Бабушкин дом

– Чай потом выпьем. Все равно Коли с Мишей пока нет. Неси альбом.

Лариса нервно завязала резинкой косичку, встала, подошла к серванту и достала оттуда слегка запыленный старый альбом.

Альбом был настоящей реликвией и гордостью семьи Одинцовых. Правда, понимала это только Мария Дмитриевна. Николай и Лариса равнодушно относились к своим знаменитым предкам и редко рассматривали этот альбом. А там хранились черно-белые дореволюционные фотографии их родственников, в жилах которых текла дворянская кровь.

Тася села возле Марии Дмитриевны. В этот момент она не ощущала никакого смущения, ей хотелось поскорее посмотреть фотографии и послушать истории о своих родственниках. Перед тем, как открыть альбом, Мария Дмитриевна сказала Тасе:

– Начиная с середины девятнадцатого века род Одинцовых был уважаемым и знатным. Твой предок Николай Одинцов служил в морской пехоте. Во время войны с турками он проявил себя как храбрый, волевой и талантливый полководец. Благодаря его таланту отряд, в котором он служил, одержал победу. За верную службу, героизм и заслуги перед родиной был награжден государем княжеским титулом и земельным наделом. С тех пор Одинцовы стали знатными и богатыми. Я плохо знаю историю наших давних предков, которые служили при царе. Елизавета Федоровна, моя бабушка, рассказывала мне эту историю, но я тогда была маленькой и почти уже ничего не помню. Поэтому расскажу только о последних поколениях Одинцовых.

Мария Дмитриевна открыла альбом. На первой странице Тася увидела очень старый, потертый портрет красивой, статной молодой женщины.

– Вот это Елизавета Федоровна, твоя прапрабабушка, которая также принадлежала к знатному роду. В двадцать лет она вышла замуж за Одинцова Владимира Николаевича.

С фотографии на Тасю смотрела молодая красивая женщина, одетая в светлое платье. На голове у нее была шляпа с широкими полями, украшенная фиалками. Шею оплетали бусы из белого жемчуга. Женщина сидела, облокотившись на маленький круглый столик, рука как бы тянулась к щеке. Тася смотрела на портрет. «Какие тонкие черты лица, какая она красивая…» – подумала она. Взгляд женщины был очень нежным. Глаза излучали счастья, а лицо украшала легкая улыбка. Безусловно, Елизавета Федоровна была настоящей красавицей-аристократкой.

– Мария Дмитриевна, – обратился Гриша, – Мне кажется, что Тася очень похожа на Елизавету Федоровну! Смотрите, одно лицо, только Елизавета Федоровна тут постарше.

– Я сразу же это заметила, как только увидела Тасю. Действительно, очень похожа, – всматриваясь в лицо внучки, тихо произнесла старушка. Сказав это, Мария Дмитриевна смахнула слезы с дрожащих на ресниц.

Тася ничего не ответила, она улыбнулась, продолжая заворожено рассматривать портрет прекрасной женщины. Мария Дмитриевна продолжила.

– Они переехали в этот поселок. Владимир Николаевич построил для семьи прекрасный особняк. Практически все здешние территории принадлежали ему. Елизавете Федоровне очень нравились вербы. Она рассказала об этом мужу, и дедушка приказал посадить вокруг озера и по всей территории поселка ивы и вербы разных сортов. Он очень любил жену. Также дед благоустроил здешние дороги, построил школу для сельских детей, открыл бесплатную больницу и дом для престарелых людей. Его уважали и любили за щедрость и справедливость. Во время первой мировой он дослужился до чина генерала. У них родился сын – Митя. А вскоре началась гражданская война. – После этих слов Мария Дмитриевна сделала паузу. Она сняла свои очки и вытерла глаза. – Дедушку расстреляли. Поговаривали, что большевики, уважая его прежние заслуги, даже предлагали ему почетную должность, если тот перейдет на их сторону. Но Владимир Николаевич отказался от такого предложения и поплатился за это жизнью.

Мария Дмитриевна перевернула страницу альбома. На обороте была фотография, где Елизавета Федоровна держала на руках маленького сына. Эта фотография значительно отличалась от той, что была на первой странице. Лицо женщины уже было не нежным, а каменным, очень гордым и почти черным. Вместо светлого платья и красивых украшений на ней было простое черное длинное одеяние. Весь ее мрачный вид говорил о тяжелом периоде жизни, когда она осталась одна с сыном на руках.

