Темная сторона Москвы

В то утро я раз и навсегда отказался от должности инспектора привидений. Не знаю, что за призраки посетили меня в ту ночь, но выяснять это не было никакой охоты. Если кому хочется – пусть себе выясняет, пусть инспектирует… А я не стану ни за какие коврижки!

Между прочим, записывающая видеокамера, выданная мне Натальей, ничего особенного не зафиксировала. Часть видеопленки оказалась испорчена какими-то электромагнитными скачками, а на сохранившихся кадрах – только благопристойные стены офиса.

Возможно, вы решите, что это самая глупая история о привидениях, но тут ничего не поделаешь: все было как было.

Башня колдуна

Большая Сухаревская площадь

При строительстве подземного перехода на Большой Сухаревской площади недавно обнаружили фундамент Сухаревой башни, на удивление прочный и хорошо сохранившийся. Архитекторы, в восторге от находки, тут же решили изменить проект и сделать потолком нового пешеходного перехода найденные под землей арочные своды.

Как-то раз на площадку еще не завершенного строительства спустилась под землю целая делегация от городских властей. Среди прибывших выделялся высокий старик с гривой волнистых седых волос. Он казался взволнованным: расхаживал по площадке, трогая древнюю кладку, и, невнятно бормоча себе под нос, оглядывал каждый кирпич, будто что-то выискивал.

– Этот-то что забыл здесь? – раздраженно шепнул главный инженер менеджеру по снабжению. Нежданный визит начальства строителей совсем не радовал.

– Не знаю, – так же шепотом ответил менеджер. – Отказать было нельзя: какая-то шишка… Скульптор. С самим Герасимовым работал.

– Это который лица по черепушкам восстанавливал?

– Он самый, – кивнул менеджер.

– Хм. И чего ему тут надо?..

В этот момент чудной старик приблизился к собеседникам, и оба они услышали тихо сказанные им слова:

– Ну, здравствуй, Чертова башня!

Главный инженер и менеджер по снабжению переглянулись. Старик разговаривает с камнями?..

* * *

Человек этот, удививший строителей нелепым поведением, был действительно скульптор – Григорий Сиротин, один из учеников Михаила Михайловича Герасимова, ученого-антрополога, впервые в мире разработавшего метод восстановления лицевых тканей по костным останкам. Специально для этих целей была создана реставрационная мастерская при Эрмитаже. Коллеги Герасимова чаще называли ее «лабораторией», подчеркивая скорее научную, нежели творчески-художественную сторону того дела, которым занимались.

В 1937 году, будучи еще совсем молодым человеком и очень неопытным сотрудником, Григорий Сиротин работал там вместе со своим учителем и прямо-таки горел энтузиазмом.

Всякий новый объект вызывал у него любопытство.

«Объектами» в мастерской называли костные человеческие останки, которые в большом количестве свозили для исследований со всех концов страны. В мастерской объекты первым делом нумеровали, очищали от органических загрязнений, раскладывали по коробкам и описывали в картотеке: откуда и когда доставлен, чем интересен объект для науки и тому подобное.

Так в мастерскую прибыли мощи из Софийского собора в Киеве, безымянные кости из усыпальницы в Загорске, неизвестные останки из казанских курганов, содержимое нескольких рак из разрушенных церквей… Однажды были привезены из Москвы останки погребений из кирхи Немецкой слободы, снесенной по распоряжению новой атеистической власти столицы.

Те, кто доставил объект из кирхи, утверждали, что это, должно быть, кости самого Якова Брюса.

– А кто такой Яков Брюс? – жадно спрашивал Гриша Сиротин у своего шефа, Михаила Михайловича, когда тот, задумчиво стоя у рабочего стола с разложенными инструментами, детально рассматривал объект, мысленно прикидывая – с чего начать расчистку сильно загрязненных землей и кирпичной пылью костей.

– Брюс? Чернокнижник. Колдун. По слухам…

Недоумевая, Гриша уставился на своего начальника. А Михаил Михайлович, заметив озадаченное лицо своего сотрудника, рассмеялся:

– Да нет, Брюс – вполне историческое лицо, Гриша! Был такой Яков Вилимович Брюс, подданный России из рода шотландских королей. Девиз у него дворянский был весьма примечательный: «Fuimus», это на латыни – «Мы были!» Но Шотландию предки Брюса покинули задолго до его рождения. Еще папенька его царю Алексею Михайловичу служил. А сам Яков, родившись в Москве, в юности состоял в потешном полку Петра I. Отсюда и взлет его необычной карьеры: ученый-самоучка, сопровождал царя в его путешествиях по Европе… артиллерист, в сражениях участвовал… политик – Ништадтский мир подписал… государственный деятель – шеф Артиллерийской и инженерной школы в Москве… И так далее, и так далее.

– А почему – колдун?

Михаил Михайлович стоял, потирая подбородок, и пытливо исследовал какую-то точку на пыльном паркете. Вопрос Гриши вывел его из задумчивости.

– Что? А, Брюс-то! Ну, брат, если тебе интересно – поройся в архивах. В нашей работе это иногда бывает очень кстати. Объекты следует изучать всесторонне. А не только с темной стороны, так сказать…

Гриша улыбнулся и вскоре действительно последовал совету Герасимова. Это оказалось не менее увлекательным делом: восстанавливать биографию «объекта» по сохранившимся документам. Самыми любопытными архивными находками он обязательно хвастался шефу.

