Выбрать волю

Недовольно отстранившись от дрожащей и глотающей слёзы жены, он сел на край постели, сложил руки на груди и вперил в неё мрачный тяжёлый взгляд.

Неожиданно получившая свободу Эсна неловко прикрылась и попыталась отползти от него подальше, что, впрочем, не очень ей удалось.

– Я смотрю, – язвительно сказал Грэхард, заламывая бровь, – ум женщин из рода Кьеринов сильно преувеличен.

Переход был таким резким и странным, что Эсна аж плакать перестала, и только заморгала удивлённо, пытаясь понять, почему он её отпустил и к чему была сказана эта фраза.

Демонстративно возведя глаза к потолку, Грэхард мрачно вздохнул и продолжил благородное дело переваливания ответственности:

– Я полагал, солнечная, – прибавил он градус язвительности в голос, – что женился на умной женщине. И что эта умная женщина, – подчеркнул он интонацией, – изволит открыть рот и сказать, если мои действия по каким-то причинам будут ей неприятны.

Упрёк был весьма несправедлив; не то чтобы у Эсны было так много возможностей что-то сказать, да и весьма сомнительно, чтобы он стал слушать, что она там лепечет. Тем не менее, цель была достигнута: это не он теперь такой невнимательный, это она теперь такая безалаберная.

Исступлённо вцепившись в край покрывала как в единственную защиту, Эсна растеряно возразила:

– Но ведь вы теперь мой супруг, и имеете право… – его тяжёлый взгляд заставил её поперхнуться словами и замолчать.

– В самом деле, ты меня сегодня разочаровываешь, солнечная, – продолжил сливать яд Грэхард. – По-твоему, значит, выходит, что женился я на тебе, чтобы приобрести этим право тебя насиловать?

Логическая цепочка показалась Эсне идеальной, и она мучительно покраснела, охотно принимая переваленную ответственность на себя. Ей тут же подумалось, что, в самом деле, она кругом виновата, потому что, действительно, априори полагала, что его устраивает такое положение вещей. Некстати припомнился разговор в беседке, где он упомянул идею с похищением, – действительно, если бы насилие его удовлетворяло, это было бы более простым выходом, не требующим таких сложностей со сватовством. Получается, и в самом деле, она совершенно безосновательно оскорбила его, приняв за насильника, и кругом виновата, что не попыталась остановить его вовремя.

Тут Эсне пришла в голову светлая мысль, что, собственно, особой возможности остановить его у неё и не было – и она даже решилась эту мысль выразить:

– Но вы ведь и слова мне сказать не дали! – праведно возмутилась она.

Однако не такой человек был владыка Ньона, чтобы принимать обратно ответственность, которую уже удалось перевалить на другого.

– В самом деле? – обманчиво мягко поинтересовался он. – Вчера у тебя было достаточно возможностей поговорить со мной. Однако вместо того, чтобы честно заявить, что ты не хочешь меня, ты лепетала что-то о том, что мы ещё не женаты, и это единственное препятствие.

Эсна мучительно покраснела. В вопросах переваливания ответственности она была покуда не так искусна, как он, поэтому окончательно убедилась в своей полной виновности.

Пока она предавалась угрызениям совести, окончательно пришедший в себя Грэхард включил режим параноика и перешёл в атаку.

Опершись одной рукой на кровать, он подался к ней, поймал её взгляд и пугающим голосом развил тему:

– Что ставит перед нами интересный вопрос, солнечная. Раз выясняется, что я нежеланен тебе как супруг, то с какой стати ты, вопреки воле отца, выбрала меня?

Что-то возмущённо пискнув, Эсна отвела глаза, притянула ноги к груди, чтобы быть подальше от него, и попыталась укутаться в покрывало ещё плотнее.

– Возникает мысль, – с опасной мягкостью, за которой виднелась сталь, продолжил он, – что действовала ты не вопреки воле отца, а в соответствии с ней. Это многое объясняет, солнечная, – промурлыкал он. – Пожертвовать дочерью, чтобы получить шпиона в стане врага…

– Да нет же! – подскочила от возмущения Эсна, которой этот совершенно очевидный ход размышлений крайне не нравился.

– Нет? – слегка наклонил он голову набок. – А почему же тогда?

Лицо его изображало чистое и нарочито невинное любопытство.

Эсна снова мучительно покраснела. Идея признать, что она поддалась внезапному порыву, напридумывала невесть что и попросту пожалела его, казалась изначально провальной, поэтому она отвела взгляд и буркнула:

– Я просто растерялась.

Выражение его лица она не видела, но скепсис в его голосе читался неприкрыто:

– В самом деле? Знаешь, солнечная, версия со шпионажем звучит куда правдоподобнее.

– Это не я к вам сваталась! – открестилась она, но фокус не прошёл.