– Это бабушка уже после ареста мужа. Она мне рассказывала, что большевики, радуясь полученной власти, подожгли их усадьбу. Вот эту, в которой мы сейчас живем. А поджег дом бывший их конюх, который стал служить в красной армии. Как-то он язвительно заявил бабушке: «Ну что, Ваша Светлость! Пойдете ко мне в прачки? Нет у тебя больше защитника твоего, мужа! Дом, который он для тебя построил, теперь принадлежит мне! А ты вместе со своим отпрыском отправишься в ссылку вслед за муженьком». Скотина глупая! Дом, конечно, жалко было, но бабушка всегда говорила, что за имуществом она никогда не переживала и не плакала, несмотря на то, что у нее отобрали все фамильные драгоценности и ценные вещи. Она всегда считала, что вещи служат людям, а не люди вещам, И если ты что-то потерял, даже очень дорогое, не стоит переживать. Все наживное. Когда большевики пришли в дом, она ничего не прятала, все отдала. А утешение находила в сыне и на озере в окружении ив, которые посадил для нее муж. – Мария Дмитриевна замолчала и погладила фотографию своей бабушки.

Рассказ Марии Дмитриевны очень впечатлил Тасю. Девушка растрогалась. Разволновалась не только Тася, но и Гриша. Молодой человек внимательно смотрел на старушку, его глаза странно блестели. Вот только Лариса не проявила никаких эмоций. Она видела, как Тасе понравились эти рассказы о знаменитых предках, и боялась, что после того, как девушка проникнется любовью к своим дальним родственникам и поймет, насколько важен этот дом, то тогда уж точно никогда не откажется от него.

– Мария Дмитриевна, а как так получилось, что Елизавету Федоровну не отправили в ссылку? И дом семье оставили? – спросила Тася.

Мария Дмитриевна вздохнула.

– Если бы не один человек, бабушку точно отправили бы в ссылку и, возможно, расстреляли. Как не удивительно, но она осталась в живых благодаря своему поклоннику, «красному» военачальнику. Его направили служить в здешние места, и поручили рассмотреть дело Одинцовых, после того как Владимира Николаевича арестовали. Этот человек не на шутку влюбился в бабушку. Он оказался весьма добрым и хорошим человеком. В бабушку влюбился до безумия. Оно и не удивительно. Елизавета Федоровна оставалась красавицей и истинной женщиной даже в самые трудные времена. Новый поклонник галантно добивался ее руки, рискуя не только своей карьерой, но и жизнью. Он присылал продукты, одежду, другие подарки. Но бабушка оставалась неприступной. Она любила мужа, поэтому не могла простить большевикам, что те отняли у нее самое дорогое, любовь всей жизни. А большевик все также продолжал любить на расстоянии. Ха-ха, даже смешно, как в жизни бывает. Наверно, сам Господь послал его нашей семье. Уж не знаю, чего ему это стоило, но бабушке разрешили остаться здесь и жить в этом полусгоревшем доме. Она говорила, что поклонник в тайне даже помог частично воcстановить дом. Потом большевик исчез. Наверно, кто-то донес на него, и он поплатился за свою «неправильную» любовь …

Мария Дмитриевна сняла очки и протерла стекла платком. Затем снова надела их и перевернула страницу альбома. Тася с Гришей внимательно слушали именинницу, затаив дыхание. Ларисе невмоготу было выслушивать эту историю в сотый раз. Она встала и вышла во двор к дочке и сыну.

На новой странице находилась фотокарточка юноши. Он был одет в военно-морскую форму. А рядом располагалось фото, с которого смотрел уже более взрослый молодой человек. Этот был тот самый юноша, но где-то лет тридцати.

– А это мой отец. Дмитрий Владимирович Одинцов. Сын Елизаветы Федоровны. Красивый какой, правда?

– Очень! На Елизавету Федоровну похож, – обратила внимание Тася.

– Да, папа мой. Решительный, волевой! Весь в отца. В то время уже везде установилась советская власть. Папа был хорошим фермером. Он управлял здесь земельными участками и фермой. Как и его отец, только уже не своими. Потом он женился на моей маме – Аглае. Вот она, – Мария Дмитриевна перевернула страницу и показала на фотографию своей матери. Эта молодая девушка была не такой красивой, как Елизавета Федоровна. Она была милой, заурядной, ничем не примечательной. «Ничего особенного», – подумала про себя Тася.

– Мама была из очень бедной, многодетной и неблагополучной семьи. Отец сильно пил, мать, как могла, тянула пятерых детей. Трое братьев потом тоже спились и погибли: один сгорел, второй утонул, а что с третьим стало уже и не припомню. Бабушка была категорически против такого брака. Мне всегда говорила, что сын род перевел, – Мария Дмитриевна засмеялась. Характер у бабушки был тяжелый. То, что новоявленная невестка была бедной,– это еще ничего, но то, что из такой нехорошей семьи, Елизавете Федоровне категорически не нравилось. Ее можно понять. У ее семьи такая родословная, а тут, бедняжка без рода и племени, как сейчас говорят. Но папа слушать не стал. Он женился на маме и привел ее в дом. Вскоре родилась я. А потом снова война. И папа ушел на войну, дослужился до полковника и погиб за три года до победы. После его смерти мы жили втроем: я, бабушка, и мама. Правда, бабушка стала совсем замкнутой. Любила гулять возле озера и смотреть на ивы. Чаще всего молчала. Маму мою почти не замечала. Вот только со мной была ласковой и с соседями Тумановыми, которые помогали все время. Если бы не они, не сохранилась бы усадьба и мы с голоду бы померли во время войны. – Мария Дмитриевна взглянула на Гришу и погладила его по плечу. – Гришин прадед и дед были очень уважаемыми врачами, и отец, конечно, тоже. Жаль, что нарушил ты традицию! Непослушный сорванец!

