– Алин, – ставит локти на стол и опускает голову. – Я бы тебе и так все рассказал, – запускает пальцы в волосы и тянет их вверх от корней. Воздух между нами звенит от напряжения. От этого мне становиться трудно дышать. А в груди словно жар с печи сглотнула.
– Интересно, когда ты собирался рассказать, что у тебя есть гражданская жена? До секса или уже после? – хочется сейчас этой сковородкой дать ему по башке. И посильней. Так, чтобы в ней все на место стало.
– Она не жена, – устало трет рукой глаза. – Мы просто живем, потому что так удобно. Блин, ты все не так понимаешь, – он отодвигает стул и поднимается.
Ну да! Я ведь дура набитая. Разве я могу хоть что-то понять. В одном утверждаюсь. Я делала все правильно, когда не подпускала его ближе. Мне однажды уже сделали больно. Хватит. Второго такого я не хочу.
– Даже не подходи ко мне, – угрожающе выставляю перед ним деревянную лопатку, которой мешаю картошку. – Потому что, клянусь, я тебя ударю, – и я сейчас не шучу. Потому что очень хочется.
Костя останавливается в шаге от меня. Дальше не идет. Я отворачиваюсь обратно к плите. Вот же ж гад! Правильно мне мама говорит – все мужики сволочи. У меня внутри все шипит и горит как на этой сковороде.
– Хочешь верь, а хочешь нет. Но я даже забыл о ней, – делает еще шаг. Замирает, но не уходит. Наблюдает за моей реакцией.
– Класс, – развожу руками. – Ты забыл, что у тебя есть девушка, – обидно до слез. Меня сейчас несет злостью на бешеных куражах. – А о чем ты еще забыл? – от моего ярого помешивания картошка превращается в пюре.
– Алин… – смотрит так, будто просит его пожалеть.
– Ужин готов, – громко объявляю. Перекрываю газ и с грохотом швыряю сковородку в сторону. Иду в комнату. Хочется что-то сломать. Ну или разбить. Желательно о Котова. Слышу следом мужские шаги. Мужчина останавливается перед занавеской, которая заменяет отсутствующую дверь. Я злюсь. Очень. И не знаю на кого больше. На него. Или на себя. Дура! Слюни распустила. Любви ей захотелось.
– Алинка, дай мне хотя бы шанс все тебе объяснить, – он опускается на пол и упирается спиной о косяк. – Я тысячу раз извинился. И даже не понимаю, за что?
– Очень жаль, что до тебя это никак не доходит, – зло шиплю в ответ и чувствую, как глаза становятся влажными.
– Можно я зайду? –сквозь клетчатую ткань вижу его силуэт.
– Нет. Нельзя, – это больше похоже на карканье, потому что из-за слез слова застревают в горле.
– Ладно, – тяжело вздыхает. – Давай так, – кладет руки на колени. – Я познакомился с ней где-то год назад. У нас была мужская тусовка. И мы улетели праздновать Новый год в Дубай. В честь праздника была вечеринка в отеле. Вероника пришла туда с подружкой. Так получилось, что в ту же ночь мы переспали. Потом разъехались. Когда я вернулся домой, мы встретились еще раз. И так получилось, что мы начали жить.
– А я идиотка, всю жизнь думала, что люди начинают жить тогда, когда любят друг друга, – шмыгаю носом и вытираю бегущие по щекам слезы. В школе начитаемся Евгения Онегина и прочей фигни, а потом выходим в жизнь наивными дурочками, со слепой верой в платоническую любовь. Пока реальность не шандарахнет по голове. Только тогда приходит прозрение.
– Возможно, ты меня не поймешь, но все же я постараюсь объяснить. Для всех мужиков иметь стабильный секс, наглаженные рубашки и свежую еду – очень важно. Во-первых – удобно. Не надо нанимать шлюх, горничную и повара. Все это можно совместить в одном человеке.
– Офигеть, – всплескиваю руками. – Я просто прозреваю от этого потребительского отношения к женщинам.
– Не перебивай меня. Пожалуйста, – бурчит он. – Во-вторых я решил все ее финансовые вопросы. Шмотки, отдых, все дела. У нас с ней взаимовыгодные отношения на договорных условиях.
– А она об этом знает? – вибрирует мой голос. – И вообще. Я в эту картину как-то не вписываюсь. Или ты тоже решил получить от меня полный спектр услуг? Ол инклюзив.
Костя поднимается на ноги: – Я зайду?! – отодвигает ткань в сторону. – Алин… Я тебе рассказал все по-честному, – подходит ко мне вплотную, а я отодвигаюсь в угол дивана. Костя наклоняется. – Это реалии взрослой жизни, – упирается руками по обе стороны от моей головы.
– Отойди, – выставляю руки и толкаю ладонями его в грудь.
