Практическая психология и профилактика старения

Практическая психология и профилактика старения
Марина Валерьевна Ермолаева

В книге раскрыта психологическая сущность старения, освещены современные отечественные и зарубежные исследования, посвященные характерным для пожилого возраста изменениям личности и познавательных процессов, особенностям психических состояний и эмоциональных переживаний, а также межличностных отношений пожилых людей. Большое место в книге занимают проблемы психопрофилак-тики старения: условия поддержания высокой творческой продуктивности, механизмы компенсации слабеющих психических процессов, возможности активной жизни после выхода на пенсию. Подробно изложены основные методы и средства психологической помощи пожилому человеку: психосоциальной поддержки, психологического консультирования и психотерапии.

Книга адресована массовому читателю и специалистам и может рассматриваться как справочное издание по самому широкому кругу проблем практической психологии и профилактики старения.

В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Марина Ермолаева

Практическая психология и профилактика старения

© Когито-Центр, 2019

Введение

Проблема старости и старения вошла в проблематику научной психологии сравнительно недавно. Гораздо раньше она заявила о себе в художественной литературе. У многих читателей в памяти навсегда остался пронзительный рассказ Бориса Васильева «Вы чье, старичье?». В нем раскрывалась тема ответственности за пожилых людей, проблема страха перед одиночеством и бесприютностью в старости. Этот рассказ – предупреждение о возможном оскудении человеческой души в результате равнодушия к слабым и немощным старикам. В молодые годы, попав в орбиту обаяния и высокого пафоса этого небольшого художественного произведения, соглашаясь с мыслями автора, я не думала о том, кто же именно должен нести ответственность за одинокую старость: общество? взрослые дети пожилых родителей? социальные институты?

Первым произведением, затронувшим эту проблему, является трактат Марка Туллия Цицерона «О старости». Он писал, что «старый возраст почитается только при условии, что он защищает себя, поддерживает свои права и до последнего дыхания управляет своей областью» [59]. Значит, уже в первом веке до н. э. было очевидно, что достоинство старости должно поддерживаться, защищаться и, главное, осознаваться самими пожилыми людьми.

Многие философы и психологи рассматривали старость как благоприятный и плодотворный период жизни. Так, один из основоположников экзистенциализма К. Ясперс считал старость благоприятным и естественным периодом жизни. Он писал, что в старости способности угасают, но их заменяют обширные богатства накопленного опыта: сдержанность, житейская упорядоченность, самообладание придают духовному существованию оттенок чего-то приглушенного, незыблемого [66]. Поэтому старости не нужно бояться, у нее есть свои преимущества, и ослабление страха смерти, мучащего человека на протяжении жизненных фаз, не главное из них. Старость может быть прекрасной. Человек физически слаб и не может, как прежде, предаваться радостям плоти, но он свободен от их диктата, а это поможет избавиться от суеты, в которой проходило его предыдущее существование. Старик скован телесно, но в то же время сободен от телесности, более духовен. Если человек в старости достиг мудрости – он добр, терпим и снисходителен к слабостям других, потому что уже ни с кем не соперничает, «насыщен жизнью». К. Ясперс подчеркивал, что свойственные юности качества сменяются памятливостью зрелого возрата и возможным катарсисом старости [66].

Среди различных психологических школ и направлений наибольший вклад в раскрытие понятия старости внес психоаналитический подход.

Карл Юнг придавал большое значение изучению проблем, связанных с тем, что он называл «второй половиной жизни» человека. Для него середина жизни является критически поворотным моментом, когда перед индивидом открываются новые возможности для саморазвития. Человеку уже не требуется устанавливать столько внешних связей, ему не нужна форсированная социализация. В зрелом возрасте человек в основном поглощен внутренней работой самопознания (самореализации), которую Юнг назвал «индивидуацией». Человек во второй половине жизни может обрести новое, полновесное развитие своей личности. В этом возрасте он способен принять в своем «Я» как женское, так и мужское начало. Юнг придавал большое значение символическому и религиозному опыту в обретении состояния гармонии между индивидом и окружающим его миром. По мнению К. Юнга, потребность выработать целостный взгляд на свою жизнь, обращенность внутрь себя, самосозерцание являются долгом и необходимостью в старости. Результатом этой психологической перестройки является появление новой жизненной позиции, рационального взгляда на свое существование и вместе с тем созерцательного устойчивого психического и нравственного равновесия. К. Юнг утверждал, что закат человеческой жизни должен иметь собственное значение, а не быть жалким придатком к заре жизни. В связи с этим К. Юнг считал непоправимой ошибкой желание «проводить сумерки жизни в соответствии с программой ее зари», нести «в сумерки закон утра». Успешность, адаптивность старения определяется тем, насколько человек оказывается подготовленным к вступлению в новую фазу жизни, к тем задачам, которые несет с собой поздний возраст. Поэтому, рассуждая об учащении нервных срывов при старении, К. Юнг видел их причину в том, что во вторую половину жизни люди вступают неподготовленными [100].

