Наклонил голову ниже, чтобы спрятать своего драгоценного кота от дождя, и расстегнул куртку.
– Вот. Это Мрак. Правда, красивый? А вас как зовут?
Из темного нутра и драной подкладки на меня смотрело мокрое и облезлое создание, желтоглазое и усатое, типичный представитель дворовых и беспородных семейства кошачьих. Но помимо совсем не примечательного Мрака за серой бесформенной курткой таилось и другое – острая девичья грудь, не стесненная бельем и натянувшая тонкий свитер. Я поднял взгляд и внимательнее посмотрел в лицо «мальчишки». Симпатичное лицо, курносое, с россыпью веснушек. Губы пухлые, но искусанные, с засохшей темной коркой.
– Так как вас зовут? – повторила девушка. И глаза у нее, словно мед горчичный. Темные, а в глубине янтарные.
– Никак. – Я отвернулся и быстро пошел к башне. Не оглядываясь.
***
Осень
Кристина
…– Крис, милая, где ты?
Тяжелые шаги за дверью огромного платяного шкафа, в котором она спряталась. Шкаф большой, а Криси маленькая, совсем крошка, и ей удобно сидеть на плетеном сундуке, что прячется в углу ее тайника. К тому же она не одна, с ней друг – большой лохматый пес с одним ухом: второе оторвалось, и мама все обещает пришить, да всегда находятся дела важнее.
Но Крис не жалуется, пес нравится ей и одноухим.
– Криси, детка, ну где же ты? Выходи немедленно! Хватит прятаться, вредная девчонка!
Голос все зовет и зовет, и маленькой Крис смешно, что тот, кто ищет ее, так глуп. Ведь вот она, Кристина, под самым носом, но голос то удаляется, то приближается, человек заглядывает под кровать и громко хлопает ящиками комода, как будто девочка может спрятаться в их узком пространстве, набитом всякой всячиной. А в шкаф, большой и удобный, не заглядывает. Крис зажимает рот ладошкой, чтобы не хихикать, и прижимает к себе пса.
– Криси–и–и, девочка, мне придется тебя наказать!
Она все еще хихикает, но что–то меняется, и смех застревает в горле. Огромный платяной шкаф, такой надежный и уютный, вдруг уменьшается, он становится все ?же и ?же, а сама Кристина все больше. Еще немного, и она застрянет между створок, ее сдавят деревянные стенки, расплющат, словно гусеницу.
– Криси–и–и…