Сокровище Великих Болот

Руфина, вежливо оторвавшись от перекладывания вещей в сумке при разговоре со старшим, недоверчиво улыбалась в ответ:

– Рыжая? Два шага в толщину? Ты меня разыгрываешь, дядя!

– Не веришь?

– Н-н-ууу… не очень.

– Как можно ставить под сомнение слова родного дяди?! Ладно, пожалуй, два моих шага – это я действительно лишку хватил, но один – точно! И зубищи из пасти так и торчат, так и торчат!

– Но, дядь, и один шаг много, это ж какая толщина! – возразила Руфина.

– Если уж не один, то хоть полшага – наверняка! А еще у неё был гребень, острый, как мой нож!

– Ой, полшага – это с мой локоть. Не бывает таких змей. Да и что она могла есть, чтобы стать такой упитанной? И борозду после себя оставляла бы, словно топляк. Я вот сколько хожу, ни разу ничего подобного не видела.

– Лягух небось она ловила. Это редкая змея. Может, вообще такая единственная на всё болото осталась. Хотя, возможно, она была толщиной всего лишь в пол-локтя. Но точно рыжая, – пошел на попятную дядя.

– Нет, – покачала головой Руфина, думая, что сейчас Ревус очень похож на своего брата – вылитый её отец, – такого не может быть.

– Ах, какая ты недоверчивая! Ну, четверть локтя, теперь веришь?

– Прости, дядя… – с огорченным видом она развела руками.

– Четверть четвертинки! С черными крапинками и ободком вокруг глаз.

– Про глаза – верю, про толщину – нет!

К разговору уже прислушивались, тихонько посмеиваясь, все окружающие. Лишь Занур с непроницаемым выражением лица вглядывался куда-то в темноту.

Ревус в запале подергал себя за толстую косу:

– Ладно, скажу тебе правду, раз ничегошеньки от тебя не скрыть. Змея была с мою руку туловищем. А по бокам – с четырьмя лапами! И на каждом пальце – вот-такенный коготь!

Иф, во все глаза глядевший на него, позабыв обо всем на свете, не удержался и прыснул от смеха:

– Выходит, змея была ящерицей, дядь! С гребнем и лапами, да еще рыжая! – и тут же, спохватившись, зажал себе рот ладонью: вмешиваться в разговоры взрослых, да тем более спорить с родным дядей мальчишкам воспрещалось.

Ревус резко развернулся в сторону крикуна, якобы, чтобы отругать, но Иф увидел на его лице лукавую улыбку, спрятанную за нарочитой серьезностью тона:

– Это она просто отрастила лапы от страха, меня увидев!

После этого заявления хохотал весь их маленький лагерь. Руфина, поддержавшая дядин розыгрыш, смеялась, сверкая белыми зубами, болтал ногами в восторге Иф, от избытка чувств свалившийся на спину, даже, кажется, по губам Занура скользнула мимолетная тень усмешки.

– Ящеричная змея! Ох, дядь! Вот здорово! Как большая лампа, раз рыжая, да?

Не успел Ревус ему ответить, как вдруг отрывисто прозвучал низкий голос:

– Тихо всем!

Все разом замерли, повернувшись к говорившему. К всеобщему удивлению это сказал Занур. Ко всему прочему, это были едва ли не первые слова, которые от него слышали Иф с Руфиной.

Ревус тотчас посерьезнев, махнул рукой стоявшим на поляне:

– Быстро в круг! – и, обернувшись к здоровяку, спросил: – Что там?

Тот, убедившись, что успешно привлек внимание, безмолвно кивнул куда-то в темноту.

Уже совсем смерклось, и за границей света ламп очертания окружающего простора терялись. Легкий туман свивался плетями, полз по земле. Внезапно из него выделилась, словно сырой воздух стал черной глиной, высокая темная фигура, похожая на человеческую, но с белым овалом вместо лица и развесистыми то ли ветками, то ли рогами на голове. Странной ищущей волей повеяло от нее, холодком по ребрам потянуло.

