Стихи Марии

Как омут – сон людишек-карасей,
где ловит нас на свой крючок иное,
к чему не подступиться жизнью всей.

(Коля Тряпкин)

Плакал поэт над своими стихами,
плакал, что их написать дал Господь,
а над бессильными телесами
женскими складками падал исподь.

Был он по немощи страшной обряжен
в бабью рубаху и чисто побрит,
был он помыт и, как кукла, усажен
в угол постели, да там и забыт.

Строчки ему прочитает Наташа.
Строчкой своей содрогнётся старик,
и изо рта выползает, что каша,
речи творить отказавший язык…

Словно грядущая мира кончина
рядом присела к нему на кровать.
Тут погибает не просто мужчина –
русского духа боянова стать.

Пикалка

Я мукалка, я пикалка:
пипи-муму-хаха.
Зверушка-недотыкомка,
промашка петуха.

Я пикалка, я мекалка:
пипи-хаха-меме.
Такая моя песенка,
и я в своём уме.

В своём уме, не в вашенском:
пипи-хихи-хаха.
Хлебнёшь ли чистой,
кашинской,
а лезет требуха.

Всё хрен да чепуховина…
И каждый божий час
какая-то хреновина
растёт в стране у нас.

И через эти тернии,
древнея с каждым днём,
мы с мукалкой,
мы с пикалкой,
куда-нитось бредём.

Куда-нитось да вышвырнет
витиеватый путь,
и выучен, и вышколен –
наступит новый жуть.

«Цветок засохший, безуханный…»

Цветок засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я…

    А. Пушкин

Играют дяди в миротворцев,
играют тети в лекарей,
а кровь… а кровушка все льется
из нас – азийских дикарей.

Им вздумалось вложить в компьютер
все наши нежные миры,
извлечь итог за три минуты
высоколобой их игры:

куда нам плыть… когда… далече ль…
и сколько жить оставить нас,
кого-то завтра покалечить,
а этих погубить сейчас.

А все ли там у них в порядке,
в их намагниченных мозгах?
Кто как, а мне темно и гадко
жить в надзираемых снегах.

Ты жив ли, брат, и ты жива ли,
и есть ли где вам уголок?
Или уже мы все пропали,
как сей неведомый цветок?

«Наши матери стали старыми…»

Наши матери стали старыми,
стали слабенькие совсем.
Наши матери знали Сталина,
знали прелести разных систем.

Да и мы уже столько закуси