Не овладеешь ветром

Она могла быть с ним любезной – почему нет, в конце концов, он вроде и впрямь сожалел! Она могла признать, что он интересный собеседник и что проводить с ним время оказалось приятно. Но брак! Глупости, немыслимые глупости!

Однако князь, не желая слушать никаких её возражений, упрямо и настойчиво продолжал гнуть свою линию.

Сперва Нари пыталась отбиться своей необразованностью – как бы он смог взять её в жёны, если она совершенно не способна справляться с обязанностями, которые это звание налагает!

Спокойно и сухо князь объяснил, что она вольна всё своё время проводить в любом из его поместий, что светская жизнь для дам в Ньоне всё равно не предусмотрена, что она, однако, если захочет, может свести знакомство с другими дамами – а может и не сводить, и что, в любом случае, он не предусматривал для неё вообще никаких обязанностей.

Фыркая и раздражаясь, что её главный козырь отбит, Нари зашла с другого аргумента: что гордость её никогда не потерпит никаких его наложниц, а он, как и положено отважному ньонскому князю, не создан для верности одной женщине…

Князь даже выслушивать это до конца не стал, и тут же торжественно поклялся, что она навсегда останется единственной для него женщиной.

Нари в грош не ставила громкие клятвы подобного рода, но здесь и сейчас возразить было нечего.

На попытку заикнуться о различиях в вере Кьерин тут же выразил готовность незамедлительно покреститься и обвенчаться с нею.

Это её совсем уж в край обескуражило, но она не сдалась: припомнила, что она тут, вообще-то, отца дожидается, и не может никуда уезжать, тем более, замуж!

Князь заверил, что просто отправит своих людей на розыски.

Закатив глаза, она отказалась признать поражение, и принялась вдохновенно вещать, что такому просвещённому и многомудрому человеку, как он, скоро наскучит столь ограниченная и глупая девушка, как она…

Посмотрев на неё, как на идиотку, но всё же не высказав этого вслух, князь пообещал ей любых учителей. На попытку соскочить с темы заявлением, что ей будет скучно, он тут же предложил в учителя самого себя.

Восьмое их свидание прошло в тщетных попытках Нари доказать, что ей совсем, совсем не интересно то, что он рассказывает, что она совершенно безнадёжна в плане учёбы, что её ограниченные и тупые мозги просто не способны осознать занимающих его высоких материй…

Увы, князь то ли сам по себе был хорошим педагогом, то ли так расстарался для неё, но она, раз за разом увлекаясь, нечаянно обнаруживала перед ним, что ум у неё весьма быстр, а новые знания вызывают в ней горячий интерес.

На девятом свидании – где она принялась страстно доказывать, что брак их обречён на неудачу, потому что она непременно влюбится в Дрангола и разобьёт ему сердце, – он смерил её усталым взглядом и попросил перестать уже выдумывать совершенно бредовые причины.

– В богатстве твоей фантазии я нисколько не сомневаюсь, – сдержанно отметил он и предложил: – Давай ты уже просто скажешь настоящую причину, Нари?

Та досадливо поморщилась. Настоящая причина заключалась в том, что теперь ей казалось бесконечно унизительным отказаться от всех своих гордых заверений в том, что она никогда не станет его. Из упрямства и гордости она хотела теперь сохранить верность тем давно высказанным словам – и ей было горько признать, что она успела им увлечься, и даже – Господи, помилуй! – начать им дорожить.

К тому же, она находила и саму ситуацию абсурдной. Какая девушка её положения не потеряла бы голову, если бы за ней начал так настойчиво и красиво ухаживать такой богатый и знатный человек! Нари, определённо, не хотелось быть, как все девушки. Чем сильнее ей нравился князь – а с каждым свиданием он нравился ей чуть больше – тем сильнее была этим обстоятельством задета её гордость. Мол, и она такая же, как все! Готова всё простить мужчине просто потому, что он князь!

Тьфу три раза, и четыре сверху!

«Ну уж нет, я на это не куплюсь!» – гордо решила она внутри себя. Князя пора было отшивать окончательно! И найти такую причину, чтобы ему точно было нечего сказать!

Такая у Нари, разумеется, была.

– Я тебе сразу сказала эту причину, – дрогнув голосом, отвела она глаза. – Я просто не хочу за тебя замуж.