Люди испуганно замерли. Охотники стиснули в руках ножи. Женщины обняли теплые бока светильников, словно стараясь оградить – огонь или себя… На долгий миг фигура задержалась на грани света, словно колебалась, выходить или нет. Где-то далеко, в глуби болот протяжно закричала птица, налетевший порыв ветра шевельнул навешенные на охранные столбы железные и стеклянные бусины, и под их тихий звон неведомый пришелец качнулся назад, отступая во тьму, где пропал так же беззвучно, как и появился.

Цепкий страх не так быстро разжал свои когти. Некоторое время после исчезновения ночной фигуры люди стояли молча, напряженно всматриваясь во мрак в той стороне, где та растаяла.

Иф заметил, что лишь Занур и Ревус оглядывали весь круг, опасаясь подвоха.

Общий вопрос, заданный сразу несколькими голосами, прозвучал, как вздох:

– Что это было?

Сбросившие оцепенение люди встряхнулись, загомонили, стремясь суетой обмануть себя. Мол, ничего особенного не произошло.

Ревус молча глянул на своего друга. Тот скривился, пожал плечами. Неопределенно махнул рукой, убирая нож за пояс. Глава каравана согласно кивнул головой, то ли ему, то ли своим мыслям.

– Это был Дух болот, – объявил он после этого безмолвного обмена мнениями. – У нас нет того, что ему нужно, иначе бы он не ушёл. Можно спать спокойно. Но надо выставить сторожей на всякий случай. Я буду первым.

***

Ночь прошла спокойно. С первыми лучами солнца лагерь был свёрнут. Уже перед выходом на тропу Иф решился тихонько высказать сестре мучавшую его всё это время мысль:

– Руфин, а как ты думаешь, что Дух искал?.. – Слова застыли у него на губах под строгим взглядом сине-зеленых глаз. Внезапно она отвела взгляд и о чём-то глубоко задумалась.

– Знаешь, говорят, что Духи никогда не выходят к людям просто так. Только когда им что-то нужно… Кровь или вещь, – тряхнув светлыми волосами, торопливо проговорила девушка. – Если у них забрали нечто важное… Например. А поскольку показываться они могут лишь с наступлением ночи, нужно подумать, почему он подошёл.

Синие глаза Ифа стали круглыми как плошки. Глянув на него, сестра спохватилась и наставительно закончила:

– Вот почему мы всегда должны ночевать в деревне, под защитой оберегов и домашних огней. Понял?

Младший брат, находясь под впечатлением от новых знаний, смог лишь кивнуть молча. Раньше ему приходилось слышать сказки о том, что духи болота воруют непослушных детей. И вдруг они обернулись явью, а дядя Ревус и Руфина, не говоря уж о всегда внимательном Зануре, ведут себя так, словно они давно об этом знали, да ещё и как бы не в первый раз столкнулись с явлением потусторонних гостей. Его старшая сестра всегда возвращалась с закатом в родной дом, а вот мужчины-охотники часто задерживались в долгих отлучках где-то на зыбкой границе между сном и явью в непредставимой дали бескрайних топей. Стоило человеку переступить порог, перейти узкий мостик, ведущий из деревенских владений, он словно растворялся в нигде. Пока не вернется, неизвестно, жив он или нет. Обычно дети не задумываются о таких вещах, как жизнь и смерть. Вернее, воспринимают их с беспощадным равнодушием, как часть круговорота вещей в природе.

Так было и с Ифом. Лишь после того, как их родители пропали, он стал бояться, что однажды так же не вернется и старшая сестра, и тогда на месте полузажившей раны от тоски по матери с отцом поселится ещё большая пустота.

После появления ночного гостя ему было о чём поразмыслить.

На полуденном привале, когда все дремали после еды – идти в такое пекло было бы сущей глупостью, он продолжил прерванный разговор, присоседившись к сестре:

– Слушай, это ведь не мог быть переодетый человек, правда?

Руфина лениво посмотрела на серебристую макушку брата: