Бабушкин дом

– Откуда ты знаешь, что где лежит? – удивленно спросила Тася, когда увидела, как виртуозно Григорий находит в чужой кухне все, что ему было необходимо.

– Так ведь ничего не поменялось с того момента, как я в последний раз бывал тут в гостях. Ремонт и мебель те же, соответственно и содержимое в этой мебели тоже не изменилось. Я этот дом знаю, как свои пять пальцев. Могу с закрытыми глазами найти все, что захочу. Идем.

Гриша направился к лестнице, Тася последовала за ним. Везде было темно. Но из-за полной луны, заглядывающей в окно, в комнатах виднелись очертания мебели и других предметов. Поэтому гостям не понадобилось включать свет.

– Теперь тссс. Комната Ларисы. Проходим очень тихо.

Гриша с Тасей на цыпочках стали подниматься по лестнице. Деревянные ступеньки как назло начали поскрипывать и грозили потревожить хозяев старого дома. Молодые люди поднялись на второй этаж; вот уже дверь Ларисиной комнаты, из которой лился свет. «Не спит, зараза», – подумала про себя Тася. Они осторожно переступили порог второго этажа и стали подниматься на третий. «Как странно, – подумала Тася, – с улицы этот дом кажется двухэтажным, однако, оказывается, еще и третий есть. Не просто дом, а коттедж. А они еще жалуются, что плохо живут».

Наконец цель была достигнута. Тася с Гришей незаметно прокрались на третий этаж. Девушка уже догадалась, куда именно вел ее молодой человек. Это был чердак.

Как и предполагал Туманов-младший, дверь чердака была запертой. Тогда он достал ключи, которые захватил на кухне, и стал подбирать нужный. Один не подошел, второй тоже, а вот с третьим повезло. Ключ с легкостью вошел в замочную скважину и открыл дверь. Как только молодые люди зашли в помещение, Гриша зажег свечу и поставил на полку. Тася осмотрелась. Стены были серыми, мрачными, отсыревшими. Чердак оказался почти полностью захламлен старыми ненужными вещами и предметами. Тут стоял детский велосипед без одного колеса. Также Тася увидела стеллаж, забитый запыленными книгами, большой закрытый сундук, манекен для шитья одежды, коробки и много других вещей. А на стене висел нарисованный портрет Елизаветы Федоровны.

– Интересно, что в этом сундуке? – спросила Тася, подойдя к нему.

– Могу поспорить, что там есть теплый плед, детские вещи и старые фотографии.

Тася открыла сундук. И действительно, как сказал Гриша, она увидела клетчатый плед.

– Доставай, мы расстелем его вот здесь, – послышался голос Григория.

Тася выполнила просьбу друга и кинула ему одеяло. В сундуке девушка увидела еще детские пеленки и распашенки, а под ними скрывался большой альбом. Тем временем Гриша разложил плед на полу и присел.

– Смотри, что я нашла, – показала находку Тася своему другу.

– Ааа, семейный фотоальбом. Тут есть и я. – Григорий взял альбом и открыл его. Тася присела рядом. Ей стало интересно посмотреть на Гришу в детстве. На одной из первых черно-белых фотографий они увидели маленькую девочку возраста пяти лет.

– Это Лариса в детстве?– спросила Гришу Тася.

– Нет. Это дочка Марии Дмитриевны Катерина. Она погибла в молодости вместе с мужем. Тогда я был еще совсем маленьким и не помню всех подробностей этой трагической истории. Мама рассказывала, что от нервного срыва Мария Дмитриевна попала в психиатрическую больницу и там пробыла полгода. Маленькую Ларису моя семья забрала к себе. Мама часто навещала Марию Дмитриевну в больнице и рассказывала о Ларисе, как та растет и нуждается в своей бабушке. Таким образом ей удалось вернуть Марию Дмитриевну к жизни. Она поправилась, вернулась и принялась воспитывать внучку.

– Какой ужас! – Тася знала о гибели Катерины: ей как-то рассказывал отец, но без подробностей.

Гриша перевернул еще несколько страниц: на них были фотографии Катерины и ее мужа. Потом появились цветные фотографии.

