Потерянные

– Не знаю. А что, если он причастен к убийству, и пришёл посмотреть на реакции родственников? Да и откуда у него появляются всё новые и новые подробности в заметках?

– Не может быть!

Стоявшие впереди бабушки повернулись и одновременно шикнули на нас за нарушение тишины. Саша показал им язык. Мне снова захотелось провалиться под землю от стыда.

Вскоре к гробу начали подходить люди. Больше всего меня поразила мать погибшего. Когда она подошла к мёртвому, то упала на пол, схватившись за бортики крышки, и начала громко рыдать. Люди попытались поднять её и успокоить, но она не унималась. Я не выдержала и выбежала из храма.

На улице у меня началась истерика. Слёзы градом текли из глаз, и я не могла никак успокоиться. Мне уже было всё равно, что обо мне думают прохожие. Мне не верилось, что всё это происходит со мной. Все предыдущие события: и разговор с семьёй пропавшего парня, и сообщения в соцсетях от неизвестного, и похороны убитого мальчика сразу вдруг выстроились в один ряд в моей голове, и от этого стало не по себе. И зачем я пошла сюда? Я ведь ненавижу похороны. На них собирается столько лицемерных людей, которые льстят покойнику и думают, что они не причастны к смерти и ничем не могли помочь ему при жизни.

Женщина, стоявшая недалеко от меня, заметила то, что я плачу, и подошла ко мне. У неё были зелёные глаза с поволокой, которые будто цепляли людей своим взглядом, а также беловатая кожа и чёрные волосы. Она отвела меня в сторону и заговорила со мной мягким глубоким голосом.

– Мой муж всегда говорил, что человек послан с небес на землю, чтобы создать рай. Он верил, что в каждом есть талант изменить мир, и нужно следовать своему истинному пути. В Библии говорится: "В наши дни жизнь человека– семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет, а самая лучшая пора их – труд и болезнь, и проходят они быстро, и мы летим". Поэтому нужно успеть сделать что-то важное, ценить каждый данный Богом день. Этот малыш умер так рано, но разве он жил зря? Вокруг него столько людей, сколько вряд ли собралось бы на похоронах важного чиновника.

Я посмотрела на женщину. Её лицо было то ли печальным, то ли счастливым, и я не могла понять, что именно она испытывает.

– Мой муж был военным. Со своими подчинёнными он всегда был грозен, часто гаркал на них своим басом, но со мной такого не позволял! Любил меня сильно. Души не чаял! Но умер рано. Из-за глупой болячки. Сколько раз я ему говорила, чтобы он её проверил! Муж упрямый был и гордый, как я, не стал. Когда он умирал, то сказал, что всегда будет рядом. "Странник я на земле" – такие были его последние слова.

Сколько лет прошло, а я его до сих пор забыть не могу. Зря говорят, что время лечит. Ничего оно не лечит! Мне его до сих пор не хватает. Но я продолжаю жить. Такой, какой и была. Иногда, конечно, бываю вредной, но справедливой, могу и осудить, но никого просто так не обижу.

Не расстраивайтесь, девушка, жизнь не закончилась. Будьте счастливы так, как и раньше. Покойник наверняка бы хотел этого для вас.

Она вернулась обратно к гробу, а я всё ещё не отошла от разговора. Что это было? Я расследую это дело не для того, чтобы плакать.

Вскоре ко мне подбежал Саша. Будто ничего и не произошло, он сообщил мне, что видел труп мальчика своими глазами.

– Ты не представляешь, что произошло! – воодушевлённо начал он, – Когда ты ушла, женщина в ярости открыла крышку гроба, и я увидел, что на виске убитого шишка! Заметь: Андрея… он же Андрей? Да не важно. Так вот, парня убили несколькими ударами в грудь. Это официальная причина смерти. Выходит, Андрея могли оглушить чем-нибудь, чтобы он потерял сознание. А затем – кто знает – убийца мог оттащить парня в укромное место и делать с ним всё, что угодно. И затем убить.

– Чушь какая! Зачем ему это делать?

– Откуда мне знать? Но я уверен в одном: шишка не могла вскочить после смерти. Это физически невозможно.

– Он находился где-то… Наедине с маньяком… Боже…

– Это точно! Но есть и плюсы – Влад может быть жив!

Внезапная деталь обрадовала меня. Но если это так, то маньяк держит парня в каком-нибудь убежище, одному ему известном. Саша связался с Виталием и всё в красках ему рассказал. Неужели он не понимает, что ему может быть больно об этом слышать?

– Дай сюда телефон, – на выдохе велела я и выхватила устройство из рук, – ты только не переживай, Вить, твой брат жив и здоров, с ним всё будет хорошо. Мы его обязательно найдём

Молчание было мне ответом. Затем как бы издалека послышалось "спасибо" и гудки.

