И тени блуждают в лесах

– Откуда ты, милая? – женщина вдруг резко забыла о своих алкогольных планах и хищно уставилась на Леру, словно коллекционер, перед которым вдруг выпорхнула редкая бабочка.

– Из России, – устало выдохнула та, уже предвкушая разговор по известному сценарию.

Женщина открыла было рот, чтобы задать следующий вопрос, но вдруг хитро улыбнулась, словно ей удалось прочитать мысли девушки. А затем тихо пропела на русском языке:

– Там чьюдеса, там лещий бродит, русалка на ветвьях сидит…

Лера вытаращила на нее глаза. Услышать возле местного паба цитату из “Руслана и Людмилы” и в принципе русскую речь, пусть даже с акцентом, было равносильно тому, чтобы где-нибудь в Бирюлево пройти мимо гопников, цитирующих Шекспира в оригинале.

– Будем знакомы, Миранда Лаверн, – женщина протянула Лере руку, увешанную кольцами и браслетами из натуральных камней.

– Валерия, – улыбнулась Лера. – Откуда вы знаете Пушкина в оригинале, если не секрет?

– О, это очень интересная история! Мой нынешний бойфренд – поляк, а его бывшая жена – русская дама. Мы все дружим. У Виктора прекрасная дочь и маленькие, совершенно чудесные внуки. Как-то я увлеклась сказочными сюжетами – писала по ним серию картин, готовила выставку. И Виктор, чтобы расширить мой кругозор, выкрал у внуков книжку про… как его… Льюкоморье. Ну чего не сделаешь ради вдохновения! Книжку мы, кстати, вернули. Но какие там были дивные иллюстрации! Мне стало интересно, о чем эти истории. Мы нашли английский перевод, но я хотела знать, как это звучит по-русски. О Боже мой! Какой красивый язык у вас, Лерачка. Как музыка.

Лера вздрогнула, словно кто-то с нежностью пощекотал ей самое сердце. Она уже приняла тот факт, что для англичан ее короткое имя звучало непривычно, поэтому она представлялась здесь полным, позволяя называть себя на европейский манер – Валери. Хотя, если говорить начистоту, такая форма ее порядком бесила, словно это имя принадлежало не ей, а какой-нибудь манерной пожилой француженке. Миранда же превзошла всех знакомых британцев. Пожалуй, Лерочкой ее никто не называл последние лет десять, с тех пор, как не стало мамы…

А Миранда тем временем все не переставала восхищаться творчеством солнца русской поэзии:

– И какие красивые сказки! Русалки на деревьях… Надо же, как невероятно! Наши-то морские девчонки даже не знают, что можно так увлекательно проводить время. Правда и деревьев подходящих вдоль побережья тоже не растет, – она звонко засмеялась, запрокинув голову так, что шляпа все-таки свалилась, выпустив на свободу кудри еще более яркого лилового оттенка.

Разговор сам собой потек в другое русло. Лера была рада, что не пришлось в двухсотый раз отвечать на одни и те же вопросы про русскую зиму, водку и балалайку. Ей всегда казалось, что об этом ее спрашивают исключительно по сценарию пресловутых small-talk, и интерес к ее иммигрантской персоне больше наигран. Ее порядком раздражала нарочитая эмоциональность  англичан. Когда в Москве она только-только закрутила роман с Джеком, это казалось милой чертой. Но здесь же все, практически все разговаривали, как в плохом театре. Натянутые улыбки, охи, ахи, my darling… Пять минут восторженной беседы ни о чем, а потом – все, “пока, было очень приятно, увидимся снова…” За всем этим радушием, по сути, сквозила пустота. Внимание местных окружало ее спонтанно и шумно, как развеселый табор цыган. А потом все исчезало, а она снова оставалась одна, с опустевшим кошельком веры в добрые намерения человечества.

С воодушевленной художницей, однако, неизбитые темы сыпались одна за другой, и Лера чувствовала, что в этот раз разговор складывается с совершенно другим, очень приятным ей настроением.

– Пожалуй, сегодня я уже достаточно поработала, – оправдывалась Миранда, все же решившись заказать себе столь желанный стаканчик джина, – писала рассветный берег. Встала в такую рань! Думаю, я заслужила порцию успокоительного. Днем посплю, а вечером планирую еще за интересным светом поохотиться.

Выяснилось, что в Стэйфсе у Миранды свой коттедж, куда она обычно приезжает пару-тройку раз в год писать морские пейзажи. В остальное же время сдает его только близким друзьям.

– В туристической мафии не состою! – гордо заявила она, брякнув бокалом по столу. – Мои картины сейчас приносят достаточный доход, чтобы не ввязываться ни в какие делишки с арендой и отдыхать здесь в свое удовольствие, когда захочу. Можно было бы, конечно, купить недвижимость поближе к Лондону, в том же Корнуолле или Девоншире. Но ворчливая  природа Йоркшира мне ближе. Здесь все дикое, настоящее… Мне кажется, я еще вижу рябь на воде, которую оставили парусники китобоев. А когда по вечерам сижу у камина с чьим-то фамильным орнаментом в доме, которому четыре сотни лет, смотрю на небеленую стену из настоящего камня и потолочные перекрытия из старого корабельного дерева, меня не покидает ощущение, что вот-вот в мою дверь ворвется какой-нибудь небритый контрабандист, и мне придется прятать его от облавы у себя в подполе. Кстати, я бы не отказалась… – Миранда хищно облизнулась и сделала хороший глоток джина.