Осколки тьмы. Отблески света
Мария Боталова
Высшие не сдаются. Счастливая жизнь с Тэаном теперь под угрозой: Алиса вынуждена пойти на сделку и впустить в себя свет.Сможет ли она справиться с заданием Высших? Сможет ли удержать бессмертного Повелителя Ветра на расстоянии? Сможет ли сберечь чувства к Тэану, если тьма начнет к нему взывать? А ведь Повелитель Ветра тоже не упустит возможности, чтобы заполучить Алису. Тем более задание им дали одно на двоих.Вторая книга дилогии «Осколки тьмы».
Мария Боталова
Осколки тьмы. Отблески света
Пролог
Это место похоже на комнату, однако лишь отдаленно. Будто некто, ни разу не видевший человеческого жилья, но однажды краем уха услышавший о нем, пытается воспроизвести в реальности свою фантазию.
Широкие незастекленные окна занимают большую часть стен, оставляя от них лишь тонкую белую окантовку. По всей поверхности пола стелется мягкий ковер со странными, совершенно немыслимыми сочетаниями цветов. Словно сумасшедший художник выливает на холст все имеющиеся в его распоряжении краски, и те растекаются разнообразными пятнами, где-то перемешиваясь, а где-то, наоборот, сохраняя контрастные границы.
Я сижу на полу со скрещенными ногами, тонущими в длинном пестром ворсе, и равнодушно разглядываю новое творение Высших. На этот раз не так впечатляет, как в прошлую нашу аудиенцию, когда они решили повторить пейзаж одного странного мира, совершенно отличного от нашего и почти не воспринимаемого человеческим разумом. Испытывая некоторое подобие благодарности за столь заботливое отношение к моей психике, терпеливо дожидаюсь появления Высших. Молочно-белый свет вливается в комнату сквозь окна, но я знаю, что это всего лишь иллюзия. Там, где обитают Высшие, нет совершенно ничего – только бесцветное марево без направлений и содержимого.
– Приветствуем тебя, Алиса. – Голос раздается словно бы сразу отовсюду, но спустя мгновение напротив окна прямо передо мной проявляется размытая фигура, весьма отдаленно напоминающая человеческую. Все, что я вижу – это плотное синее сияние, образующее силуэт неопределенной, чуть вытянутой формы.
– Ну, здравствуйте, – отвечаю, слегка склоняя голову.
Вслед за первой появляются еще три фигуры, которые различаются только цветами и порой интенсивностью света. Теперь предо мной парят четыре размытых пятна: синее, фиолетовое, золотистое и красно-оранжевое.
– Все ли у тебя хорошо, дитя? – с отеческой заботой спрашивает Высший, сияющий синим цветом. Только он так ко мне обращается, с самого начала.
– Да все отлично, – пожимаю плечами внешне небрежно. Однако вопрос заставляет насторожиться.
Если раньше Высшие предпочитали разговаривать прямо, то в последнее время переходят к более хитрой тактике, из-за чего приходится внимательно следить за каждым произнесенным словом, дабы не попасть в расставленную ловушку.
– У людей так много желаний, – замечает «синий». – Не желаешь о чем-нибудь нас попросить?
– Нет, спасибо, – с вежливой улыбкой отказываюсь, уже догадываясь, в чем будет заключаться очередной подвох. Они действительно исполнят любое желание, что ни попрошу, вот только в плату потребуют то, от чего я так упорно отказываюсь.
– Поверь, мы можем все что угодно, – соблазнительно уточняет Высший, расплывчатая фигура которого сияет золотом.
– Я знаю, – отзываюсь с прежней улыбкой, быть может, чуть более кровожадной – терпение идет на убыль.
– А как насчет бессмертия? Как насчет невероятной силы, которой не обладает ни одно живое существо? Если ты станешь Хранительницей, то обретешь все это и даже больше.
– Я в этом не нуждаюсь, – холодно отрезаю я, не желая больше выслушивать «заманчивые» предложения. Увы, оригинальностью они не отличаются.
– Все люди об этом мечтают, – с ноткой удивления замечает золотистый. Плохо же свои творения они знают. Или, может, только я такая неправильная?..
– Значит, ваши сведения ошибочны, – снова пожимаю плечами, желая прекратить этот бессмысленный цирк, повторяющийся с завидной регулярностью уже на протяжении полугода. Резко добавляю: – Я не собираюсь становиться Хранительницей.
– Даже временно? – уточняет синий.
– Даже временно. Вообще никогда. Вы не могли бы вернуть меня обратно? У меня завтра контрольная по культурологии.
Часть 1.
Темный культ
Глава 1. О том, что страшнее смерти, а также о долгожданном завершении сессии и нежданном госте
Звонок будильника раздается неожиданно и на удивление противно. Не открывая глаз, я со стоном переворачиваюсь на бок и потягиваюсь, надеясь на ощупь выключить это пронзительно пищащее безобразие. Но моя рука находит только воздух и, не встречая сопротивления, со всего маху падает вниз, ударяясь о пол. Такая встряска помогает наконец проснуться. Открываю глаза, нахожу взглядом Лину в противоположной части комнаты. Подруга уже подползает к краю кровати и, опасно с нее свешиваясь, тянется к будильнику. Противный писк обрывается, комната вновь погружается в блаженную тишину.
– Физика – зло, – устало констатирует Лина.
Я молча с ней соглашаюсь, начиная проваливаться в очередной сон. Передо мной, весело приплясывая, возникают ареометр, гармонический осциллятор и ведро Ньютона, гордо запевающее, что физика – наука о жизни. Но подруга встряхивает меня, сжимая плечо.
– Алиса! Хватит спать, мы же опоздаем!
– И что? Будто никогда не опаздывали, – вяло отмахиваюсь я.
– Не на экзамен! – возмущается Лина, продолжая безжалостно меня тормошить.
В сонном мозгу что-то щелкает. Вчерашний вечер и половина ночи мгновенно напоминают о себе головной болью. Я резко поднимаюсь, выбираюсь из постели и спешу к своим вещам – переодеваться. Убеждаясь, что теперь уж наверняка не засну, Лина удовлетворенно хмыкает и отправляется в ванную.
Сегодня у нас последний экзамен, закрывающий сессию второго семестра, но оттого еще более пугающий. Ни у меня, ни у Лины нет таланта к физике, да и проходим мы ее лишь в качестве общеобразовательного предмета. Однако испортить сессию из-за какой-то никому не нужной физики очень не хочется. Зачем эти переживания, нервирующие пересдачи, если можно разделаться с первым курсом раз и навсегда, прямо сегодня?
Накануне мы потратили весь вечер и даже некоторую часть ночи на повторение материала и решение типовых задач. Теперь же мозг отказывается соображать. Все действия кое-как совершаю на автомате.
Мы все же успеваем собраться и выходим из дома вовремя. Летнее утро встречает теплым ветерком и ясным небом. Солнце активно припекает, обещая к полудню наступление жары. Птицы весело щебечут, громко переговариваясь между собой и наполняя округу звонким гомоном, изредка заглушаемым шумом проезжих машин.
Весь июнь выдался солнечным и теплым, словно в насмешку над студентами, вынужденными корпеть за учебниками и готовиться к очередному экзамену. Но сегодня, кажется, воздух полнится ожиданием, а ветер тихо нашептывает на ухо, зазывая присоединиться к летнему блаженству.
Всю дорогу Лина вслух повторяет формулы. Кажется, даже получается правильно. Когда список тех, которые она помнит, подходит к концу, подруга сокрушенно вздыхает:
– Я совершенно не готова!
– К прошлым экзаменам ты тоже не была готова, – замечаю я.
– А к физике по-настоящему не готова! – С этими словами, видимо, чтобы хоть немного успокоиться, она принимается проверять карманы брюк и пересчитывать спрятанные в них шпаргалки. Я лишь качаю головой и отвожу взгляд от Лины, чтобы лишний раз себя не нервировать.
Я все шпаргалки разложила по карманам одежды еще ночью перед тем, как лечь спать.
К аудитории подходим за пару секунд до преподавателя, обгоняя его буквально на несколько шагов. Двери открывают прямо при нас, и мы занимаем в кабинете выгодные места, с которых, кажется, удобней списывать. Впрочем, к началу экзамена явились не многие – все равно больше шестерых за раз в аудиторию не пускают, чем основная часть группы и пользуется, вырывая дополнительное время для сна.
Не то, чтобы мы с Линой уверены в своих силах, но в любом случае хочется поскорей отмучиться. Поэтому входим вместе со смелой шестеркой первопроходцев. В последний раз внимательно оглядываю коридор. Не находя человека, которого жду, я вздыхаю и полностью сосредотачиваюсь на предстоящей задаче, стараясь не обращать внимания на нервную дрожь.
Кто бы мог подумать, что после всего пережитого в начале учебного года, проведенного не в университете, а в другом мире, я буду настолько бояться какого-то экзамена! Но, в конце концов, от этой оценки зависит моя дальнейшая жизнь. Если в Аль’ерхане можно было погибнуть, то от двоек обычно не умирают, а живут, но при этом жестоко мучаются, влача жалкое существование в нищете, потому как без диплома ты никому не нужен.
Предаваясь не особо обнадеживающим мыслям, я дрожащей рукой тянусь к билету. Называю вытянутый номер и, даже не глядя на содержание билета, отправляюсь обратно к своему месту. Лишь за партой позволяю себе прочитать вопросы. «Принцип неопределенности Гейзенберга». Хм… знакомая фамилия, что, несомненно, уже хороший знак.
Для начала я добросовестно пытаюсь что-нибудь вспомнить самостоятельно, уточнение к вопросу даже в этом немного помогает: «Неопределенности координат и проекций импульса при движении электрона сквозь преграду с отверстием». Да, я точно помню веселые иллюстрации, которые срисовывала с доски и в творческом порыве украшала собственными дополнениями, пририсовывая электрону длинные волосы и наивное кукольное личико. Мои воспоминания теряются где-то в спутанных волосах электрона и никак не желаю следовать дальше, в упор отказываясь делиться со мной формулировкой принципа Гейзенберга. Ну что ж…
Со вздохом я незаметно кошу глаза на преподавателя и опускаю руку в карман джинсов за шпаргалкой. Так, в переднем правом у меня должно быть девять штук: восемь по вопросам из билетов (с первого по восьмой) и одна – навигационная, которая как раз нужна в данный момент. Эта особая шпаргалка содержит перечисление всех теоретических вопросов с указанием их номеров в списке, чтобы легко вычислить, в каком кармане и каким по счету мне искать необходимый ответ.
Однако… Еще раз на ощупь пересчитываю число до невозможности туго свернутых листочков, я убеждаюсь, что их всего восемь. Сердце неприятно сжимается в предчувствии чего-то ужасного. Стараясь проделать все незаметно для преподавателя, смотрю на шпаргалки. Среди них нет самой нужной, жизненно-необходимой!