– А вот это мы с Ларисой в детстве, – показал на фотографию Григорий. На ней были мальчик и девочка лет четырех. Дети стояли возле дома, держась за руки. Потом Тася увидела еще несколько детских фотографий с маленькими Ларисой и Гришей. Дальше пошли семейные фотографии, которые сменяли снимки уже повзрослевших Ларисы и Григория. Тася обратила внимание, что общих фотографий этих двух семей было очень много. А вот и фотография, где юные Гриша и Лариса стоят возле дома, как и на детской фотографии. Только теперь юноша и девушка крепко обнимали друг друга за талию.

– Вы тут такие красивые и совсем юные, – обратила внимание Тася.

– А мне кажется, я с годами становлюсь только лучше, – с ноткой хвастовства сказал Гриша. – Это мы тут в девятом классе на выпускном вечере.

– Вы встречались?

– Да, но это был юношеский роман, ничего серьезного. Хотя, как мне казалось тогда, я очень сильно был влюблен в нее. Но потом мы переехали в город и все забылось.

– И тебе не хотелось вернуться к ней?

– Нет. Я сразу же влюбился в столицу, понял, что там могу добиться успеха, проявить свой талант. Школу я закончил с хорошими отметками. Потом поступил в институт и начал усердно изучать языки и мировую архитектуру. На третьем курсе я принял участие в международном конкурсе по проектированию современного сити-центра и стал победителем. Меня заметили немцы, преподаватели из Берлинского университета, и предложили продолжить обучение у них. Я согласился. Вот так и оказался в чужой стране. Закончил там университет, а потом устроился в одну из лучших строительных компаний Берлина.

– А что вы строите?

– Элитные жилые дома и бизнес центры.

– Берлин – такой красивый город с богатой историей, неужели тебе не хотелось построить уникальное здание? Что-то особенное, такое, что бы ассоциировалось только с Берлином?

– Например, как Биг-Бен с Лондоном? Я об этом мечтаю. Но понимаешь, современный мир устроен так, что в первую очередь нужно удовлетворять запросы клиентов. Только в таком случае можно заработать. Сейчас время бизнеса и больших возможностей. Музеи и театры сейчас, увы, не в моде. Такова жизнь.

– Настоящее искусство всегда в моде. Возможно, я плохо разбираюсь в бизнесе, но считаю, что именно шедевры архитектуры делают города особенными. Нет более запоминающегося места в Италии, чем Колизей или фонтан Треви, а в Греции – Акрополь; Испанию воспел и увековечил Гауди безумными неправильными формами своих строений. Уникальная и прекрасная архитектура наделяет города душой, делает их непохожими друг на друга. Не припомню, чтобы кто-то из туристов хотел поехать в Париж или в Барселону, чтобы посмотреть на стеклянный бизнес центр, каких полно всюду. Все хотят увидеть нечто удивительное, особенное, уникальное, чтобы запомнить на всю жизнь.

– Ну а как тебе Нью-Йорк? Ты же была там. Хочешь сказать, что он некрасив? – удивился Григорий.

– Красив, но ничего особенного: высокие небоскребы меня не впечатлили, – спокойно ответила Тася.

– И это все, что ты можешь сказать? Брось, неужели ты бы не хотела там жить?

– Не хотела. Переехать в Нью-Йорк – это все равно, что выйти замуж по расчету.

Ответ девушки поразил Туманова: он впервые слышал, что кому-то не нравится этот замечательный город. Но вместе с тем, в глубине души, был согласен с Тасей. Конечно, от Америки он был, как и все, без ума, но по архитектурным шедеврам Европа все же превосходила. Гриша заметил, что руки Таси покрылись гусиной кожей.

– Кажется, стало прохладно. Я принесу нам чай. Не скучай без меня. – Туманов встал, взял свечу и пошел вниз. Тася осталась одна.

