Бабушкин дом

– Почему ты плачешь? Тебе тоже страшно? – спросила девочка.

– Нет, Катюша, мама не плачет. Пойдем спать, моя дорогая. Я буду защищать тебя от всех вампиров. Идем. Лариса еще раз поцеловала дочку, крепко прижала к себе, а потом взяла за руку и повела спать. Больше этой ночью в кухню никто не заходил.

Глава XXI

От откровенного поступка Ларисы Гриша просто растерялся. Он не знал, как это понимать, что ей говорить завтра, как с ней дальше общаться. Зачем она это сделала? «Неужели давняя подруга еще к нему что- то чувствует…», – думал Григорий, когда поднимался по лестнице. Все это было очень странным. Крутить интрижку с бывшей девушкой Гриша никак не планировал. Лариса давно осталась в прошлом, где-то в далеком детстве, и возвращаться туда молодому человеку совсем не хотелось. Подруга его юности очень изменилась за эти тринадцать лет. Она уже не была той беззаботной, веселой девочкой с косичками и голубыми бантиками, которую он помнил. Из прекрасной юной девушки Лариса превратилась в замученную несчастную женщину. В ее глазах больше нет того огонька, который светился в них ранее, и так ему нравился. Теперь в ее взгляде читались безысходность и смирение, осознание того, что ничего нельзя изменить. Конечно, Григорий искренне жалел свою подругу, ему было жаль, что так сложилась ее судьба. Ведь она раньше была такой красивой. Но, увы, ей не повезло с мужем, он бросил ее с двумя детьми и просто исчез. И вместе с тем в глубине души он презирал ее слабохарактерность. Почему она не поехала учиться в город? Кто ей виноват, что она связалась с этим неудачником Володькой. Гриша просто ее не понимал.

Он также не понимал и остальных членов семьи Одинцовых. Например, Коля никогда ему не нравился. Он его не уважал, как мужчину, и понятно почему. За шестдесят лет, Коля ничего не добился в жизни. У него не было престижной профессии, своего жилья, автомобиля, даже семьи не смог создать. Странно, почему его отец, уважаемый врач, с ним общался, хоть и редко. Наверно, отец хотел поддержать ту семейную традицию, которая сложилась несколько поколений назад. А именно: поддерживать дружбу с этой семьей, потому что когда- то Тумановы и Одинцовы вместе переживали все трудности революционных и военных лет. Их родственники заслужили бессмертие своих фамилий: безупречной репутацией, добрыми делами и благородными поступками. Но, как показывала жизнь, фамилия и гены ничего не решают. Ничто не дается просто так в этой жизни. Почет и уважение нужно заслужить своим трудом, талантом, умом и трудолюбием. Эту нехитрую закономерность Григорий усвоил еще в двадцать лет. С тех пор он упорно работал, развивался и учился. Чего только стоили успешные проекты, которые ему удалось реализовать за границей. В начале своей карьеры он спал всего по три часа в сутки, вел переговоры с директорами, убеждал их поверить в себя, реализовать его идеи и постоянно стремился усовершенствовать свой талант. Он честно заслужил все, что имеет сейчас. Квартира в элитном доме в Берлине, дорогая иномарка, возможности и перспективы в будущем. Покорить Берлин своими архитектурными проектами – это только начало. Главная мечта заключалась в стремлении увидеть во всем мире свои строительные творения. И к достижению поставленной цели он стремительно шел.

Григорий поднялся на второй этаж и размышления об Одинцовых исчезли. Вместо них появились мысли о Тасе. Завтра он хочет уехать с ней в город. Там они погуляют, сходят в кино и ресторан, а потом, если она пригласит его к себе домой, проведет с ней ночь. Билет на самолет у него только на понедельник, так что вечер воскресенья можно провести намного приятней, нежели дома у Одинцовых.

Гриша поднялся на третий этаж. Дверь чердака была приоткрытой, и молодой человек легко зашел с кружками чая. Он увидел на полу рядом с Тасей старый патефон. А рядом лежала виниловая пластинка Фрэнка Синатры.

– Где ты его нашла? – спросил Гриша.

Он поставил чашки на полку и быстро подошел к девушке.

– В той коробке, что в углу стоит. А еще я нашла вот эту пластинку. Тася поставила пластинку, и патефон, словно бурчащий дед, затрещал.

Григорий взял чашку чая и подал Тасе. Девушка сделала пару глотков и поставила чашку рядом с собой на пол.

