Fake husband

– …Марина! Марина! Вы слышите меня? Не закрывайте глаза! Нельзя, слышите?

Узкий луч фонарика пронзает мой глаз. С каталки фельдшер пересаживает меня в инвалидное кресло. Я пытаюсь противиться. Опереться не удается, рука безвольно висит.

– Не положено. Вам нельзя передвигаться самой. – И он, простоявший надо мной весь путь до больницы на фоне спутанных проводов аппаратуры скорой, фиксирует меня ремнями.

Я делаю вторую попытку сказать «не надо», но язык уже почти час не работает. Слезы начинают катиться по моим щекам. Он устало, с шумом выдыхает и склоняется над моим лицом:

– Вам жить надо. Понимаете? А не думать о том, как вы сейчас выглядите!

В этот момент я принимаю решение, которое страшило меня восемь лет. Именно в скорой, на грани жизни и смерти, в моей голове настойчиво застучало слово: «Разведись». Я пыталась понять свое состояние, но мысль, возникшая в такой критический момент, заслоняла все происходящее. «Тебе надо развестись» поселилось в моей голове.

Весной 2016 года мои взгляды на карьеру и личную жизнь сильно изменились. Бог, отложив свой тугой портфель земных дел, лично для меня виртуозно провел мастер-класс «Марина vs жизнь». Сначала я рыдала в три ручья, не открывая глаз. Разомкнув их и оценив обстановку в палате, я устроила настоящий потоп, выплакав разом 70 % воды своего организма. Страх прошел, когда спустя четырнадцать часов в палате появился первый объект, похожий на вменяемого человека, с успокаивающим именем Надежда. Хотя она тоже несла пургу, но ее движения хоть как-то бились со словами. Люк слёз наконец захлопнулся изнутри, когда до меня дошло, что на соседних кроватях – не психи, а люди с нарушениями в работе головного мозга. Потеряв пять килограммов за три дня, на четвертый я приняла вертикальное положение. В восторге были все, включая пораженных болезнью Альцгеймера и их родственников. «Вы встали!» – радостно раздавалось с порога палаты. И искренность незнакомых людей вливала в меня силу.

– Как зовут президента РФ? – спрашивает невролог без тени улыбки.

– Ельцин… А нет, Путин. Девочки, кто сейчас у нас?..

– Какой сегодня день? – Тест продолжается, и ответы пациента медицинским почерком переносятся в карту больного.

Я улыбаюсь словам шустрой соседки по палате. Этот ежедневный ритуал, которым врач приветствовал пациентов с деменцией, уже перестал меня пугать. И как бы ни было грустно, против воли становилось смешно. Жизнь всегда продолжается, даже в худших местах.

Днем по «безлимитному абонементу» мы смотрели спонтанные концерты уникальной женщины, сорок лет проработавшей аккомпаниатором в консерватории и при этом удивительно поющей. После своего номера она брала мою кружку с тумбочки и пафосно изумлялась: «Моя чашка! Как она здесь оказалась?!» И затем посуда исчезала в цепких пальцах пианистки.

Ночью было свое кино. Неспящие накрывали с головой тех, кто спал после непредсказуемого больничного дня. Отбрыкаться от них можно было, только сыграв роль из сценария, который режиссировал их пораженный инсультом головной мозг. Выходить в коридор приходилось с ними. Иначе, не дойдя до туалета, они оказывались в плену паники и плакали, как дети, прокручивая в голове подсунутую сломанным мозгом сто лет назад минувшую историю о том, как потеряли дочь или уехали в транспорте в неизвестном направлении.

Спустя две недели я соглашалась на любую предложенную мне роль. К тому времени у меня появилась свита, и наше трио «Трус, Балбес и Бывалый» страшно нервировало вспомогательный медперсонал, который игнорировал или обижал лежачих пациентов. Поэтому очень скоро желающих нам скорейшего выздоровления стало больше на целое отделение.