– Нет, – снова этот наглый тон пульсирует по моим нервным окончаниям.
– Ты нарываешься, – стараюсь сделать максимально грозный вид, хотя он больше тянет на заплаканный.
– Я бы обязательно тебе рассказал и закончил те отношения, – его руки очень наряжены. Нервничает. Правильно. Пускай. – Просто сейчас я в той ситуации, когда надо решать проблемы по мере их поступления. На данный момент мне надо для всех потеряться. Ну чтобы меня окончательно не убили. И я смог разрулить свои вопросы.
– И тебя даже не волнует, что та девушка возможно с ума сходит. Она ведь не знает где ты? И что с тобой?
– Все равно, – жмет плечами.
– Я просто поражаюсь твоему эгоизму, – хочу его оттолкнуть, но он не поддается. – Отодвинься, пока я настоятельно просто прошу.
– А если, нет? – вскидывает брови. – Что ты мне сделаешь?
– Увидишь, – отчаянно шикаю в ответ. Хочу отвернуться, но Костя резко перехватывает мое лицо руками. Я чувствую его теплое дыхание на своих губах. Торможу в своих реакциях. Мне почему-то очень хочется, чтобы он дотронулся до них. Мое дыхание учащается, а сердце разгоняется. Я прикрываю глаза и… и буквально за секунду до так и не свершившегося поцелуя, даю ему хлёсткую пощечину.
Вижу, как Котов от неожиданности округляет глаза и резко отстраняется. Кожа на моей ладони неприятно щиплет. Ему, наверное, тоже больно. Но ничего. Пройдет. Пусть не лезет. Я ведь предупреждала, что ударю. Он делает шаг назад и сразу же после этого неожиданно раздается стук входной двери.
– Кто-то пришел, – удивленно констатирую я. Поднимаюсь с дивана и иду на звук.
– Степаныч! – слышу из прихожей старушечий тонкий голосок. – Есть кто дома? – выхожу в маленький коридорчик и вижу соседку – бабушку Зину. Она громко топает валенками и стряхивает с пухового платка на голове снег. Он падает на деревянный пол и белые, мелкие хлопья превращаются в маленькие лужицы воды. Баба Зина по совместительству еще и местная травница. Когда-то давно она была повитухой. Но в силу развития цивилизации и появления нового роддома райцентре, ей пришлось переквалифицироваться в целительницу.
– Добрый вечер, – помогаю старушке и сметаю снежинки с ее плеч.
– Добрый, добрый Алинушка, – улыбается. – Ой, как метет. Еле дошла к вам. Думала, что сама в сугроб превращусь, – начинает заливисто смеяться она. Сколько ее помню, она всегда была веселой старушкой. Когда я была маленькой, то всегда любила ходить к ней и играть с козлятами.
– Я видела через окно, что делается. В такую погоду плохой хозяин и собаку не выгонит. Что вас к нам принесло?
– А дед дома? – она достает из кармана платок и вытирает лицо от мокрых капель.
– Нет, – отрицательно мотаю головой. – Нету. На охоту у шел с Васильевичем. Еще днем, – машу рукой. – Будет не раньше, чем послезавтра.
– Ох, батюшки! – хлопает она в ладоши, и улыбка сползает с ее морщинистого лица. – Что же мне делать?
– Проходите, – беру бабушку под руку и веду е в комнату, пока она причитает о своем горе. – Присаживайтесь, – отодвигаю табуретку и помогаю ей сесть. – Выкладывайте, что у вас произошло?
– Ой, – вздыхает она и качает грустно головой. – У меня же телевизор перестал работать. А у меня сериал скоро начнется, – стонет старушка. – Хороший. Турецкий.
Э-м-м… Я стопорю. Это она шла, не боясь диких зверей, не боясь упасть и замерзнуть в снегу только потому, что у нее сериал? Вот это любовь к синематографу.
–Дед твой умеет ремонтировать, – продолжает приплакивать она. – Всегда мне помогает, – громко хрюкает в платок. Затем складывает его вчетверо, снова вытирает им лицо и после прячет обратно в карман.
– Чем же мне вам помочь? – напрягаю свои извилины. И тут до меня доходит. Котов! Пусть по-напрягается. – Костя, – зову мужчину. – Можно тебя на минуточку?
Слышу шорох. Занавеска отодвигается в сторону и на кухню заходит Котов.
– Добрый вечер, – появляется в дверном проеме.
– Добрый, – отвечает баба Зина, а в глазах ее загораются хитрые огоньки.
– Костя, тут помощь твоя нужна, – поворачиваю к нему голову и вижу, что он недовольно потирает покрасневшую щеку.
– А это жених твой? – любопытно интересуется старушка. По всей видимости вопрос с телевизором резко уходит на второй план.
И эта туда же. Неужели им здесь поговорить больше не о чем?!