Наибольший вклад в развитие геронтопсихологии, собственно психологической концепции старости внесла теория Эрика Эриксона о восьми стадиях развития личности. Для каждой стадии жизненного цикла характерна специфическая задача, которая выдвигается обществом, и каждая стадия имеет определенную цель в достижении того или иного социально ценного качества [63].

Восьмая стадия жизненного пути – старость – характеризуется достижением новой завершенной формы эго-идентичности. Человек, который проявил заботу по отношению к людям и приспособился к успехам и разочарованиям, неотъемлемым от жизни, в родителе детей и создателе вещей и идей обретает высший уровень целостности личности. Э. Эриксон отмечает несколько составляющих такого состояния души: это все возрастающая личностная уверенность в своей приверженности к порядку и осмысленности; это любовь к человеческой личности как переживание мирового порядка и духовного смысла прожитой жизни, независимо от того, какой ценой они достигаются; это принятие своего жизненного пути как единственно должного и не нуждающегося в замене; это новая, отличная от прежней, любовь к своим родителям; это приязненное отношение к принципам прошлых времен и различной деятельности в том виде, как они проявлялись в человеческой культуре. Задача человека пожилого возраста, по Эриксону, состоит в том, чтобы достичь целостности развития своего «Я» (Ego), уверенности в смысле жизни, а также гармонии, понимаемой как сущностное качество жизни отдельного индивида и всей Вселенной. Гармония противостоит дисгармонии, воспринимаемой как нарушение целостности, которое ввергает человека в состояние отчаяния и уныния. Осуществление этой задачи приводит человека к «ощущению чувства тождества с самим собой и длительности своего индивидуального существования как некоей ценности, которая, даже в случае необходимости, не должна быть подвергнута никаким изменениям». Отчаяние может иметь место лишь в случае осознания жизненной неудачи и отсутствия времени для исправления ошибок. Отчаяние и недовольство самим собой у пожилого человека часто проявляется через осуждение поступков других, особенно молодых людей. По Э. Эриксону, достижение чувства полноты жизни, исполненного долга, мудрости возможно в старости лишь в случае позитивного прохождения предшествующих стадий. Если главнейшие задачи предшествующих возрастов не были реализованы, старость сопровождается разочарованием, отчаянием и страхом смерти [63].

Теория Э. Эриксона вызвала огромный интерес у психологов и позднее была расширена Р. Пеком [120]. Р. Пек считал, что для достижения «успешной старости» человек должен решить три основные задачи, охватывающие три измерения его личности.

– Во-первых, это дифференциация, это трансценденция против поглощенности ролями. В ходе профессиональной деятельности человек поглощен ролью, диктуемой профессией. Пожилые люди в связи с выходом на пенсию должны определить для себя целый набор значимых видов деятельности так, чтобы их время было целиком заполнено различными видами активности. Если люди определяют себя только в рамках своей работы или семьи, то выход на пенсию, смена работы или уход детей из дома вызовет такой прилив отрицательных эмоций, с которыми индивидуум может не справиться.

– Во-вторых, это трансценденция тела против поглощенности телом – измерение, имеющее отношение к способности индивидуума избегать чрезмерного сосредоточения на все усиливающихся недомоганиях, болях и физических недугах, которыми сопровождается старение. По мнению Р. Пека, старые люди должны учиться справляться с ухудшением самочувствия, отвлекаться от болезненных ощущений и наслаждаться жизнью, прежде всего, через человеческие отношения. Это позволит им шагнуть за пределы поглощенности своим телом.