Место, где молодые и возрастные, но одинаково беспомощные. Мужчины и женщины. Люди по ту и по эту сторону «баррикады»: плененные недугом и их близкие, попавшие в этот замес судьбы. Слезы о смысле жизни и вонь испражнений, заглушающая мысли о высоком и тычущая в глаза тем, сколь хрупок человек. Месяц в этой палате вернул мне дикий аппетит к жизни, перепрошив мое отношение ко всему. Мои друзья, которым я не сообщала о случившемся, каким-то чудом вдруг оказывались у меня в больнице, и их не останавливали ни дальняя дорога в жару с грудными детьми, ни плотный рабочий график. Пирожные, цветы и забота давались мне по безлимитному тарифу с сильным и единственным желанием: чтобы жизнь моя продолжалась.

Пожалуй, только муж не понял серьезности положения и был страшно зол, когда я не смогла взять трубку, изнемогая от слабости под непрерывными капельницами, призванными во что бы то ни стало заставить снова играть в сосудах мою молодую кровь. Настоящая злость захлестнула его, когда он не получил благодарности за яблоко, которое передал всего однажды за целый месяц моей госпитализации. Детей взяла к себе моя мама, а он продолжал жить в моей квартире, настолько занятой, что ему было не до визитов к больной жене. Правда, он с легкостью нашел время и с удовольствием поехал в оплаченный мной отпуск, после того как меня выписали и рекомендовали сменить обстановку на период реабилитации…

Дорожный указатель отвлек меня. До Ниццы рукой подать.

Почему-то в критической ситуации простые вещи начинают казаться особенно прекрасными. Шагая по коридору больницы, скучному и равнодушно-холодному, замечаешь листья на деревьях за его окнами, которые враз становятся для тебя многозначительно зелеными и жизнерадостными, а ветерок, заставляющий вразнобой кивать яркие головки цветов на клумбах, – особенно обаятельным. И даже первые капли, которыми дождь брызнул на больничное окно, кажутся такими совершенными и наполненными глубоким смыслом, что сама мысль расстаться со всем этим вызывает невыносимую боль.

Жизнь особенно красива из окон подобных казенных домов. Нигде так явно не чувствуешь себя отрезанным от ее сути. И тогда понимаешь, как ты ее хочешь и как она, которая всегда была у тебя под рукой, вмиг становится недоступной. И эта пропасть между вами делает краски жизни еще более насыщенными – и вот ты прозрел, но теперь этого для нее ничтожно мало.

Надо очень потрудиться над собой, чтобы ценить жизнь до того, как твою локацию в отношении нее изменит перст судьбы. Открывать шторы солнцу. Подставлять лицо ветру. Дать возможность легкому дождику каплями застревать в волосах и катиться по одежде. Целовать цветы, дышать запахом полей, шуршать листвой и валиться в снег…

Как хорошо, как много нам доступно прямо сегодня! И порой начинаешь думать: что ж я был такой бедный, когда был настолько богат…

Даже когда стремно и, возможно, не все получается, я не прячу лицо от жизни, не жалею для нее своего взгляда, не наказываю ее своим дурным настроением. Секрет наших счастливых отношении? прост: я ее люблю.

Французский воздух проник в окно авто, и замысловатые здания, калейдоскопом сменяя друг друга, свернули внутреннюю картину и поманили на улицу смотреть внешнюю. Припарковались у дома – кажется, совсем нового. Квартира с видом на пальмы, огромным балконом и бассейном под ним. Сходу врубили музыку и разлили по бокалам шипучие напитки. Жить невероятно хорошо, и жизнь определенно хороша.

В первый день мы прошли все, что можно, в целях почтить своим присутствием Английскую набережную. С нас сошло сто потов по вине навигатора и под грузом самой физиологической потребности. Мы даже приняли за мираж кабинку биотуалета, маячащую вдалеке. После экскурсии туда все вокруг заиграло новыми красками. Пляжные принадлежности остались в машине, поэтому мы просто уселись у воды и предавались мечтам. Сил на купание не было. Красивая лента берега, теряющаяся в лазурных водах, поднимала все хорошее, что было в душе каждого из нас. И чего я сомневалась, песок или галька, Ницца или Канны? Недаром говорят: главное – принять решение, а после все всегда выстраивается наилучшим образом. Первый день ознаменовался морем красоты, морем солнца и просто морем.