Чтобы не ощущать пустоту и одиночество, она решила еще раз осмотреть сундук, в надежде найти что-то интересное. Но кроме детской одежды больше там ничего не оказалось. Тогда Тася подошла к стеллажу с книгами и взяла одну из них. Это был сборник поэзии Ахматовой. Также Тася увидела еще книги Пушкина, Есенина, Маяковского, Блока, Цветаевой. «Интересно, кто в этой семье читает поэзию?» – подумала про себя девушка. Как ей показалось, ни Мария Дмитриевна, ни Лариса не были поклонницами классической лирики. Тася пролистала сборник Ахматовой, прочитала первое стихотворение, которое ей попалось на глаза:

Я улыбаться перестала,

Морозный ветер губы студит,

Одной надеждой меньше стало,

Одною песней больше будет.

При свете свечи было очень тяжело читать, поэтому она не стала напрягать зрение и поставила книгу обратно на полку. Вдруг Тася увидела, что под стеллажом стоит небольшая коробка. Девушка достала ее. Коробка полностью была покрыта пылью: видимо, ее давно никто не брал в руки. Тася аккуратно открыла ее и увидела, что там лежат письма без конвертов. Девушка достала первое попавшееся и из любопытства стала читать.

«Милые мои, родные, хорошие! Сейчас мы далеко от нашего города. Тут очень холодно и зябко. Зима совсем не щадит нас. Ночуем в окопах или землянках. Бои идут беспрерывно, враг наступает постоянно. Каждый день погибают наши солдаты: одни в бою, другие от гриппа, некоторые не выдерживают морально и умирают даже во сне. Но мы держимся, не сдаемся. Я знаю: победа будет за нами.

Как же я хочу вас, мои хорошие, увидеть и обнять, хотя бы на секунду. Машенька, наверное, подросла и уже читает? Аглая, любимая моя, и мама, вы не переживайте за меня. Со мною все хорошо, мне скоро должны дать отпуск, я вернусь к вам. А весной война уже закончится, я знаю, я чувствую. Берегите себя, ваш сын, муж и отец – Дмитрий Одинцов.

26 января, 1942 год»

Тася сразу поняла, что письмо писал ее прадед, который погиб на фронте. «Подумать только. Письмо написано незадолго до его смерти. Он так и не ушел в отпуск, не съездил домой, не обнял мать, жену и маленькую Машу. Он не увидел победы, за которую так отчаянно боролся. Как же это несправедливо». Тасе стало жаль его. Прочитав послание, она как будто прикоснулась к жизни своего дальнего родственника. «Странное ощущение: человека уже давно нет в живых, но благодаря этому пожелтевшему от времени листочку бумаги возникло чувство, что он здесь присутствует». Девушка отложила письмо и достала из коробки еще одно. Другое послание было адресовано Елизавете Федоровне – прапрабабушке Таси. Листок бумаги совсем был дряхлым и желтым от старости и текст на нем был написан чернилами.

«Уважаемая Елизавета Федоровна, я пишу Вам в последний раз. Если Вы не ответите мне, обещаю, я вас больше не побеспокою. Понимаю, что Вы очень любили своего супруга и продолжаете любить. Глупо было претендовать на ваше сердце и надеяться, что вы так скоро полюбите другого, тем более, что этот другой – враг вашего мужа. Но смею уверить: я вам не враг. Хочу, чтобы вы меня поняли: новое время диктует нам свои правила, и я действительно искренне верю в наше светлое будущее, в котором не будет деления на бедных и богатых. Знаю, что вам это неприятно, ведь вы потомственная дворянка. Но сейчас не об этом… Я пишу вам, чтобы сообщить у новость о вашем муже. Прошу заранее простить меня е за плохую весть.

Я разузнал, что ваш муж был приговорен к ссылке в Сибирь. К сожалению, вскоре его расстреляли. Где он похоронен, мне неизвестно. Вы рискуете также оказаться в ссылке, а ваш дом, скорее всего, отнимут. Я прошу вас еще раз подумать о моем предложении. Если вы его примите, вам и вашему сыну Мите ничего не будет угрожать. Со мною вы будете в безопасности.

Вячеслав Орлов, 1919 год»

В это письмо было вложено еще одно, написанное тем же почерком, но месяцем позднее. По письму стало понятно, что Елизавета Федоровна на этот раз ответила влюбленному в нее красному комиссару.