Тюремный дневник

Секретарь ушла, оставив меня один на один со своими мыслями. До этого дня у меня никогда не было адвоката. Конечно, в рамках деятельности моего оружейного сообщества я не раз сталкивалась с представителями этой профессии, но тогда мы нанимали адвокатов для третьих лиц, я же лично никогда не имела такой необходимости. Так что я не особо представляла, как взаимодействовать с адвокатом, что и когда говорить.

– Здравствуйте, Мария, – мистер Дрисколл уверенно вошел в конференц-зал и протянул мне через стол руку. – Меня зовут Роберт Дрисколл, но вы можете называть меня Боб.

Рукопожатие Боба было крепким и уверенным, и это мне сразу понравилось. В Барнауле мой первый в жизни руководитель – успешный бизнесмен и профессиональный кикбоксер – учил меня, что по рукопожатию всегда можно определить тип человека – крепкое рукопожатие отражает «настоящего мужчину» – уверенного в себе, открытого и верного данному слову. С такими людьми можно иметь дело.

– Здравствуйте, мистер Дрисколл, то есть Боб, – начала я. – Благодарю, что вы нашли время на встречу со мной.

– Присаживайтесь и рассказывайте, что у вас случилось. Я уже немного знаю, – улыбнулся он. – Вы личность знаменитая.

– К сожалению, – вздохнула я. – Мне пришло письмо из Сената США.

И я рассказала Бобу суть моих злоключений в Америке. С каждым моим словом он становился все серьезнее.

– Мария, – сказал он, когда я закончила, – я буду говорить прямо. Как ваш адвокат я должен стать вам ближе, чем священник на исповеди. Вы должны рассказать мне все подробности о том, что касается предъявляемых вам претензий, ничего не утаивая. Каждая деталь – важна. Это главное условие нашей работы.

– Я понимаю, Боб, – ответила я. – Скажу вам больше, я не понимаю вообще, зачем люди лгут.

– Тогда мы сработаемся, – улыбнулся Боб и снова протянул мне руку.

Началась долгая ежедневная работа по подготовке к встрече с сенаторами комитета по разведке. Я передала Бобу тысячи моих электронных сообщений и документов о моем пребывании в США. Наконец, где-то через месяц еженедельных встреч в его офисе на Пенсильвания-авеню, мы были готовы к даче пояснений.

16 апреля 2018 года я в сопровождении Боба вошла через черный ход в одно из зданий американского сената на Капитолийском холме. Истерия в прессе росла не по дням, а по часам, потому мы старались избежать телекамер и фотографов, прознавших про «ту самую Марию Бутину», и нам это удалось. На выходе из такси нас встретил только моросящий противный дождик. Ни журналистов, ни зевак вокруг не было.

Здание сената представляло собой невысокое серое бетонное ничем особенным не примечательное сооружение. На входе нас встретила широко улыбающаяся женщина в сером брючном костюме. После прохождения через рамку металлодетектора она проводила нас на третий этаж в крыло, выделенное для комитета по разведке. Мы остановились у высокой деревянной лакированной двустворчатой двери с золотой табличкой, не оставляющей сомнений, что мы пришли точно по адресу. Боб нажал кнопку звонка и сообщил наши фамилии и цель визита. «Проходите», – послышалось в ответ из домофона. Боб пропустил меня вперед в маленькое помещение, где сидел один-единственный охранник с журналом для записей в крупную клетку. Когда наши паспортные данные были им аккуратно вписаны в положенную графу, нам предложили отключить мобильные телефоны и оставить их в специальных деревянных ячейках на стене кабинета.

В кабинет из противоположной двери вошла другая женщина:

– Ванесса, – представилась она, протянув руку сперва мне, а потом и Бобу. – Следуйте за мной.

– Не бойся, Мария, – поддерживающе улыбнулся мне Боб. – Я с тобой. Все будет хорошо.

Я не боялась. Во-первых, я ничего противоправного не делала, а во-вторых, чего можно бояться в самой демократической стране мира? Мне, скорее, было любопытно, но заботу Боба я все равно оценила.

Внутри комитет по разведке представлял собой настоящий бункер, – сквозь деревянные панели на стенах виднелся серый бетон – и несколько комнат, в каждой из которых могли едва разместиться пять человек вокруг небольшого прямоугольного стола. Сразу после нашего появления в комнату вошли человек пять и сели вокруг маленького стола на принесенных с собою стульчиках. Они представились помощниками сенаторов комитета, сами сенаторы посетить это мероприятие не сочли нужным. Следом вошел мужчина с наушниками и печатной машинкой, которому полагалось вести стенограмму заседания. По какому-то закону в сенате запрещалась аудиозапись разговоров, а потому мужчина все время печатал и иногда останавливал нас, чтобы по буквам записать русские фамилии.

Боб расположился слева от меня. С ним и вправду было как-то спокойнее.

– Итак, давайте начнем. Спасибо вам, Мария, за то, что вы согласились с нами пообщаться, – начала допрос Ванесса.

– Это вам спасибо! – ответила я.

Судя по удивленным лицам сотрудников Комитета по разведке, они ожидали от меня всего – агрессии, возмущения, хамства, оправданий, слез, но не благодарностей.

Заметив вытянувшиеся лица участников допроса, я поспешила продолжить:

– Мне порядком надоели эти гнусные инсинуации в вашей прессе, так что я буду рада рассказать правду о том, как все было и есть на самом деле. Сразу скажу, что Александр Порфирьевич тоже не возражал против нашей беседы. Я позвонила ему, прежде чем передать вам нашу с ним переписку за интересующий вас период – с середины лета 2015 года по январь 2017 года. В нашем общении много личных деталей, того, что обычно обсуждают друзья. Как вы уже видели, мы неоднократно обсуждали вопросы здоровья и благополучия членов наших семей. Прежде чем передать вам такую личную информацию, я была обязана спросить человека, которого это касается напрямую. Меня так родители воспитали, уж не обессудьте. Итак, Торшин не возражает, но я бы просила вас не публиковать эти детали. Все же это личное.

– Конечно, Мария, – закивала одна из участниц допроса. – Вы можете быть спокойны, это же комитет по разведке, посмотрите на эти стены, – она огляделась вокруг бетонной комнаты внутри бункера, – и все люди здесь более чем надежные.

В отношении стен женщина, возможно, была права, а вот в отношении людей – вряд ли. Два с половиной месяца спустя американские медиа взорвались от скандала, возникшего из-за утечки информации по вине одного из сотрудников комитета, директора по безопасности – Джеймса Вулфа, который признал себя виновным в том, что неоднократно сливал секретные сведения своей любовнице из New York Times.

– Спасибо.

– Вы готовы начать?

– Да, конечно. Что вас интересует?

– Давайте начнем с самого начала. Как вы оказались в США? – спросил мужчина в белой рубашке справа от меня.

– Приехала учиться в магистратуре Американского университета в Вашингтоне в августе 2016 года.

– Но это же была не первая ваша поездка в США?

– Совершенно верно. Впервые я приехала в Америку на конференцию Национальной стрелковой ассоциации США весной 2014 года. Это был ответный визит. За полгода до этого, осенью 2013 года, на съезд моей оружейной организации «Право на оружие», или «русской версии НСА», как американцы любят нас называть, прилетели Дэвид Кин, экс-президент НСА, и Пол Эриксон, его помощник, тоже член американской оружейной ассоциации. Наша организация «Право на оружие» пригласила их в числе пятнадцати других иностранных гостей – представителей оружейных сообществ со всего мира, чтобы обратиться с приветственными речами к нашим сторонникам и обменяться опытом, а также принять участие в стрелковом матче. На мой взгляд, все прошло удачно, Кин и Эриксон остались довольны и пригласили меня на ежегодную конференцию НСА. Так весной 2014 года я впервые оказалась в Индианаполисе, штат Индиана, США, соответственно.

Позже я побывала еще на нескольких конференциях в Штатах, в основном оружейной тематики, выступала в университете и на молодежных конференциях. А потом решила попытать удачу и попробовать поступить в магистратуру в Америке. У меня два российских диплома, я из учительской семьи – обе мои бабушки всю жизнь проработали в школе, так что тяга к знаниям у меня в крови. Я выбирала между юридическим вузом в Москве и факультетом международных отношений за рубежом: в США или Великобритании, поскольку свободно говорю на английском. И вот решила остановиться на Штатах: американские вузы имеют хорошую репутацию. Подала документы в несколько университетов и остановила свой выбор на Американском университете в столице. Мне осталось около двух месяцев до выпускного.

– И как вам наше высшее образование?

– На высоком уровне, должна вам сказать. Учиться непросто, но так и должно быть. Есть моменты, которые я считаю преимуществами, этого недостает российской системе образования, но есть и то, что можно бы позаимствовать у нас. Так, например, мне нравится обучение в малых группах на семинарах, а также детальный разбор ситуаций, происходящих, скажем, в режиме реального времени, прямо сейчас. Из негативного – мне не хватало теоретических лекций и рассмотрения альтернативной американской точки зрения на геополитику.

– Вопрос был не совсем об этом, Мария, – вмешался в разговор худой мужчина с вытянутым лицом напротив меня, – не каждому доступно учиться в США, правда? Это стоит денег, и немалых. Кто платил за вашу учебу и проживание в США? Торшин?

– Поступила я сама, получила небольшие деньги, написав несколько заявок на гранты. Но в основном учебу мне помогали оплачивать два американских гражданина, к России, насколько мне известно, никакого отношения не имеющих. Это мой молодой человек Пол Эриксон и мой друг Джордж О’Нил. На жизнь у меня были свои собственные деньги, которые я заработала в России, у меня был небольшой бизнес в Москве. Конечно, этих денег хватило только на первое время, а потом мои друзья помогли мне, за что я им, конечно, очень благодарна.

– А почему эти люди вдруг решили вам помогать?

– Это вам, наверное, лучше у них спросить. Я могу только сказать то, что они сказали мне.

– Как вам, наверное, известно, Мария, мы направляли письмо с этим вопросом вашему Полу Эриксону, но он решил с нами не общаться.

– Известно. Это его решение. Пол и Джордж сказали мне, что верят, что когда-нибудь я смогу быть человеком, который принесет мир двум государствам, России и США. Взаимоотношения наших стран, как мы все видим, переживают не лучшие времена. Так вот, я могла бы быть мостиком к миру, обычным человеком, который понимает оба мира. И для Пола, и для Джорджа – я не первая студентка, которой они помогают оплатить учебу. Это их благотворительная деятельность на пользу вашей стране. Думаю, у Пола еще, конечно, есть и личный мотив – все-таки мы встречаемся. Я также работаю на кафедре в университете, так что, как у нас, русских, говорится, с миру по нитке. У вас есть все распечатки моих счетов за учебу и проживание. Там все есть.

– Есть, но вы, кажется, забыли упомянуть вашу работу помощником российского чиновника Александра Торшина.

– Мистер Торшин – мой хороший друг и единомышленник по оружейным вопросам, но я никогда не работала ни с ним, ни на него. Я его, скажем, помощник на общественных началах по всем вопросам, касающимся оружейной темы. Александр Порфирьевич, как и я, член Федерации практической стрельбы России, общественной организации «Право на оружие» и Национальной стрелковой ассоциации США. Все это для него не работа, а – хобби, выросшее из увлечения стрельбой и коллекционирования оружия. Я помогаю ему вести эту общественную деятельность, не более того.

– Но вы же его помощник, – не сдавалась Ванесса, – у вас даже есть визитная карточка. Вот, посмотрите, – она протянула мне мою визитку, на которой черным по белому красовалась надпись Special Assistant.

– Что ж, вы правы. Эта визитная карточка своим происхождением обязана банальной, но очень неприятной для меня истории.

Участники допроса устроились поудобнее и превратились в слух.

– Однажды, кажется, в 2015 году, я боюсь ошибиться, нас с Торшиным пригласили на оружейный съезд Национальной стрелковой ассоциации. Гостиничные номера всегда бронировал оргкомитет на всех гостей сразу, потому что съезд НСА – это многотысячное мероприятие с оружейной выставкой на целую неделю, так что номера очень тяжело достать. Их бронируют за год вперед. Мы, конечно, опоздали, так что руководство НСА поручило своим помощникам выделить нам два номера из их «коллекции» забронированных номеров. Мне позвонил помощник, чтобы уточнить, нужен ли нам один номер на двоих с большой кроватью или два отдельных номера. Это было очень обидно, сами понимаете. В Америке, к сожалению, видимо, привыкли воспринимать русских девушек исключительно как «эскорт». После этого диалога, в котором я вежливо объяснила, что наши с Александром Порфирьевичем отношения носят исключительно дружеский характер, я попросила у Торшина разрешения напечатать визитные карточки с официальной должностью «помощника», чтобы сразу пресечь все неприятные домыслы. Это помогло. Больше мне таких вопросов не задавали.

– Это и вправду многое объясняет, – закивали женщины в комнате, покосившись на присутствующих мужчин.

Сперва с энтузиазмом задавая различные вопросы о моем пребывании в США, учебе и поездках на конференции, участники допроса постепенно угомонились – часть из них даже задремала. После небольшого перерыва на обед допрос продолжился уже в другом помещении – в обычном конференц-зале вне бетонного бункера комитета по разведке. Через восемь часов нас, наконец, отпустили. Это был первый и последний раз, когда я общалась с комитетом по разведке – никаких дополнительных вопросов или сомнений ни у кого не возникло.