Ей было неприятно лгать, потому что сама она определённо чувствовала, что замуж за него ей очень даже хочется. Это обстоятельство было ей особенно неприятно; ей бы хотелось, чтобы это он влюбился в неё по уши, а она бы гордо его отвергла, и он бы страдал! Вот была бы настоящая месть!

Обозлившись на саму себя, она бросилась на него взгляд, выражающий эту озлобленность, и едко поддела:

– Но тебе же, как всегда, мои желания безразличны, Эрмин?

Лицо его застыло. Ей сделалось гадко и досадно, потому что он только и делал, что демонстрировал подчёркнутое уважение к её желаниям, и припоминать ему теперь то, что было в начале их знакомства, казалось ей невеликодушным.

Он, заложив руки за спину, вперил в неё взгляд пронзительный и острый. Ей стало и совсем уж не по себе. Припомнилось, что, вообще-то, ему могут надоесть все эти дипломатические игры, и он может в любой момент просто увезти её в Ньон силой – а там уж хоть в наложницы, хоть в жёны, её никто спрашивать не будет.

Заметив мелькнувший в её взгляде страх, он с мученическим видом возвёл глаза к небу. Он честно пытался сделать всё, чтобы убедить её в том, что он всегда будет относиться к ней с уважением и деликатностью, – но она упорно не желала ему верить.

«Потому что люди, которые не насилуют женщин, – не грабят острова», – язвительно напомнил ему внутренний голос интонациями Дрангола.

Ему было досадно и горько, что она так и не простила его.

Он совершил ошибку, непоправимую, но сумел осознать её и попытаться исправить хоть что-то – но этого оказалось для неё недостаточно.

Это было тем горше, что он понимал, сколь многим обязан Нари. Если бы он не столкнулся с нею в первый же свой набег – сколько ещё островов он успел бы разграбить, сколько смертей и насилия принести, прежде чем до него бы дошло, прежде чем он бы остановился? Могли уйти месяцы и даже годы, и груз на его совести стал бы и вовсе неподъёмным.

Тогда, год назад, Кьерин не смотрел на это дело всерьёз. В Ньоне пиратский набег считался поступком доблестным, им хвалились, он отмечался воинской татуировкой. Да, ему бы стоило задуматься хотя бы над тем, что на руках его отца именно такой татуировки и не было ни одной – но он не придал этому значения. Возглавив род, он хотел всем доказать собственную доблесть, и полагал, что поступает мужественно и героически.

Нари открыла ему глаза на то, что разграбленные островов и насилие – это совсем даже не подвиг, а прямо наоборот. Нари и Скала – непоколебимого Скалу тоже было сложно сбить с его собственных пониманий о хорошем и дурном.

Но Нари не желала увидеть, что он всё понял. И он уже не знал, как ещё ей это доказать. Ему казалось, что он перепробовал уже всё – но она оставалась глуха к любым его попыткам завоевать её доверие.

От горечи и безнадёжной тоски он пробормотал:

– Ну да, чего ещё ожидать от человека, который грабит острова… – имея этим в виду, что он уже никогда не сможет доказать ей, что он не причинит ей вреда.

Он развернулся и пошёл по побережью прочь, не видя смысла унижаться и объясняться.

Она, разумеется, поняла его слова совсем иначе.

Вскрикнув, она прижала ладошку ко рту и бросилась за ним.

Он обернулся; уныло осмотрел её напуганное жалостливое лицо.

– Эрмин… – попыталась что-то начать говорить ему она, положив руку на его плечо.

Он досадливо поморщился.

– Нет, я не имел в виду, что стану пиратом, – раздражённо прервал её он, и в голосе его ощутимо звучал гром. – И тем более не заявлял, что стану им, если ты не выйдешь за меня замуж.

Сердце скребло когтями дикой кошки от мысли, что она увидела в его реакции очередной шантаж.

«Впрочем, чего я ждал?» – мрачно подумал он, устремляя на неё недовольный взгляд.

К его недоумению, её ответный взгляд, как порыв грозового ветра, обдал его её раздражением:

– Знаешь, что!.. – она притопнула по песку ногой и гордо выпрямилась: – Не надо тут корчить из себя жертву! – и затем с беспримерным пафосом в голосе возвестила: – Я не настолько кошмарна!

Кьерин перестал успевать за ходом её причудливой логики.

– Прошу прощения? – вежливо переспросил он, словно невзначай перехватывая её соскользнувшую с его плеча руку.