– И наконец, трансценденция Эго против поглощенности Эго – измерение, имеющее особенно важное значение в старости. Старые люди должны осознавать, что, хотя смерть неизбежна и, возможно, не так уж далека, они должны ощущать себя легче от сознания того, что внесли вклад в будущее через воспитание детей, через свои дела и идеи. Люди не должны предаваться мыслям о смерти (или, как это формулирует Р. Пек, не должны погружаться в «ночь Эго»). Согласно теории Э. Эриксона, люди, которые встречают старость без страха и отчаяния, переступают через близкую перспективу собственной смерти благодаря участию в молодом поколении – наследии, которое их переживет [120].

Подобно стадиям Э. Эриксона, ни одно из измерений Р. Пека не ограничивается средним возрастом или старостью. Решения, принятые в начале жизни, выступают в качестве строительных блоков, из которых складываются все решения взрослого человека, а люди среднего возраста уже начинают разрешать проблемы грядущей старости [14].

Современной психологии развития известно, что в любом возрасте мнение о своих возможностях оказывает значительное влияние на качество жизни субъекта жизненного пути. Если человек на протяжении всей жизненной траектории сознательно создает пространство своей собственной жизни, свой субъективный мир, становится творцом своей судьбы, то к старости он накапливает личностный ресурс, позволяющий ему противостоять давлению неблагоприятных социальных и культурных условий, способен защитить свой мир, свою личность, свое достоинство перед лицом последующих поколений.

В настоящее время становится очевидным, что пожилой человек своей жизненной позицией может защитить себя сам. В противном случае он даже не будет способен принять помощь общества, поскольку из этого общества он будет просто выделен, ведь старость начинается с того момента, когда человек прекращает трудовую деятельность. В нашей стране и во многих западных странах пожилых рассматривают как особую группу людей (как, к примеру, инвалидов или представителей национальных меньшинств). К представителям этой группы общество, состоящее в основном из молодежи и людей зрелого возраста, проявляет заботу или толерантность, равнодушие или раздражение, но, как правило, ни один член общества не отождествляет себя с этой группой. А на самом деле пожилой человек – это ты сам, только через много лет (или немного – у каждого временная перспектива имеет разную глубину). Тем не менее старость – это будущее каждого из нас. А для общества в целом – это не будущее, а настоящее, поскольку в развитых странах общество является стареющим [18].

В молодости жизнь движима стремлением к удовольствиям, именно к удовольствиям, но не к счастью. Счастье – это во многом переживание удовлетворенности жизнью, убежденность в том, что жизнь – это воплощение авторского замысла. Замысел этот должен быть осознан как система целей и достижений. В этой взаимосвязанной системе целей и достижений каждый возраст получает смысл и ценность. И старость – прежде всего, поскольку понять жизнь можно только с конца, а выстраивать ее приходится с начала. Когда мы смотрим вперед, все кажется очень неясным, непонятным, непредсказуемым, а когда оглядываемся – видим четкую закономерность. Поэтому человеку необходимо часто представлять себя в поздние годы, чтобы приблизиться к пониманию этой закономерности, ведь невозможно жить в непредсказуемом мире. В связи с этим бесполезно, на мой взгляд, пытаться искусственно привить уважительное отношение к старости. Полезнее воспитывать вдумчивое, ответственное отношение к собственному жизненному пути в целом: к каждому его этапу, к преемственности и взаимосвязи возрастов, к старости как к своему будущему [18].

Бездумное желание жить одним днем, переживание «загнанности» своей жизни в колею, неспособность остановиться, оглянуться характерна для людей молодого и зрелого возраста и в нашей стране, и за рубежом. Доминанта актуального момента мешает человеку углубить временную перспективу собственной жизни дальше середины зрелого возраста. Именно поэтому пожилые люди рассматриваются нами как представители иного социального круга. В традиционных культурах Востока к ним всегда было уважительное отношение – таким оно и остается. На Западе в последней трети прошлого века наблюдался всплеск пренебрежения к старости, теперь – всплеск толерантности (как ко всему «иному» и «чужому»), но, по сути, это лишь две стороны одной медали. Люди готовы понять, что на старость надо откладывать деньги, но создавать и накапливать еще с молодых лет потенциал теплых отношений в семье – это многим и в голову не приходит. А ведь только эти отношения и могут обеспечить счастливую старость. Человек в зрелом возрасте должен осознавать и принимать свою готовность к поступательной переориентации интересов, установок, принципов, оценок себя и других, в целом – своих взглядов на жизнь. Трудно, но необходимо не просто поверить, но утвердиться в мысли о том, что с возрастом в системе личных ценностей возрастает значимость интересов близких людей (детей, учеников) по сравнению с интересами собственными.