– Ну, Мария Дмитриевна, я зато дома строю!

– А что произошло дальше? – спросила Тася: ей не терпелось узнать продолжение истории.

– Бабушка прожила до семидесяти лет, так больше и не вышла замуж, хоть и предлагали не раз. Мама тоже больше замуж не выходила, умерла, когда мне было двадцать лет. С тех пор так и живем…

Глава XVII

Еще несколько секунд все молчали, каждый думал о чем-то своем. Под звук часов, пробивших пять, вернулись Шура и Николай с Михаилом. Лариса, увидев подругу, обрадовалась, подошла к ней и стала что-то тихонько говорить. Коля с дядей Мишей были веселы. Где они были и что делали, никто у них не спрашивал. Состояние мужчин было сомнительным, но они держались молодцом. По дороге домой бывшие соседи даже додумались нарвать ромашек, чтобы подарить их Марии Дмитриевне. Коля преподнес матери букет, но юбилярша подарок не оценила.

– Ну и зачем вы притащили этот веник?! Коля, мне восемьдесят пять лет, а ты все никак не запомнишь, что ромашки я терпеть не могу! Где цветы нарвали? У Любы? Придет еще отношения выяснять, оно мне надо в праздник?!

– Мария Дмитриевна, ну чего вы? Смотрите, какой красивый букет! – произнесла Шура, взяла цветы и унесла их на кухню.

Через минуту она вернулась с вазой, в которую поместила те самые ромашки, и поставила ее на стол.

Когда Тася вновь увидела Шуру, настроение ее упало. Она не простила женщине чрезмерное любопытство, злилась на нее и думала о том, что та может выкинуть еще что-нибудь подобное. Но Шура была гостьей и, как заметила Тася, никто ее и не думали прогонять. Все, видимо, уже забыли, что из-за этой дамочки сегодня произошел конфликт. Все, но только не Тася.

– Ну что, раз все в сборе, можно и чай попить! Несу торт! – произнесла Лариса.

В комнату прибежали Катюша со Стасом. Семья Одинцовых села за обеденный стол. Теперь Гриша расположился не напротив, а возле Таси. Лариса принесла с кухни большой торт, на котором красовались кремовая цифра восемьдесят пять и розовая лилия. Пока Шура с Ларисой наливали чай из самовара в чашки, Гриша незаметно оторвал от букета головку ромашки и вдел в волосы Таси. Опершись подбородком на руку, пристально взглянул на девушку, любуясь ее новой прической.

– Ну что ты сделал? Теперь цветов будет парное количество, – прошептала Тася.

Гриша ничего не ответил. Он продолжал улыбаться девушке и заинтересованно смотреть на нее. Тася сообразила, как поступить: она оторвала еще одну головку ромашки и позвала Катю. Теперь количество цветов было снова непарное, а волосы маленькой девочки украсил белый цветок.

Торт порезали, чай налили в чашки, все с наслаждением уплетали сладкое, особенно Шура. Женщина то и дело поглядывала на Гришу, стараясь всячески обратить на себя его внимание.

– Гришань, так мы идем на озеро? – спросила Шура.

Гриша посмотрел на Тасю. «С ней я бы с радостью сходил на прогулку, – подумал мужчина. – Но куда тут денешься от остальных».

– Ну конечно, пойдем. Купальник только не забудь!

– Гришенька, так я без купальника плаваю, – ответила Шура и подмигнула.

– Вечер обещает быть интересным, – игриво сказал Гриша, но при этом думал, как избавиться от надоедливой подруги и остаться с Тасей наедине.

Раскрепощенное поведение Шуры злило не только Тасю. Лариса также видела, как смотрит ее подруга на Григория, и ей это не нравилось. Сестры мило улыбались, пили чай, но при этом чувствовали одно и то же. Они ревновали Гришу к веселой и разбитной женщине.

Во время чаепития раздался стук в дверь. Лариса пошла открывать. На пороге стоял местный пожилой священник – отец Иоанн. Как выяснилось, он пришел поздравить Марию Дмитриевну с праздником. Отец Иоанн сам приходил к ним в дом, и они с Марией Дмитриевной всегда подолгу о чем-то беседовали. О чем именно, старушка никому не рассказывала.

– Отец Иоанн, рада вас видеть, проходите, – пригласила Лариса нового гостья.

– Бог в помощь, с именинницей вас!

Священник зашел в гостиную; все гости, увидев человека в рясе, замолчали и напряглись.

– День добрый всем!

– Отец Иоанн, здравствуйте, присаживайтесь. Чайку с нами выпейте, – пригласила к столу Мария Дмитриевна.