Джулиус и Фелтон

– Духов великое множество, не все они злые. Это весьма глубокая тема, мы не станем ее касаться, по крайней мере сейчас. Наш маг в точности прорисовал пентакль. Посмотри, по краю внутренней окружности вписаны так называемые божественные имена. Не советую произносить их вслух. Сама звезда опоясана символами добрых духов-защитников, призванных снизить риски для самого мага. Все, казалось бы, предусмотрено, однако горе-заклинатель кое-что не учел. Он не замкнул круг защитным знаком, поэтому призванная им сущность до сих пор на свободе, даже если изначально должна была устранить только одну жертву, на которую ей указали. Я ведь предупреждал, что будут еще погибшие? Теперь тварь не успокоится, пока не утолит голод. Повезло, что днем люди в относительной безопасности.

Я не верил своим ушам:

– Вы с ума сошли? О чем вы толкуете? Колдовство, духи, заклинания. – Я спохватился: – Постойте, вы же говорили, что мельник…

– …ни при чем. Это так. Бедолага умер окончательно и бесповоротно.

– Нет, ну все. Я ухожу. – Я решительно направился к выходу, но обманчиво спокойный голос остановил меня у самого порога:

– А я-то надеялся, вы мне поможете.

– В чем? – я обернулся. – Нужно найти и наказать убийцу, а не играть в волшебников.

– Убийца не проблема. Инспектор Гаррисон уже к утру назовет вам имя, но сами убийства не прекратятся, Филипп. Помогите, другого такого человека, как вы, мне не найти.

– Что вы собираетесь предпринять?

– Ничего особенного. Останетесь – увидите, – Джулиус приподнял уголок губ в подобии дружеской улыбки.

Я сколь угодно долго мог убеждать себя, что дело не в откровенной лести, и не в примитивной наживке «останетесь – увидите», и уж тем более не в том, что я хоть на секунду поверил в эту мистическую чушь. Однако я остался, чтобы своими глазами все увидеть, а после сказать: «Ну я же был прав!»

Ждать пришлось долго – целых восемь часов. Констебль, ранее отосланный со своего поста, принес нам обед и снова удалился, но Джулиус к еде даже не прикоснулся, обмолвился лишь, что это собьет физический настрой. Спустя первые четыре часа я искренне пожалел о собственной сговорчивости:

– Разговаривать вам тоже нельзя?

– Отчего же, можно.

– Тогда почему молчите?

– Вы ни о чем не спрашиваете.

Я приуныл – все равно от него не дождешься вразумительных ответов. Однако подумав немного, все же задал волновавший меня вопрос:

– Зачем я вам нужен?

Джулиус пошевелился на стуле, отчего луч заходящего солнца упал на его лицо, придавая густо-коричневым глазам медный блеск.

– Чтобы меня спасти. – Он посмотрел в окно. – Солнце садится. Слушайте меня, пожалуйста, внимательно. От того, все ли вы сделаете правильно, зависят моя жизнь и жизни невинных людей.

Я пообещал быть внимательным. Джулиус продолжил:

– Я подготовлю все к ритуалу призыва и войду в транс. Что бы вы ни увидели и ни услышали, Филипп, как бы ужасно это ни было, не убегайте. Как только начнет затухать последняя свеча, разбудите меня, каким угодно способом. Я должен прийти в себя до того, как свечи погаснут. Вам все ясно?

– Ясно, но… Вы ведь это уже делали?

– И не раз.

– Кто же был с вами до меня?

Джулиус задумчиво пошевелил губами и просто сказал:

– Кошка.

Я не понял, смеяться или плакать.

– Кошка? Но как? Что с ней стало?

– Кошки, Филипп, очень умные и чувствительные существа, но, увы, не вечные. Милли умерла от старости.

Оставшееся время я размышлял о том, что призван сегодня заменить почившую кошку. Оптимизма это не прибавляло.

Я окончательно пал духом, когда Джулиус резво подскочил со стула и хлопнул в ладоши:

– Пора!