Многие боятся думать о старости потому, что считают ее концом жизни. Это не так: жизнь в старости может быть очень счастливой, но это совсем другая жизнь. На самом деле мы опасаемся не старости, а перемен. Тем не менее перемены не просто неизбежны – они необходимы, желательны во всем. Прежде всего – в системе семейных отношений. В нашей культуре есть одна особенность: в отличие от граждан западных стран наши сограждане часто проживают со своими пожилыми родителями в одной квартире. Однако, в отличие от представителей восточных стран, они при этом часто не становятся одной семьей с общими целями, интересами и т. п. Иначе говоря, живут как соседи. При этом именно старшее поколение ответственно за такое положение дел. Когда сын или дочь создают новую семью на территории родительской семьи, их отцу и матери следует рассуждать следующим образом: если мы сможем полюбить сноху или зятя, то у нас будет два ребенка, а если нет – ни одного. Смогут полюбить, принять в семью нового человека как родного – будет одна большая семья, и в этой семье появятся внуки, которые станут смыслом их жизни в поздние годы. В этом случае семья будет выступать как единый организм, а временная перспектива пожилого человека углубится за счет временной перспективы семьи в целом (здесь ключевое слово – перспектива) [18].

Понимание своей ответственности перед жизнью, готовность к ежечасному напряженному труду во всем не только снимает проблему тревожного ожидания старости, но и способствует продлению жизни. При всей очевидности этого факта тема старости остается чрезвычайно болезненной и пугающей. В последнее время она активно обсуждается в СМИ именно в таком печальном ракурсе: заключительный период в жизни человека вызывает страх. Люди боятся немощности, нищеты, одиночества и даже общественного пренебрежения. Пришло время разобраться в психологической природе этих страхов.

Человек боится всего, что ему не подвластно, что он не может контролировать. Но так ли уж неподконтрольна старость? Старость начинается с выхода на пенсию по возрасту. Это граница начала возраста может быть только условной, и ее цифровое значение определить невозможно из-за огромных индивидуальных различий в проявлении признаков старения. Сам факт выхода на пенсию человек планирует, и если он продолжает работать в весьма преклонном возрасте (скажем, около 80 лет), то психологически это зрелость.

Продолжение трудовой деятельности чрезвычайно важно для поддержания социальной и интеллектуальной бодрости. Кроме труда с его ответственностью, другой альтернативы унылому угасанию на пенсии нет. Никакой интересный досуг не решит эту проблему, поскольку досуг – на то и досуг, что он отдых от работы и необязателен [14, 15]. Примеры мы видим повсюду и поспешно отводим от них глаза. Вот деятельный шестидесятилетний мужчина неожиданно вышел на пенсию – через год он уже старик. Этому есть убедительное научное объяснение. Дело в том, что биологическое, социальное и психологическое старение наступают в разные сроки. Биологическое старение – это возрастание уязвимости организма, угасание сил и здоровья. Социальное старение – это изменение социального статуса, потеря социальных ролей в связи с выходом на пенсию. Психологическое старение – это отношение к собственному возрасту (смирение со старением) и, соответственно, изменение интеллектуальной активности. При этом ведущим является именно психологический фактор. Иначе говоря, парадокс старения заключается в том, что «умирание» духовной активности наступает раньше физического одряхления [3].

Можно с уверенностью сказать, что труд необходим всегда, жизнь должна быть трудной в любом возрасте. Выбирая путь трудовой занятости, человек выбирает зрелость (а не старость), заботы о своем здоровье (а не о болезнях), привлекательную внешность и готов нести ответственность за свой выбор. С точки зрения гуманистической психологии развитие взрослого человека – исследование возможностей, предоставляемых каждой ситуацией, и постоянное осуществление свободного и ответственного выбора, который отражает его истинные ценности. Если такого выбора нет, то и развития не может быть, причем ни в каком возрасте. А «заслуженный отдых» на пенсии – это как раз отсутствие выбора, ответственности, свободы, развития.

