Проснись в Никогда

– Это Алистер Тоттерс, – подала голос Марта.

– Кто? – раздраженно переспросил Кэннон.

– Злодей и путешественник во времени из «Темного дома у поворота», – промямлила Марта.

– Нет, нет, – жизнерадостно зашептал Кип. – Старый маразматик с Альцгеймером, который удрал из дома престарелых во время дня открытых дверей. Без лекарств. Они всегда сбегают без лекарств.

– Я приглашу его пропустить стаканчик? – со вздохом спросил Кэннон и озорно подмигнул.

– Нет, – прошипела Уитли. – Так начинаются все фильмы ужасов!

– Глава третья, – пробормотала Марта.

– Эй… – Кэннон наставил на Уитли палец. – Это невежливо. Я его позову…

– НЕТ!

И тут мы все наперегонки ринулись в вестибюль, чтобы посмотреть своими глазами, толкаясь и путаясь друг у друга под ногами, хихикая, потуже затягивая на ходу пояса халатов, а затем принялись по очереди заглядывать в глазок, сталкиваясь лбами. Я была уверена, что Кэннон решил нас разыграть и за дверью никого не окажется.

Но он стоял за дверью. Высокий старик с густой седой шевелюрой.

В темноте я не могла различить черт лица, но отметила, что нежданный гость одет в темный костюм с галстуком. Он с улыбкой подался вперед, будто увидел, что я смотрю на него в глазок.

Кэннон с поклоном открыл дверь:

– Добрый вечер, сэр. Чем можем вам служить?

Старик ответил не сразу. Он обвел нас взглядом, методично всматриваясь в каждого, и мне показалось, что он знает всех нас.

– Добрый вечер, – произнес он на удивление звучным голосом. – Могу я войти?

Никто не ответил ему – так странно и самоуверенно прозвучал этот вопрос. Я твердо решила, что он совсем не маразматик. Глаза – темно-зеленые, поблескивавшие в свете фонаря над дверью – были совершенно ясными.

– А, вы наш сосед, – сказала Уитли, подходя к Кэннону. – Если вы насчет яхты Берта, «Андьямо», то есть насчет того, что он бросил ее перед вашим причалом, то Берт просил передать, что у него какие-то проблемы с якорем и он уже договорился, чтобы ее отбуксировали на следующей неделе.

– Я не ваш сосед.

Он помолчал, выжидательно глядя на нас.

– Все-таки лучше, если я войду и все объясню.

– Говорите, что вам нужно, прямо здесь, – отрезал Кэннон.

Старик кивнул, явно не удивившись. И тут я отметила две странности. Первая странность: он был очень похож на нашего музыкального руководителя из Дарроу, мистера Джошуа. На мгновение в моем затуманенном алкоголем мозгу промелькнула мысль, что это и в самом деле мистер Джошуа, просто за тот год, что я его не видела, с ним произошло нечто ужасное. Он пережил кошмарную трагедию и постарел на двадцать пять лет, волосы поседели, лицо покрылось сеткой морщин. И все же это был не мистер Джошуа. Тот был худощавым и румяным и по любому случаю заливался смехом. Этот же был костлявым, с ястребиным профилем, который ожидаешь увидеть на монетах иностранного государства или на бронзовом памятнике, стоящем в центре города. Его можно было бы принять за брата-близнеца мистера Джошуа, разлученного с ним при рождении и прожившего совершенно иную жизнь: тот воспитывал молодежь, этот же причинял страдания другим, что наложило на его внешность соответствующий отпечаток.

Вторая странность: на дорожке перед домом не было видно машины, и вопрос, как наш гость умудрился остаться абсолютно сухим, придя без зонта, повис в воздухе, вызывая смутную тревогу, точно слабый запах газа.

– Вы все – мертвецы, – произнес он.

Глава 3

– Боже правый! Надеюсь, вы простите меня. Я не совсем точно выразился. – Старик прикрыл глаза ладонью и покачал головой. – Я перегнул палку. Преувеличил для пущего драматизма, как в телесериале. Приношу свои извинения. Давайте попробуем заново, ладно?

Он улыбнулся и откашлялся:

– Вы все почти мертвы. Зависли между жизнью и смертью. Время для вас намоталось на осколок реальности, образовав замкнутую на саму себя потенциальность, именуемую «Проснись в Никогда».