– Ты знаешь, что меня удивляет? – произнесла она. – Что они такие старинные вещи держат взаперти на чердаке. Не понимаю, зачем… Ведь это же история, настоящая фамильная реликвия. Их нужно выставлять на видные места и гордиться ими. Странно, что они вообще не выкинули этот патефон.

– Все кувырком пошло в этом доме с тех пор, как ушла из жизни Елизавета Федоровна. Мария Дмитриевна отправила на чердак все сохранившиеся семейные реликвии. После того случая с психушкой, – объяснил ей Гриша. – Альбом семейный относительно недавно стала пересматривать.

– Но зачем она это сделала?

– По всей видимости, ей очень больно смотреть на своих знаменитых предков. Я бы даже сказал – стыдно. Ведь у нее была далеко не такая жизнь, какую вели прежние Одинцовы.

Патефон прекратил трещать и, наконец, заиграла музыка. Бархатный голос Фрэнка Синатры и его известный хит «My way» настроили молодых людей больше не говорить о грустном, а насладиться красивой музыкой. Гриша галантно подал руку Тасе, приглашая ее на танец. Девушка охотно согласилась. Юноша обнял Тасю за талию, взял ее руку, и они медленно стали танцевать.

Патефон продолжал трещать, и голос Фрэнка Синатры был едва слышен. Гриша стал негромко подпевать. У него оказался приятный тембр голоса, Тася растворилась в объятиях молодого человека. Она склонила голову к плечу и почувствовала себя полностью защищенной, расслабленной и счастливой. «Пусть Синатра поет вечно, и они будут танцевать тоже вечно», подумала Тася.

На припеве Гриша несколько раз покружил Тасю и снова приблизил к себе. И в этот момент их взгляды встретились. Гриша перестал напевать и на секунду забыл о танце. Теперь молодые люди молча смотрели друг другу в глаза. Все внимание было направленно друг на друга. На последних словах песни «My way» патефон не выдержал и затрещал со всей силой. Бархатный голос Синатры больше не лился. Но Тася с Гришей как будто и не услышали капризы патефона. Через мгновение молодой человек крепче обнял девушку за талию и с жадностью поцеловал ее. Тася страстно ответила на поцелуй, ведь она желала этого еще в тот момент, когда они катались на лодке, а может быть и того раньше. Что касается Гриши, то Тася ему понравилась с первого взгляда. И единственное, что останавливало его действовать раньше, так это то, что она была дочерью Николая и внучкой Марии Дмитриевны. Все-таки они ему как семья. И хочешь – не хочешь, а нужно соблюдать правила приличия.

Но в тот момент никто о правилах приличия уже не думал. Продолжая целовать девушку Гриша взял на руки Тасю и положил на плед. Казалось, никто не мог помешать им. Но вдруг дверь приоткрыл сквозняк и на втором этаже включился свет. Раздались голоса.

– Кто-то проснулся, – забеспокоилась Тася.

– Нет, только не сейчас, – возмутился Гриша, целуя в губы Тасю.

– Гриш, а вдруг сюда зайдут? Я так не могу…

Девушка привстала и стала поправлять прическу и одежду. Молодой человек тяжело вздохнул, продолжая лежать на пледе.

– И кому там не спится? – возмущенно пробормотал он.

Снова послышался голос, и на этот раз стало ясно, что это был Николай.

– 

Миша! Миша! Ты где?

Тася испугалась:

– 

Это папа! Что делать?

Гриша привстал. Молодой человек прислушался, а потом подошел к двери.

– 

Тихо. Может уйдет, – прошептал он

.

– 

Миша! Миша! – продолжал звать Коля.

В этот момент кто-то на втором этаже открыл дверь. Это была Лариса. Гриша услышал, как Лариса успокоила пьяного дядю, объяснила, что все давно спят и отправила его отдыхать.

– 

Ушел, кажется,– сказал Гриша.

– 

Хух! Слава Богу!

Настала неловкая пауза. Но через секунду Тася засмеялась.

– 

Чего ты? – спросил Гриша.

– 

Да нет, просто. Представь, если бы нас застукали…

Гриша улыбнулся и пожал плечами.

– 

Думаю, ничего страшного не случилось бы. Не дети уже. Вот когда нам с Ларисой по шестнадцать было и Мария Дмитриевна зашла в комнату, – Гриша резко прервал свой рассказ, увидев, как переменилась в лице Тася.

Девушке явно не понравилось, что молодой человек вспомнил свою бывшую возлюбленную.