– Смотрите, Михал Михалыч, какой интересный источник о Брюсе! – И пока Михал Михалыч расчищал кости Брюса от налипшей земли и собирал расколотые части, словно мозаику, примеряя друг к другу – подойдет не подойдет, – Гриша торжественно и громко зачитывал: – «В скорби великой и страхе Божием доношу вам, владыко, о деле, всколыхнувшем всю нашу паству; деле нечестивом столь же, сколь и богопротивном. Прибыв в наш город, известное вам лицо, коему, как вы знаете, противиться мы, слуги Божии, не имеем возможности, совместно с иноземным Яковом Брюсом силою, под угрозой ареста и наказания плетьми, проникли в подземные схроны под нашим главным собором и к великому ужасу нашему вскрыли гробницы с нетленными мощами, отчего весь городской люд пришел в волнение. Думаю, что сам Сатана внушил нечестивцам веру в то, что тайны вечной жизни могут быть постигнуты одним дерзновением человеческого ума, а не путем смирения пред Господом. Пытаясь узнать секрет нетленности святых мощей, говорили они между собою об опыте и поступали подобно Фоме неверующему, влагавшему кощунственные персты в раны Господни.

В изумлении крайнем от сего деяния пребывая, по слабости и греховности своей не имели мы сил противостоять сему святотатству, и в том молим прощения у Отца нашего небесного, и твоего снисхождения, владыко, умоляем. А сами себе того простить не можем, что святые мощи от поругательства и разорения не уберегли. Под угрозою обвинения в государственной измене, желая хотя бы удалить из святого места проклятого иноземца Брюса…»

– Понимаете, о ком речь? – прервав чтение, спрашивал Михал Михалыча Гриша. Тот согласно кивнул.

– Полагаю, о царе Петре.

– Точно! – сияя от удовольствия, соглашался Гриша. – Его неспроста на Руси Антихристом считали. Любознателен был без меры. Среди прочего и личным бессмертием интересовался, и способами бальзамирования… Царь. Вот откуда «угроза государственной измены» и «нет сил противостоять».

– А по сути-то, Гришенька, этот документ – донос, – сказал Михаил Михайлович, оставив в покое Брюсовы кости и потирая лоб. Вид у руководителя лаборатории был какой-то усталый и болезненный. – Донос, да. Но написанный так… экивоками разными, чтоб самого доносителя за загривок не цапнули…

– Совершенно верно! – кивнул Гриша. – Донос мелкого церковного чина на Брюса. А вот еще, это уже другое лицо пишет, из числа придворных. Но на ту же тему: «Говорят о нем, что, странствуя по всем землям, княжествам и королевствам, с ведома и без ведома царя Петра, научился сей Брюс разным чародейским наукам, как то: предвидеть будущее, открывать тайные помыслы, колдовать при желании неисчислимые количества войск, повозок и коней, находить спрятанные в земле клады, излечивать недуги и даже застарелую дурную болезнь. Приводят о нем сведения, доказывающие, что господин сей не токмо чуждой нам веры, но и вовсе богохульник, ежедневно в качестве платы Диаволу поносящий Единого Бога Животворящего самыми страшными поносными словами. Называют его также астрологом, некромантом, хиромантом, аэромантом, пиромантом и гидромантом. Притом оные все дисциплины указывают именем наук, смущая и растлевая невежественные умы. Ибо сколь самонадеянно присваивать диавольским соблазнам имена наук противу всякого разумения.

А понятно, что упражнения в подобных искусствах – дело не только богопротивное, но и весьма пагубное, и того никто отрицать не может, ибо колдовство и чародейство всегда почитались таковыми. А что колдун сей Брюс, тому имеются у нас доказательства…»

Гриша перестал читать и презрительно фыркнул. Шеф кивнул ему, но сказал совсем не то, чего ожидал Гриша:

– Да… колдунов в те годы весьма рьяно казнили и в просвещенной Европе, и на Руси тоже. Отец Петра I чародеев казнил, и после Петра властители с ними сурово обходились, даже и на кострах сжигали. Хотя не так массово, как в Германии и Франции… Брюсу, судя по всему, просто повезло, что сам царь – Антихрист! – за него горой стоял. Если б не это обстоятельство – пропал бы ни за грош, и весьма скоро. Да, собственно, и сам царь Петр по краю ходил со своей любовью к опытам-экспериментам… Легко мог сгинуть, повернись чуть иначе судьба: даром что царь.

– А хотите про доказательства? Там очень смешные доказательства… – спросил Гриша, пылая лицом.

– Погоди-ка… Ты мне вот что, Григорий, дружок, скажи… – Шеф морщился, со страдальческой миной потирая виски. – Ты ведь работал уже с Брюсовыми костями? Не замечал ли?..

– Да, чистил тоже. Немного, – ответил Гриша.

– У тебя голова от них не болит? – внезапно спросил Михаил Михайлович и заглянул в честные глаза Гриши.

– Не-е-ет, – протянул тот. – А что такое?

– Да вот, понимаешь, какое странное дело. Стоит мне взяться за эти останки – тут же у меня головокружение начинается или того хуже – мигрень. Так и стреляет в висках! Аж в глазах темно. Не было у тебя такого?

– Да вроде нет, – сказал Гриша, усиленно припоминая.

– Главное, что удивительно-то: я Веру с Надей спрашивал – говорят, у них то же самое. По этой причине они и не хотят с объектом триста пятнадцать возиться… Надя говорит, у нее с тех пор, как она взялась за эти кости, каждую ночь кошмары. Старик какой-то снится в старинном парике, грозится ей… Представляешь?

– В парике? Сам Брюс, что ль, во снах является? – вытаращился на шефа Гриша и неуверенно хихикнул.

Михаил Михайлович улыбнулся, но глаза его оставались серьезны и темны – видимо, от несчастной мигрени.