На сей раз удовлетворенный, он кивнул и перевел дух.

– Вы не единственные, кто столкнулся с этим феноменом. Такие моменты возникают одновременно в прошлом, настоящем и будущем по всему миру, во всей Вселенной, известные и неизвестные, скомканные и развернутые. Время движется не линейно. Оно изгибается и мчится через туннели и мосты. Ускоряется. Потом замедляется. Может даже сойти с рельсов. Так вот… В этой заминке, назовем ее так, каждый из вас существует в данный момент. И останется там до нового уведомления.

Старик поклонился, как бессменный инспектор манежа из бродячего цирка – с изящной непринужденностью, к которой примешивалась усталость.

– Я – Хранитель, – сообщил он. – Другого имени у меня нет. То, как я выгляжу и веду себя, мой голос, моя походка, мое лицо, все, что я говорю и думаю, – это совокупность пяти ваших жизней в том виде, в каком они были прожиты. Представьте себе уравнение. Настоящий момент равняется вашим душам плюс окружающие обстоятельства. Хотите еще пример? Представьте, что сознание каждого из вас помещено в блендер. Блендер включают на полную мощность. Получившийся коктейль и есть настоящий момент. А если с вами есть кто-то еще? Это будет несколько другой момент. Я добавил бы к сказанному несколько слов. У меня были бы другие волосы. Другие руки. Другие туфли. «Доксайдеры» вместо «Стива Мэддена». Но я отвлекся. Окружающие обстоятельства. Конечно, вам интересно, что я имею в виду. Так вот…

Он фыркнул, по-прежнему улыбаясь.

– Каждый из вас в настоящий момент лежит, вроде как мертвый, на обочине прибрежной дороги. Смерть наступила вследствие недавнего лобового столкновения с эвакуатором марки «шевроле-кодьяк» под управлением некоего Говарда Хейворда, пятидесяти восьми лет от роду, проживающего в Саут-Кингстауне, на Адмирал-роуд, двести восемьдесят один. Время стоит на месте. Оно заключено в одной восьмой секунды, как мотылек в банке. Выход, разумеется, есть. Мотылек может выбраться из банки, а время – вновь возобновить свой ход. В течение трех последних минут каждого пробуждения каждый из вас должен проголосовать. Выбрать того единственного, кто выживет. Он вернется к жизни. Остальные же умрут по-настоящему. Это состояние перманентное, но при этом совершенно непознаваемое. Решение должны принять все вместе, допускается лишь один голос в пользу кого-то другого. В живых останется только один. Исключений быть не может. Вопросы есть?

Никто не проронил ни слова.

«И все-таки он маразматик», – подумала я. И похоже, в прошлом подвизался на актерском поприще, потому что произнес свою речь с интонациями закадрового рассказчика из старых вестернов пятидесятых годов, хорошо поставленным баритоном, слегка нараспев, в старомодной величавой манере. Слова лились из него легко и непринужденно, будто он не раз произносил эту речь в прошлом.

Теперь он ждал, что мы скажем в ответ.

– Браво! – захлопал в ладоши Киплинг.

– Погодите, – нахмурилась Марта. – Он что, продает Библии?

– Чего вы хотите? – осведомился Кэннон.

Старик пожал плечами:

– Я всего лишь ресурс. Я не ищу вознаграждения, ни денежного, ни какого-либо еще. И тем не менее я желаю вам успеха.

– Успеха в чем? – захотела уточнить Уитли.

– В голосовании.

– Послушайте… – сказал Кэннон. – У нас был тяжелый вечер. Скажите прямо, чего вы хотите.

– Видимо, я не сумел как следует донести до вас суть дела. Вы предпочли бы получить эту новость в другом формате? Представление в лицах? Презентационные карточки? Иной язык? На итальянском даже самое зловещее предсказание звучит мягче, именно поэтому Данте использовал его для своего «Ада». – Он откашлялся. – Buonasera. Tra la vita e la morte, il tempo ? diventato congelato…[7 - Добрый вечер. Между жизнью и смертью время застыло… (ит.)]

– Хватит! – рявкнул Кэннон. – Убирайтесь отсюда.

Старика это нисколько не обескуражило. Он улыбнулся, обнажив мелкие серые зубы:

– Ну что ж… Удачи вам всем. Бог в помощь.