– Ты не мог бы помягче с ним? – поворачиваясь, спросила я у Саши, но тот уже стоял у ларька церкви.

Через пару минут мы уже бодро пили облепиховый чай с медовой пахлавой, сидя за столиком. В это же время из храма постепенно начали выходить люди и идти вдаль, вглубь кладбища, на церемонию погребения. Небольшая группа, отделившаяся от них, подошла к столикам и достала стопочки и термос, в котором, как мне кажется, было что-то покрепче чая. Они сели почти вплотную к нам и заговорили:

– Да, Наташка сильно убивается по сыну. Бедняжка! – произнесла жеманно пухленькая женщина, вливая в себя горячительных напиток.

– Иногда жизнь становится страшнее смерти, не поэтому ли некоторые выбирают последнее? – изрёк старичок, сидящий чуть поодаль с грустным видом.

– Да помолчи ты! К чему сейчас это?

– Существует право, по которому мы можем отнять у человека жизнь, но нет права, по которому мы могли бы отнять у него смерть. Человек не станет свободным, пока не преодолеет страха смерти.

– Ну полно, полно! Вы мне вот что скажите: кто мог сделать такое с Андрюшей? А? Что думаете?

– Кто знает? – заговорил мужчина средних лет в спортивном костюме и бритой головой. – Может псих какой-нибудь, а может и его друзья-алкаши. А вообще я слышал, что из тюрьмы откинулся Лёха Гвоздь. Он сидел то ли за воровство, то ли за убийство. У нас его недели две назад велели. Злой, говорят, жуть. Видимо, сильно его на зоне…

Не успела я дослушать фразу, как меня одёрнул Саша:

– Ты слышала? У нас новый подозреваемый! Лёха Гвоздь… Нет, солиднее будет просто Гвоздь. Что, если он принялся за старое?

– Возможно! А этот журналист? Суёт нос не в свои дела. Он даже, по-моему, слишком сильно увлечен этим делом. Вряд ли хочет просто популярности.

– О журналисте, к слову, нет никакой информации в Интернете. Все знают только его лицо и фамилию, под которой он печатается – Мове.

За соседним послышался шум. То упал на кафель термос, разбившись вдребезги. Все печально вздохнули.

– Надо бы собрать денежку на помощь семье, что думаете? – продолжила женщина.

– Безгрешными приходим – и грешим,

Веселыми приходим – и скорбим.

Сжигаем сердце горькими слезами

И сходим в прах, развеяв жизнь как дым.

– Перестань! – огрызнулся мужчина в костюме, – Я вот что думаю. Наташа сейчас так печалится о сыне, но разве ей не было всё равно на него, пока он был жив? Я до сих пор помню, как она при всех его била. До сих пор мурашки бегут.

– Брось! У неё такой характер!

– Ага! А где она была, когда над ним издевались в школе? Или, когда он попал в плохую компанию? Все же помнят, как он "ради друзей" украл из магазина чёрную икру?

Компания замолчала. Мы же решили после перекуса немного погулять по кладбищу.

Тёмная липовая аллея вела куда-то вглубь, и, кажется, ей не было конца. Ветки старых деревьев, растущих здесь со времён императоров, заволокли всё небо. Как много интересных событий липы видели в этом жутком месте. Если бы только они могли говорить!

Кладбище было ужасно старым. По неизвестной причине на его территории хоронили, в основном, немцев. Чем они занимались в нашем маленьком городе? И куда пропали?

Согласно историческим данным, кто-то из иностранцев привёз много лет назад в небольшое немецкое поселение в двадцати километрах отсюда неизвестный вирус. Местные жители после внезапной смерти нескольких человек из числа соседей сразу смекнули, что почём, и поспешили изолировать их от окружающего мира, прекратив торговлю с ними и заблокировав пути. Немцы же будто ничего не замечали, продолжая свободно общаться друг с другом, пока не заразились все. Когда городничий всё-таки заставил продолжить сотрудничать с посёлком после кризиса в экономике, в нём не было не души.

Кажется, бедных немцев хоронили за счёт богатого помещика усадьбы. Заболевшие сами приходили к нему, а он не мог им отказать. Трупы сначала клали в гроб по-отдельности, но затем создали склепы, в которых могло лежать уже до ста человек.

Над каменными плитами, уже сильно истрёпанными от времени, стояли белые статуи ангелов. Они печально смотрели в небо, сжимая в руках венок, или провожали безжизненным взглядом редких посетителей. Между ними встречались колонны и католические кресты, а также похожие на храмы домики, все исписанные надписями.

– Где же наша процессия? – спросила я.

– Уже, небось, разошлась. Там, на православной части, никого не видно.