Он задернул шторы и повернулся ко мне:

– Сядьте вон на тот стул и наберитесь терпения. Если заснете – нам обоим конец.

Это «нам» не укрылось от моего внимания. Теперь неясная угроза нависла и над моей головой. Я послушно сел и стал наблюдать.

Джулиус скинул пиджак, оставшись в темно-сером жилете и белой накрахмаленной рубашке, и без стеснения опустился на четвереньки. Мелком, извлеченным из недр чемоданчика, он старательно, словно школьник на грифельной доске, прорисовывал едва видимые в сумраке знаки по краям уже начерченного кем-то круга. Изредка мужчина отстранялся, любуясь делом своих рук, и пояснял:

– Я замкнул круг вызова в нескольких местах так, чтобы в него можно было попасть, но самостоятельно выбраться нельзя. Если бы вы хоть что-нибудь понимали, то непременно оценили бы гениальную простоту моей затеи.

После этого Джулиус расставил по углам звезды пять коротких толстых свечей неожиданно белого цвета, в то время как я, признаться, ожидал черного или красного. Впрочем, я мог ориентироваться лишь на бульварные романы средней руки. Мне о многом хотелось спросить, но, предвидя такой поворот, Джулиус приложил палец к губам и, запалив по очереди все свечи, торжественно вошел в круг.

Сердце мое замерло.

Однако я слишком много читал. Ни грома, ни молний, ни иных проявлений гнева небес не последовало. И все же жуткая тишина, тени на окнах, легкое потрескивание свечей, но более всего – неподвижный силуэт мужчины в белой рубашке – наводили страх гораздо более иррациональный, нежели я мог представить. За полчаса воск свечей едва оплавился. Я начал непроизвольно покачиваться, погружаясь в дрему, как вдруг две свечи одновременно погасли. В комнате заметно похолодало, и непонятно откуда взявшийся сквозняк зашевелил волосы на затылке. Словно чье-то дыхание коснулось вспотевшей спины холодным воздухом. Так я впервые почувствовал страх. Погасла третья свеча, фигура заклинателя наполовину погрузилась во мрак. Я помнил наставления, но с трудом представлял, как их исполнять, потому что слышал. Тихий шелест, будто ползет змея в траве, шепот, как сквозь толстое стекло, и гул. Он нарастал, и вместе с затуханием четвертой свечи Джулиус закричал. В этом крике сквозили нечеловеческие боль и страх. Я боялся даже представить, что с ним происходило и что он чувствовал. Воздух сгустился вокруг него, корчащегося в центре нарисованного круга. Вновь повисшая тишина была полна отголосками стихшего вопля.

– Что мне делать? Скажи, что мне делать?!

Естественно, он не ответил. То, что показалось обманом зрения, проступало четче, сливалось с телом Джулиуса, затем словно выныривая из него. Я покрылся холодным потом. В чернильной темноте мельницы остался гореть лишь один слабый огонек. Последний маяк.

Джулиус снова закричал, перемежая отчаянные вопли со словами на древнем языке. Я был близок к тому, чтобы разрыдаться от бессилия.

Огонек свечи затрепетал, угасая. Я испуганно вскрикнул, ворвался в круг и, обхватив Джулиуса за пояс, вместе с ним упал на пол. Уже в полной темноте…

Мои познания в медицине никуда не годились, зов о помощи остался без ответа. Искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, увы, были единственным, что я сумел предпринять. Джулиус не шевелился и едва заметно дышал. И без того светлая кожа приобрела восковую бледность, влажные от пота волосы свернулись в завитки на лбу и висках и казались почти черными в лунном свете. Я не решился подходить к свечам. Пережитый ужас еще бродил в крови. Я сидел, привалившись к стене, голова была пуста и легка.

– Мистер Фелтон! Мистер Джулиус! Мистер Фелтон!

Я подскочил к окну и с радостью Робинзона Крузо замахал людям из полиции.

Мы спасены!

* * *