Французы пленили своей манерой общения, открытостью и жизнелюбием. Ни один день на Лазурном Берегу не оставил меня без французского комплимента. Вот оно – «ешь, молись, люби». И мы ели, и любили это время, оставив молитвы для уральских ветров. Пробовали все, что хотелось. Самое удачное погружение во французскую кухню у нас состоялось в Каннах, но об этом позднее.

Гулять по Ницце. Лишь одно это занятие может поглотить все отпускные дни. Мы гуляли пешком, на колесах своих и туристических (когда силы совсем оставляли). Взбирались на холм Шато, заряжались красотой на вилле Беатрисы Ротшильд, исходили вдоль и поперек площадь Массена, подставляя себя брызгам фонтанчиков на Променад дю Пайон и соблазнам витрин галереи Лафайет. Сад Альберта и нарядные, как праздничные торты, отели Английской набережной… Панорама променада с каждым шагом вдыхала в меня еще больше настроения. Ледяной вкуснющий мохито и катание на французской карусели заставляли мою голову счастливо кружиться. Радостно спускаясь с карусели, я сказала брату:

– Представляешь, моя детская мечта стоила всего два с половиной евро!

– Угу, – саркастично кивнул он, – добавь сюда визу, билеты и все отели по дороге.

Французская неделя стала самой эмоциональной в нашем путешествии. В дождливые деньки мы удачно сбегали из Ниццы в помпезное Монако или солнечные Канны. Набережная Круазет на наших глазах рисовала истории, позволяя касаться судеб элегантных француженок зрелого возраста, что курили на лавочках, или поправляли причудливую шляпку, или оголяли каблук, играя юбкой в пол. Их взгляды, улыбки, руки приковывали внимание. Как просто эти женщины получали удовольствие от жизни и от самих себя, независимо от чужого мнения и желаний других. Не возникало сомнений, что каждая из них точно знает, чего хочет.

Открытку с таким утверждением я хотела отправить себе из Франции, но она прилетела ко мне из Германии. На лицевой стороне картона хрупкие пальцы женщины сексапильным жестом поправляли прическу. Нитка жемчуга призывно указывала на изящество шеи. Двусмысленно полыхали маяками красные шпильки. На обороте значилось: «Я делаю то, что я хочу. Потому что я знаю, чего я желаю!»

И да, с красивых местных женщин хотелось писать картины. Белые интерьеры кафе и синий бесконечный контраст моря. А запахи готовящихся морепродуктов! Тут можно прожить жизнь, сидя на лавочке. Вложив свою ладонь в металлический оттиск руки Мерил Стрип[24 - Мерил Стрип – американская киноактриса, признанная одной из величайших актрис современности.] возле каннского дворца, я посчитала обязательную программу законченной.

В лучшей устричной мест не оказалось, и мы метнулись к одноименному ресторану, но безуспешно. Не особо сокрушаясь, присели там, где нас приняли. И вот здесь начался аттракцион чревоугодия.

Увидев в меню несколько названий, созвучных с теми, которые я изучала под тегом «французская кухня», я сделала заказ: устрицы, лягушачьи лапки, нисуаз[25 - Нисуаз – французский салат из свежих овощей, вареных яиц, анчоусов и оливкового масла.], буйабес[26 - Буйабес – рыбный суп, характерный для средиземноморского побережья Франции.] и розовое вино. Официант несколько раз уточнил заказ. Я беспечно подтвердила.

Все началось с тазика нисуаза, а закончилось выносом котелка с марсельской ухой. Держа чугунок с супом, официант снова переспросил:

– Точно ли это для мадам? – Увидев, что я настаиваю на своем, он окинул меня взглядом и протяжно вздохнул: – О, мадам!

Подняв крышку, я разгадала природу его переживаний: такая емкость с отборными кусками морепродуктов против моих сорока пяти килограммов – это вызов, если не смертельный бой. Ну, не съедим, так надкусаем.

Устрицы я ела вопреки внутреннему протесту. Поспешно запихав их в рот, я беспощадно захлестнула их бокалом rose, отрезая бесформенным моллюскам обратный путь. Ведь главное результат! Брат уничтожал их со скучающим лицом, но почему-то «приговорить» устриц из моего заказа отказался. Эх, не гурманы мы. Перепробовав все и ничего не доев, мы выкатились на улицу, обсуждая чек за нашу гастрономическую экскурсию.