– Насколько я помню первоначальный план твоей семьи, – он снова отстранился и сложил руки на груди, – весь этот фарс с жасмином был призван единственно придать приличный вид вашему отказу. Так что я всё-таки хотел бы получить более внятные объяснения. Ты говоришь, это не шпионаж, очевидно, что это не внезапно вспыхнувшая страсть, – что тогда?

– Ну, есть несколько причин… – уклончиво ответила Эсна, лихорадочно выстраивая в голове систему этих самых причин. Встретившись с ним взглядом, она осознала, что явно испытывает его терпение, поэтому торопливо выдала первую версию: – Грозный повелитель не видел себя со стороны в тот день. Ваш гнев был осязаем. Я испугалась, что отказом подпишу смертный приговор всему своему роду.

– Допустим, – сощурил глаза Грэхард, которому причина показалась и впрямь правдоподобной. – Это, действительно, многое объясняет. Что ж, раз тебе пришлось идти на такие страшные жертвы ради рода, – он красноречиво окинул взглядом кровать, – то, так и быть, вычеркну его пока из своих списков смертников.

Хотя он сказал это, демонстративно рисуясь, Эсна почувствовала некоторое облегчение, потому что его слова всё же выглядели как обещание.

– Дальше, – хмуро поторопил он её.

– А дальше… я подумала, – воодушевилась она от мысли, что начинает выплывать, – что… что смогу быть полезной на роли жены владыки, – покраснела она. – И что если… смогу угодить грозному повелителю, – воодушевление её покинуло, потому что она осознала, что с угождением явно провалилась, – он, возможно, сочтёт некоторые мои проекты… интересными.

– Проекты? – не стал он медлить с интересом.

– Я хотела… – Эсна совсем смутилась, потому что на фоне сурового и серьёзного супруга её собственные мысли теперь казались ей детскими и наивными. – Школу для девочек из бедных семей и… – совсем смешалась она. – Благотворительный фонд для помощи в выкупе семей, которых разлучили на рабских торгах…

Грэхард выглядел так невозмутимо, как будто школы для девочек и фонды для рабов были самым обыденным для Ньона делом.

– Школа и фонд, – кивнул он. – Я вызову специалистов, на днях расскажешь мне подробнее. – Она вскинула на него удивлённый взгляд, но он уже торопил: – Дальше. «Несколько» причин – значит больше двух, так?

Эсна прокляла свой язык. И двух ведь было бы достаточно. Третью называть совершенно не хотелось.

– Моё терпение на исходе, солнечная, – поторопил её Грэхард, настроение которого падало всё ниже и ниже. Страх за семью и меркантильные соображения не были тем поводом вступить в брак с ним, которые он желал бы услышать. Логично, объяснимо, – но крайне неприятно.

– Вы решите, что я полная дура, – буркнула Эсна, пытаясь защитить третью причину.

Владыка снова возвёл глаза к потолку и раздражённо отметил:

– Женщина, я уже имел достаточно возможностей убедиться, что мозги у тебя на месте, и работают не хуже мужских. Оставь эти игры и говори как есть.

– Но это правда звучит так, будто я крайне глупа! – со слезами в голосе возразила она.

Выдав непередаваемую игру мимикой, он согласился:

– Хорошо. В самом дурном случае мы сделаем вид, что ты ничего не говорила, а я ничего не слышал.

Почему-то ей стало немного забавно – то ли от выражения его лица, то ли от этого предложения, и она решилась.

– Я просто подумала, – упорно разглядывая собственные обёрнутые в покрывало колени, выдала великую тайну она, – что, возможно, ну… понимаете, может быть… мне показалось, что… – он терпеливо пережидал это нагромождение защит и не торопил, поэтому она, наконец, собралась с силами: – Ну, в том смысле, что… может, у нас и в самом деле может получиться… счастливый брак, да? – она поморгала и, раз уж главное было сказано, разоткровенничалась. – Ну, в том смысле, что, мне показалось… нет, я понимаю, что вы не были искренни, но вы хотя бы изобразили, что влюблены… и потом… мне подумалось, нет, точнее, показалось, что, может, вам действительно не совсем всё равно… и, наверно, возможно, немножечко… ну, может быть, я вам немножечко нравлюсь не только как… ну и просто как человек… и, может быть даже, когда-нибудь, мы сможем.... полюбить друг друга? – в ужасе, что выдала столь постыдные откровения, она подняла на него взгляд.

И с удивлением обнаружила яркую и неприкрытую улыбку, в которой не было ни грамма насмешки, и тем более гнева или презрения. Напротив, всё его хмурое лицо расслабилось, уголки глаз хитро сощурились, придавая взгляду непривычное доброе выражение, и ей вдруг вспомнилось, что точно так же он уже улыбался ей – тогда, в её саду, – и что ей ещё тогда подумалось, что он словно становится совершенно другим человеком.