Однако не во всех видах деятельности человек преклонного возраста может продолжать свою активность в полном объеме, поскольку не все виды интеллекта одинаково сохранны с возрастом. Психологи США выяснили, что с годами совершенствуется так называемый вербальный (словесный) интеллект, который включает осведомленность, опыт общения, умение устанавливать отношения, анализировать гуманитарные проблемы, принимать решения. Именно этот вид интеллекта требуется при работе в системе «человек—человек», поэтому педагоги, общественные работники, психологи, организаторы и многие другие специалисты остаются в профессии до «глубоких седин». Другое дело профессии, требующие скорости и результативности запоминания, оперирования пространственными образами, ориентации в пространстве, восприятия новых связей и отношений, способности к пространственному мышлению, – тут бесконечно трудиться невозможно. Нужно уступить место молодым коллегам и… помочь им достичь высот в своем деле. Дело в том, что передача опыта – это наиболее продуктивный путь профессиональной деятельности для людей преклонного возраста. И примеров этому достаточно. Так труд инженера-конструктора или инженера-технолога затруднителен для человека, которому более 70 лет, в то же время большое количество профессоров ведущих технических ВУЗов активно преподают именно в этом возрасте, и это не предел. Может быть, следует еще в активные годы рассмотреть для себя на будущее возможные варианты смены видов деятельности в своей профессии, возможную переориентацию в ней на общение с людьми, наставничество, передачу опыта?

Осталось обсудить случай, когда человек вышел на пенсию по возрасту принудительно и найти работу по специальности не может. Изучению этого случая автору данной книги довелось уделить многие годы [14, 15]. Дело в том, что при выходе на пенсию человек сам для себя выбирает тип старения: нормальный или оптимальный. Нормальное старение не является развитием, это период стабилизации функций в преддверии общего их спада. Существует, однако, и оптимальное старение, когда человек после выхода на пенсию находит себя в деятельности, интересной для себя и значимой для других. В этом случае интеллект остается сохранным, а личность получает возможность развития. Так, например, Е. О. Патон мировую известность приобрел тогда, когда в 60 лет вместо ухода на пенсию решил приобрести новую специальность и занялся электросваркой, создав методы проектирования сварных конструкций. Известная летчица Марион Харт получила пилотское удостоверение в 66 лет, а в 80 лет она пересекла в одиночном беспосадочном 15-часовом полете Атлантический океан. Писатель А. Гессен, автор книг «Во глубине сибирских руд», «Все волновало нежный ум» и др., первую свою книгу написал на 84-м году жизни. В чем тут секрет? Эти люди относились к своим новым занятиям как к труду, со всей страстью и ответственностью. Поэтому оптимальное старение, отмеченное поиском значимого нового дела, старением является только по названию. А на самом деле – это нарастающая зрелость, которая является нравственным долгом человека перед самим собой. Так стоит ли бояться старости, если она не ваша? Не лучше ли человеку в преддверии пенсионного возраста порадоваться нескольким дополнительным годам полноценного труда в будущем, новым планам и замыслам в перспективе возможного повышения пенсионного возраста, чем клясть свою беспомощность и невостребованность? Ведь чтобы быть интересным для молодых, пожилой человек должен быть сильнее духом, мудрее, искуснее и опытнее, чем молодые. А эти качества не только в труде обретаются, но и сохраняются, депонируются в нем. Поэтому, продолжая трудовую деятельность, пожилой человек может быть для молодых опорой, а не препятствием, учителем, а не соперником, понимающим, а не равнодушным. Эту мысль об искусстве старения А. Моруа высказал в весьма преклонные годы, до последнего мгновения жизни продолжая писательскую деятельность. Человек, без сомнения, является автором, творцом своего жизненного пути, но справедливо и то, что с годами он становится его лицом, творением: вольным или невольным, удачным или неудачным – это зависит от ответственности человека перед собой.

Глава 1

Старость своя и чужая

Старость в психологии – это заключительный период человеческой жизни, условное начало которого связано с отходом человека от непосредственного участия в производительной жизни общества. Хронологическое определение границы, отделяющей старость от зрелого возраста, не всегда оправданно из-за огромных индивидуальных различий в появлении признаков старения. Эти признаки выражаются в постепенном снижении функциональных возможностей человеческого организма. Однако, помимо прогрессирующего ослабления здоровья, упадка физических сил, старость характеризуется собственно психологическими изменениями, такими как, например, интеллектуальный и эмоциональный уход во внутренний мир, в переживания, связанные с оценкой и осмыслением прожитой жизни [15].

Этот возраст интересен тем, что нет той позиции, с которой можно было бы дать полную и исчерпывающую характеристику старости. Геронтологи считают, что старость, в первую очередь, – это биологический феномен, который сопровождается серьезными психологическими изменениями. Многие исследователи рассматривают ее как совокупность потерь или утрат – экономических, социальных, индивидуальных, которые могут означать потерю автономии в этот период жизни. В то же время отмечается, что это своего рода кульминационный момент аккумуляции опыта и знаний, интеллекта и личностного потенциала пожилых людей, позволяющий приспособиться к возрастным изменениям.

Изменения при старении происходят на биологическом уровне – организм становится более уязвим, возрастает вероятность смерти; на социальном уровне – человек выходит на пенсию, меняется его социальный статус, социальные роли, паттерны поведения; наконец, на психологическом – человек осознает происходящие изменения и приспосабливается к ним. Это дает основание определить старение как результат ограничения механизмов саморегуляции, снижения их потенциальных возможностей при первичных изменениях в регулировании генетического аппарата. Таким образом, проблема старения – это проблема гармоничного функционирования биологической системы, которая невозможна без соответствующего психологического отслеживания и соответствующей адаптации человека в окружающем его социальном пространстве. Старение – это переход в систему новых социальных ролей, а значит, и в новую систему групповых и межличностных отношений.

В настоящее время интерес к изучению старости, необходимость знаний об этом периоде жизни не вызывает сомнений, однако геронтопсихология – это самая молодая область современной психологии развития. Возросший интерес психологии к проблемам старости был обусловлен двумя группами причин. Во-первых, наука стала располагать данными о том, что старость не является процессом тотального угасания. Геронтологи пришли к выводу о том, что в старости, наряду с инволюционными процессами, существуют и другие процессы и факторы, противостоящие инволюционным силам. Так, геронтология отбросила прежние представления о тотальном и одновременном старении всех жизненных функций и уделяет большое влияние проблеме долголетия. На сегодняшний день геронтологи рассматривают старость как качественно своеобразную перестройку организма с сохранением особых приспособительных функций на фоне общего их спада. Более 40 лет назад В. В. Фролькисом была разработана адаптационно-регуляторная теория старения, согласно которой, в позднем возрасте наряду с разрушительными процессами, сокращением адаптивных возможностей организма существуют процессы, направленные на поддержание его высокой жизнеспособности, на увеличение продолжительности жизни, которые были названы витауктом (лат. vita – жизнь, auctum – увеличивать). Витаукт стабилизирует жизнедеятельность организма, восстанавливает и компенсирует многие изменения, вызванные старением, способствует возникновению новых приспособительных механизмов [54].

В этом контексте большой интерес представляет теория И. В. Давыдовского, рассматривающая старость с позиций адаптации [13]. Согласно этой теории, старость подразумевает ограничение и самоограничение жизненных отправлений, т. е. гипобиоз. Но это – приспособительное самоограничение, по существу продиктованное жизненным инстинктом самосохранения наподобие анабиоза. Однако, в отличие от последнего, старость не является сохранением структуры в афункциональном состоянии. Наоборот, старость – это как бы промежуточное состояние, характеризующееся пониженной устойчивостью структур к внешним воздействиям; это необратимое состояние, невозможность сохранения или восстановления той же функциональной напряженности. Таким образом, И. В. Давыдовский рассматривает старость как специфическую, возрастом обусловленную форму приспособления к внешней среде, как «стесненную в своей природе жизнь» [13].

Сравнение или отождествление старости с болезнью на указанной основе является чисто формальным, а по существу неверным. «Стеснение» в старости вызвано не болезнью, а особым физиологическим состоянием. Формальная общность в ряде социальных и функциональных проявлений болезни и старости не делает эти понятия равнозначными. Старость – это сигнал, результат возрастной инволюции. Болезнь безотносительна к возрасту. Старость неизбежна; болезнь не неизбежна, она лишь возможна, часто случайна. Старость необратима и неуклонно прогрессирует; болезнь, в принципе, обратима. Со старостью, как и со смертью, в ее финале человек примиряется; с болезнью – никогда [15].

Сущность функциональных сдвигов в старости не сводится просто к количественным показателям, как-то: падение окислительных и восстановительных процессов, отражающее падение активности ферментов, атрофию органов, снижение мышечной силы, возбудимости и т. д. Старость является одновременно перестройкой и соматических, и психоэмоциональных отправлений. Эта перестройка сопровождается выработкой принципиально новых адаптационных установок, отвечающих общей возрастной инволюции организма. Речь идет, следовательно, о возникновении качественно новых физиологических корреляций, лежащих в основе реактивных, приспособительных и компенсаторных процессов, определяющих взаимосвязи организма и среды.

Новым у старого человека является самое содержание понятия гомеостаза. Перестройка жизненно важных процессов регуляции и адаптации в стареющем организме тесно связана с постепенным, а в ряде случаев и довольно быстрым превращением «открытой» системы в «замкнутую» [15]. Однако биологический возраст не может рассматриваться как некая внешняя по отношению к социальному, но не сопряженная с ним параллель. Поэтому психологический аспект старения М. Д. Александрова рассматривает применительно к сенсорно-перцептивной и интеллектуальной сферам, к характеристикам личности, динамике творческой продуктивности. Кроме того, по мнению других авторов, при определении пожилого возраста в качестве наиболее существенного признака служит социально-экономический «порог» – уход на пенсию, изменение источника дохода, изменение социального статуса, сужение круга социальных ролей [1].

Таким образом, старость является не статичным состоянием, а динамичным процессом. Она связана со специфичными изменениями условий жизни, многие из которых имеют негативную окраску. К ним принадлежат изменения физических возможностей, утрата общественного положения, связанная с выполнявшейся работой, изменение функций в семье, смерть или угроза утраты близких людей, ухудшение экономических условий жизни, необходимость приспосабливаться к быстрым культурным и бытовым изменениям. Более того, окончание профессиональной деятельности у многих людей вызывает радикальное изменение стиля жизни. У других дополнительно возникают изменения ближайшего окружения и форм поведения, например в результате помещения в стационар для престарелых.

Исследования геронтологов и геронтопсихологов показали, что старость – это сложный, многомерный комплекс процессов адаптации к биологическим, социальным и психологическим изменениям в жизни человека. При этом процесс развития не сводится к одному поступательному развитию, росту и повышению эффективности субъекта во всех областях его жизни. Как отмечает Л. И. Анциферова [4], развитие есть единство разных типов изменений, одиночных и системных, преходящих и стабильных, позитивных и негативных. Одновременно со спадом психических возможностей происходит и их обогащение; инволюционные изменения сочетаются с новообразованиями прогрессивного характера, направленными на преодоление деструктивных явлений в геронтогенезе. По словам П. Балтеса, каждое продвижение в развитии приносит как новые адаптивные приобретения, так и утрату некоторых прежних способностей [70].

В настоящее время очевидна необходимость получения комплексного, объективного знания о пожилых людях, их проблемах и способах решения этих проблем вследствие явной недостаточности предметного поля и научного инструментария лишь одной области научного знания (социальной геронтологии или геронтологической медицины). Системное, комплексное исследование проблем старения и старости в широкой перспективе позволит наметить обоснованные пути оптимизации процесса старения как отдельного индивида, так и общества в целом, «раздвинуть» рамки активного трудоспособного возраста, повысить статус пожилых граждан в обществе, сделать жизнедеятельность пожилого человека благополучной, активной и полноценной, предоставить ему возможности не только для достаточно долгой жизни, но и для дальнейшего раскрытия собственного потенциала и самореализации в этом возрасте.