Но, как известно, жадность сгубила не только фраера. Наш взгляд остановился на красочной кондитерской. С пирожными до конца никто не справился, но зато мы разделались с ассортиментом. Эстетическое удовольствие мы получили, а вкусовое – увы.

Стоя на гигантском газоне просторного балкона, Ли смотрела на капли, густо приземляющиеся на стеклянный парапет. Сегодня снова будем обманывать дождь. Нашим спасением назначается Монако.

Вид, растиражированный светскими львицами и именитым глянцем. Несколько ракурсов с разных точек – и мы поднимаемся по ступеням известного казино «Монте-Карло». Еще пять минут – и пышущие теплом пальцы сжимают остроугольный бокал с ледяным мохито по старинному рецепту. Для меня момент знаковый. Я сижу там, где делали свои ставки Чехов и Достоевский. Красно-коричневый мрамор стен снисходителен к каждому посетителю: чего он только не видел за годы, складываемые в десятки.

Впитав атмосферу изобилия и авантюризма, мы отправились есть глазами удивительную синеву моря. Вовсе не ту, которая пленяла нас в Каннах, и точно не ту лазурь, что дарит нам почти неделю Ницца. Здесь у воздуха особенный вкус. Чем пахнет? Деньгами? Шикарными тачками? Дорогими женщинами? Олигархами?..

Да не-ет, пахнет жаждой жизни. Становится ясно, как выглядит удовольствие. Уличные лифты, брендовые магазины, лояльные люди, океанариум Жака-Ива Кусто, королевский дворец слились в калейдоскопе этого дня. Как бы ни складывались точки нашего маршрута, каждая минута приносила впечатления. Набрав, чисто по-русски, провизии в местном супермаркете, мы двинулись в наши белые апартаменты вкушать свежекупленное вино.

Третий круг

Уже одиннадцать дней я живу как женщина, у которой больше нет мужа.

Так странно все случилось. По щелчку. Пока я полгода взвешивала результаты нового витка семейных отношений после их обнуления, пока бесконечно сомневалась и боялась, как бы не оступиться, он просто подошел и толкнул меня в спину: «Лети, детка».

Еще в Германии, читая сообщения мужа, я наблюдала растущую трещину между нами. Он демонстрировал большое желание вернуть наши отношения в привычное и удобное ему русло. Но что-то мешало мне принять окончательное решение. «Ауди» чертил траектории между странами, оставляя позади горы и моря, а я задавалась вопросом: «Ну чего ты еще ждешь, какой знак тебе нужен?» Уговаривала себя: «Просто прыгни! Чего ты боишься?»

Каждый день отпуска не покидали меня эти мысли. И обида. И бесконечная боль. От его поступков, которые он продолжать совершать, несмотря на разделяющие нас тысячи километров. К сожалению, расстояние не уменьшало их силу. Последним микроскопическим, но не менее ядовитым акцентом в нашем диалоге за шесть тысяч километров друг от друга стал отказ мужа оплатить счет за школьную форму дочери. Мне пришлось, под возмущенным взглядом брата, искать людей, которые проведут эту транзакцию на территории Российской Федерации, в то время как по обе стороны нашего маршрута красовались могучие водопады.

Вчера из почтового ящика я достала две открытки со штампом Швайнфурта. На одной было написано: «Марина, просто сделай это, и все будет хорошо». Я обрадовалась как ребенок. Сама себя поддержала. Могла ли я подумать, что открытка придет тогда, когда его в моем доме уже не будет?..

Взвешивая все за и против, я переживала за машину, которую он подарил мне на словах, но де-юре она не имела ко мне отношения. Смешно сказать, но за четырнадцать лет брака совместного имущества мы так и не нажили. Каждый тянул одеяло на себя. Решив подумать, как быть в этом случае, я отложила финальный разговор.

Собравшись на встречу с друзьями за город, я на выходе ждала мужа, но внезапно он отказался меня отвезти, так же как и вызвать такси. Решив вопрос с проездом самостоятельно, я сидела на заднем сиденье, а слезы готовились поддержать обиду, что больно билась в моей груди. Тут зазвонил телефон, и громкий голос мужа заполнил пространство такси: