Купель Офелии

– Типун тебе на язык дурной, оракул местного разлива, – буркнул Ванька.

– Что началось? – шепотом переспросил Пашка, с удивлением глядя на Лукина, который отчего-то не обиделся, а просиял, словно товарищ сказал ему комплимент.

– Так, не фиг время терять! – скомандовал Терехин. – Понесли ее в метро. Там вроде доктор должен быть. В крайнем случае менты вызовут. Давайте, ребятушки, дружно – взяли!

* * *

Хрупкая с виду девица оказалась тяжелой, как бегемот, поднять ее даже втроем оказалось непросто. И через несколько метров инопланетянка снова оказалась на асфальте.

– Блин, я в шоке! На фига, мы, это самое, прем то, что можно катить? – вытер пот со лба Сеня.

– Она тебе что, телега? – разозлился Терехин.

– Телега не телега, но у нее же колеса есть, – заступился за друга Пашка.

– Ладно, – смилостивился Ванька. – Дубль два! Паш, закидывай одну ее руку себе на шею, Лукин, ты бери ее под другую, а я… я буду сзади страховать.

Конструкция вышла не слишком устойчивая, давала крен то влево, то вправо, но все же катить беременную готку оказалось действительно легче, чем нести. Справились минут за десять, но уперлись в крутую лестницу – дальше пришлось поднимать девушку на руках.

Наверху, у дверей подземки, друзей ждал очередной сюрприз. Стало ясно, почему народ бодро усвистел с набережной, как только солнце стало клониться к закату. Никакой мистики – станция метро «Воробьевы горы» с некоторых пор по техническим обстоятельствам закрывала свои гостеприимные двери в восемнадцать ноль-ноль! Работал только вход с другой стороны метромоста, куда добраться с тяжелой ношей было практически нереально.

– Всё! – повалился на прохладный гранит Ванька. Вслед за ним, усадив у дверей метро готку, посыпались товарищи. – Блин, какие мы идиоты! Надо было кому-то одному метнуться за помощью наверх, а не тащить сюда девушку. И время потеряли, и силы.

– Давайте ее обратно отнесем и в фуникулер загрузим? – вяло предложил Хлебников, сдувая каплю пота с носа. – Привяжем чем-нибудь, и все дела.

– Гениально! – Лукин вскочил и запрыгал от восторга, как бешеный макак.

– Ага, очень умно, – скривился Трехин. – Мы ее так-то поднять с трудом можем, а ты предлагаешь в двигающийся подъемник закинуть. А вдруг она оттуда навернется? Кто ее с земли будет соскребать вместе с нерожденным младенцем? А как мы ее снимем с фуникулера? К тому же он не работает уже. Закрылся. Как раз после того, как длинноногая фея в сандалиях воспарила в небеса.

– Значит, она на фуникулере укатила? – послышался ехидный женский голос.

– Очухалась! – выдохнул Терехин и потер грудь в районе сердца.

Лукин дебильно гоготнул, Хлебников глупо улыбнулся.

– Фея, блин… Фу, пошлость какая. Меня сейчас стошнит! – Девица сплюнула себе на юбку и сморщилась. – Почему все мужики такие дебилы? Если хотите знать, феи выглядят не так. Они глазастые, носатые, сутулые и не бреют ноги. Волосы у них, как у младенцев, торчат ирокезом, а на затылке плешь. Это потому что без солнца с рождения живут, а без солнца рахит начинается.

– Я же говорил, что она башкой шарахнулась об асфальт! – радостно заключил Ванька. – Солнышко ясное, как чувствуешь себя? Головка сильно бо-бо?

– Прекрасно я себя чувствую. Крылья только побаливают. Не могли, что ли, аккуратнее меня волочь? Все подмышки растянули. А вообще прикольно так, попутешествовали, – хихикнула девица. – Давно я так не веселилась.

– Дура! – заорал Терехин, вскочив на ноги. – Ты что, сознание не теряла?

– На пару минут отъехала. У меня от вида крови крышу сносит. – Девушка стянула перчатки, испачканные кровью, смяла и выкинула в урну. – А потом я решила дать вам шанс спасти свою душу. Салфетка есть у кого-нибудь? Сумку в тачке оставила.

– Жесть! – Хлебников хрюкнул не то от радости, не то от возмущения.

– Да я тя щас урою, коза готическая! – возмутился Лукин. Сжал кулаки и, потрясая ими, двинулся на девушку. – Да я тя щас…

– Подумаешь, уж и пошутить нельзя. Я чуть от смеха не описалась, когда вы прикидывали, как меня на фуникулер грузить будете. Вот прикол! – Готка заливисто расхохоталась. – Ладно, пардон. Сама не знаю, что на меня нашло. Отвернитесь, плиз, до кустов я не дотяну.

Лукин с Терехиным, как по команде, развернулись к девице спиной. Пашка, который встать не успел, потому что не мог из-за одышки, развернулся, сидя на мягком месте.

– Блин, засада! – озадаченно сказала девушка. – Ролики помогите кто-нибудь снять, а… Пузо мешает. В них никак присесть не получается, а беременным женщинам терпеть вредно.

– Сама свои ролики снимай, я тебе не нанимался! – рявкнул Ванька. – И вообще вы как хотите, а я поехал домой. Гуд бай, май дарлинг.

Терехин махнул ручкой и зашагал вниз по ступенькам. Лукин припустил следом, одарив деву многозначительным взглядом.

– Да, сама справишься, – смущенно сказал Хлебников, который наконец-то сумел подняться. – Погодите, ребята! Я с вами! – заорал он во всю пасть. Оставаться наедине с сумасшедшей беременной готкой ему было страшно.

– Какие обидчивые все, боже ж мой… Ну и валите, без вас обойдусь! – закричала девчонка вслед. Но ее голос вдруг сорвался на фальцет: – Ой, мальчики! Мальчики! Мамочки!!!

– Чего это она так странно орет? – переглянулись друзья – ответ не заставил себя ждать.

– Рожаю!!! – разнеслось над набережной.

– Твою мать… – печально вздохнул Терехин.

Он побежал обратно вверх по лестнице, к метро. Лукин с Хлебниковым поскакали следом.

Готка довольно быстро спускалась им навстречу, босая и испуганная.

– Хотя вроде мне еще рано, но живот сильно болит, – пожаловалась девушка. Затем вручила Ваньке ролики и ключи с брелком «БМВ». – У меня около смотровой площадки машина припаркована. Там остались телефон и документы. Я торопилась и сумку забыла взять. Все равно ведь наверх намылились, если не в лом, проводите меня туда, пожалуйста, – хмуро попросила она. Вежливость явно давалась ей с трудом. – Не дрейфьте, сама дойду. Просто стремно одной лазить в темноте по горам. Рожу еще, как кошка, в кустах где-нибудь.

– Не в кустах, а на экологической тропе. Это ж круто! – пошутил Лукин, все еще злясь на идиотский розыгрыш.

– Рожать я собираюсь в воду, – доверительно сообщила готка.

– Да хоть в песок, как черепаха! – хмыкнул Терехин. И вздохнул: – Ладно, пойдем, юродивая. Замерзла? Не дождавшись ответа, он набросил девушке на плечи свою олимпийку и попытался взять ее под локоток. Готка нервно высвободила свою руку.

– Что за мода такая фуфельная? – скривилась девица, запахнулась плотнее и неуклюже засеменила по лестнице вниз.

Глава 5

КОГДА КАЖЕТСЯ, КРЕСТИТЬСЯ НАДО

На экологической тропе было так же пустынно, как на набережной. Ванька озадаченно озирался по сторонам. Удивляло, что в столь теплый летний вечер никто не гуляет с собаками, не пьет пиво на детских площадках и не обжимается на лавочках. А он-то надеялся взять у кого-нибудь мобилу и вызвать наконец-то «Скорую». Страстно хотелось поскорее избавиться от беременной идиотки и забыть о ней навсегда.

Готка шла впереди, немного прихрамывая. Иногда останавливалась, потирала поясницу, пыхтела, чуть слышно стонала и шла дальше. С каждой новой ее остановкой, вздохом, стоном у Терехина сердце сбивалось с ритма все сильнее, а мозг стекленел и выдавал такие пугающие миражи, что отказывали ноги. Ужас от перспективы стать акушером накатывал на Ваньку, как цунами, закручивал душу в пружину, морозил руки и колени, холодил лопатки.

«Сейчас она родит прямо тут, а ты будешь принимать роды», – пугал себя Терехин. Надежды на друзей никакой: Лукин слишком эмоционален, удерет с перепуга, Пашка – тормоз, будет стоять столбом, смотреть, как лезет младенец, и морщить единственную извилину мозга. Да он и сейчас отстал от процессии, плетется далеко позади, «цветочки нюхает». Семен, напротив, шел с прискоком, постоянно наступая своими чеботами Ваньке на пятки, чем бесил несусветно.

Лукин в очередной раз наступил Терехину на кед, Ванька обернулся, чтобы сказать Семену все, что он о нем думает, и… О, чудо! В их сторону бодро шагал мужик с собакой. Терехин оживился и, когда мужчина поравнялся с ними, открыл рот, чтобы выклянчить мобилу. Но готка его опередила:

– Не напрягайся, в больницу я не поеду. Рожать буду в ванной.

– Да хоть в туалете! – схохмил Ванька, с грустью проводив взглядом удаляющуюся фигуру с собакой.