Откровения, которых не хотелось

Они смеются надо мной?

Никто над тобой не смеется.

А ты смеешься, отвечаю я, насупившись.

Потому что ты смешная. И болтаешь ерунду.

Если бы я была белкой, говорю, я бы ни за что не поселилась в этом дубе. Но я не стану белкой, даже если бы захотела. К тому же – я не хочу.

Если бы ты стала белкой, я бы приносил тебе орехи и желуди.

Нет, говорю, я ни за что бы не стала белкой. А ты бы забыл про меня, потому что белки не болтают ерунду.

Простите, говорит женщина с собакой на голове, когда следующий паром?

Следующего парома не будет, возражаю я.

Возмущенная, женщина с собакой на голове, фыркает, раздувает ноздри так, что мне становится виден мусор внутри неё, и уходит, покачивая коромысловыми бедрами.

Ты зачем так? Паром через двадцать минут.

Я смотрю на тебя и не могу расхохотаться. Раньше бы обязательно расхохоталась, а теперь совсем не смешно.

Извини меня, говорю, извини, я не хотела, я совсем не хотела тебя расстроить. Я не это имела в виду. Помнишь, как мы сидели на нагретой солнцем брусчатке и пили пиво, спрятанное в коричневый пакет?

Ты киваешь и бросаешь чайке хлеб такого же цвета, как тот пакет.

А небо становится цветом вишневого пива, которое было тогда у меня в бутылке.

Я тогда загадала, чтобы всегда было так хорошо, чтобы мы могли сидеть с тобой, слышать друг друга, видеть большое небо и маленьких птичек, и облака-ракушки, и музыкантов, и шарики.

Ты снова тяжело вздыхаешь.

Часы на башне бьют шесть раз. На стоянке возле мечети намного больше машин. Мужчины снуют туда-сюда. Все в белом. С ковриками, зажатыми под мышками, углубленные внутрь себя. Некоторые из них смотрят на небо. Мне хотелось бы забраться внутрь их, посмотреть на небо их глазами, чтобы понять, что они там видят.

Иногда я вижу там свободу, иногда – боль.

Что там видят мужчины, спрашиваю я у тебя.

Где, не понимаешь ты, в мечети?

Нет, на небе.

То же самое, что и все остальные. То же самое, что и ты.

Я вижу там саму себя. Я становлюсь пузырьком, шариком, наполняюсь воздухом, отрываюсь от земли и парю. Зацепляюсь за ветку, но мне удается высвободиться, и я пролетаю над полумесяцем на мечети, над мужчинами, над чайками, над проливом, над женщиной с собакой на голове, которая торопливо и нервно топчется с ноги на ногу, постукивая своими туфлями-утюжками. Я плыву над городом и больше тебя не вижу.

3

Это очень интимный процесс. Бог слышит женщину по-другому, не так, как мужчину. Может, лучше, может, хуже.

Мальчик-разносчик кричит мне вслед: спасибо, миссис.

Я останавливаюсь на мгновение, чтобы поправить его, но передумываю.

Добродушный мужчина с бесхитростной улыбкой протягивает нам арабскую сладость в желтой тарелке.

Она, наверное, с медом, говоришь ты. И мне приходится оставить тарелочку на набережной, вдоль которой мы идем, не глядя друг на друга, не глядя на воду. Только на ноги и на другого мальчика, которому недостает двух передних зубов и хорошей трепки. Он показывает нам средний палец и убегает.

Ты смеешься, и я сжимаюсь от боли.

Твой смех. Прошло восемь месяцев, и я не могла забыть его ни на секунду, но когда услышала снова, он оказался совсем не таким. Намного больнее и жестче.

Старуха продает жареные каштаны.

Ты хочешь жареных каштанов, спрашиваю я, вглядываясь в твое похмурневшее лицо. Не знаю, любишь ли ты жареные каштаны.

Я не помню, люблю ли я их сама.

Мне хотелось бы, чтобы тебе нравилась музыка, и мы могли о ней говорить.

Тебе и стихи не нравятся, но я все же читаю тебе несколько по памяти, не смотря в твою сторону, на полшага впереди, чтобы не увидеть твою реакцию. Немного – чтобы позлить тебя.

По твоему дыханию я понимаю – ты понял. Прочувствовал, нутром понял. Потому что рассудком никогда не понимал.

У тебя соленые поцелуи. У меня – сигаретные, с запахом жвачки и сладких духов.

Я мысленно считаю до двадцати, смотрю на набережную, и говорю: тебе пора домой.

На самом деле, это мне пора. Тебя никто не ждет дома. А меня ждут.

На шестом повороте мне направо. Там стоит желтый трамвай, затерявшийся среди желтых домов.

Однажды я хотела написать желто-серую песню крика. Наша с тобой любовь – желто-серая.

Я покупаю себе серый шарф и желтые ботинки, чтобы в тоскливую, дождливую погоду быть одетой как наша любовь.

Бариста протягивает мне сдачу, когда я покупаю себе кофе, а я, стараясь быть любезной, говорю, что мне не нужно сдачи.

Может, он отложит немного денег и поедет куда-нибудь отдохнуть. Нам всем иногда нужно немного отдохнуть и сходить на сеанс психотерапии.

Мы обмениваемся усталыми, одичавшими улыбками и закрываем свои вакуумные пузыри на замки.

Я иду считать стыки в тротуарной плитке и гладить кота. А ты, наверное, уже спишь.

На светофоре стоит девушка с большим зонтом, и мне хочется ущипнуть её.

Я знаю, что тебе нравятся другие девушки, и однажды ты соберешься влюбиться в одну из них. Ты даже говорил про детей. Но чаще ты говорил, что тебе просто нужен кто-то, чтобы заниматься любовью.