Очень важные открытия в этой области были сделаны американскими специалистами. На основе многолетних лонгитюдных исследований они показали, что старость – это взаимодействие многих биологических, психологических и социальных процессов, и это оказывает множественный эффект на развитие. В то время когда активность одних функций ухудшается, в других функциях могут иметь место процессы развития и компенсации [15]. Более того, может иметь место различие в объеме интра- и интериндивидуальных различий. Интраиндивидуальные различия означают, что человек может обнаружить стабильность какой-либо одной способности и снижение других. Интериндивидуальные различия относятся к вариациям среди людей в уровне и времени изменений. Это означает, что старость не является универсальным примером глобального снижения функционирования (глобального упадка).

Существует два подхода к проблеме возрастного развития: первый выдвигал гипотезу о потенциале для последующего развития в поздних возрастах; второй – гипотезу о потенциале для компенсации. Развитие способностей в поздних возрастах было продемонстрировано во многих исследованиях. Результаты этих исследований предполагают относительную пластичность интеллектуальных процессов в поздних возрастах [15].

Возрастные изменения, старение человека – это реальный, но чрезвычайно сложный комплекс проблем. Это проблемы личности, нравственности, это проблема кадровой динамики профессионализма и преемственности поколений, это проблемы индивида и общества. И не случайно возраст взрослого человека, старение стали предметом изучения многих научных дисциплин: социологии, этнографии, геронтологии, медицины, психологии и др. Психологии в этом плане отводится особая роль – изучение самого человека во всей сложности его взаимоотношений в обществе, изменений его состояния, взглядов и факторов, влияющих на старение и на отношение общества к этому явлению, того общества, которое само становится «миром старых людей».

Знание обществом специфики протекания процесса старения, возможностей профессиональной деятельности, степени и характера включенности пожилых людей в общественные отношения, уровня их адаптации к своему изменяющемуся состоянию, положению и месту в обществе чрезвычайно важно для обеспечения более эффективного приспособления людей позднего возраста к своим возрастным изменениям, к возрасту «социальных потерь», поиска новых возможностей [15]. Эти и многие другие исследования позволили уточнить представления о том, что процесс геронтогенеза двойственен и разворачивается по двум направлениям: конструктивному и деструктивному. Варианты развития обусловлены специфическими особенностями протекания предшествующих этапов жизненного цикла.

Л. И. Анциферова [4] рассматривала старость в контексте целостного жизненного пути индивида. Она описала типы старения и определяющие их условия. По мнению автора, успешность, адаптивность старения определяется тем, насколько человек оказывается подготовленным к тем новым задачам, которые характерны для поздних лет жизни, к изменению своего места в обществе, специфичным для старости трудным ситуациям, а это, в свою очередь, зависит от того, как человек строил свой жизненный путь на предшествующих стадиях. Также среди факторов, обусловливающих продолжение поступательного развития личности в поздние годы, автор отмечает содержательность, творческий характер способа жизни, экспериментирование с жизненными ролями, интеграцию субъектом всех пройденных стадий жизни, своего прошлого, настоящего и антиципируемого будущего, креативность, стремление к риску, ориентацию на антропоцентрированные ценности, а также гуманистическую жизненную позицию.

На основе анализа факторов, обусловливающих многообразие форм геронтогенеза, Л. И. Анциферова выделила два типа старения, отличающихся друг от друга уровнем активности, стратегиями совладания с трудностями, отношением к миру и себе, удовлетворенностью жизнью. Представители первого типа мужественно, без особых эмоциональных нарушений переживают уход на пенсию. Они, как правило, заранее готовятся к этому событию, ведут поиск новых путей включения в общественную жизнь, планируют будущее свободное время, предвидят негативные состояния и события в период отставки. Люди, планирующие свою жизнь на пенсии, нередко воспринимают отставку как освобождение от социальных ограничений, предписаний и стереотипов рабочего периода. Под влиянием переживания свободы у человека выявляются новые способности, реализующиеся в увлекательных занятиях. У многих старых людей выход на пенсию связан со стремлением передать профессиональный опыт ученикам. Они испытывают тягу к воспитанию нового поколения, наставничеству, тяготеют к занятиям интересным делом, установлению новых дружеских связей, сохранению способности контролировать свое окружение. Это порождает удовлетворенность жизнью и увеличивает ее продолжительность [4].