Проснулся рано. Спустился в столовую. Михайло как раз читал свою утреннюю молитву. Увидев меня – радостно обнял.
– После трапезы на покос поеду. Ежели желаешь, поедем со мною.
– Желаю.
– Да не изволишь ли верхом ехать? Ты, верно, – всадник. Сам с ногой немочной более не сажусь на коня.
– А нет! – поспешил отказаться я. – У меня тоже… немочь такая… в спине… в последние дни, что боюсь верхом ездить…
– Ох, беда! В вечеру в мыльню пойдём, так тебя там Тихон попарит. Знатно парит! Отпустит спину твою.
Вскоре мы уселись в колымагу, запряжённую парой гнедых, и, глотая дорожную пыль, отправились в поле.
– Мужицкая мыльня, – указал мне на одинокое деревянное строение барин, когда мы выехали из деревни, – батюшка построил. В тот год мужиков много померло от черевухи, так батюшка выстроил для них мыльню, дабы чисты были, и болезни к ним не приставали. Сам строил, мужиков здоровых доволи не было. Повелел всем мыться во всякую субботу. Отнележе не было у нас черевухи.
Поле было огромное. Покос шёл вяло. Скошена была лишь небольшая часть. Большинство крестьян и крестьянок сидели с лопухами на головах и по очереди попивали воду из кувшинов.
– Вот они, бездельники! – крикнул Михайло. – До полудня долго, ан вы уж сидите, лежни!
– Роса сошла, батюшка-барин, – ответил один из крестьян.
– Да и жар, – промычал другой.
– Полно! Жар! Беритесь за серпы!
Мужики нехотя повставали с мест и продолжили косить, согнувшись в три погибели.
– Послушай, а отчего же они у тебя серпами косят?
– А чем же?
– Так они до зимы не управятся. Хоть бы косы им дал.
– Косы есть. Две. Вон Илюшка и Зосимка ими косят.
Два мужика, и в правду, косили косами, но таким короткими и кривыми, что работать им приходилось почти так же согнувшись.
– Дело не скорее спорится, – подытожил барин.
– Ещё бы! Дай им длинные косы. И я тебе Христом Богом клянусь, что скосите всё поле за два дня.
– В два дня? – Михайло недоверчиво посмотрел на меня.
– Да я сам той косой косил у себя в деревне. Уж знаю, о чём сказываю! – это была чистая правда. В детстве и юности я целые лета гостил у деда в деревне. Мы были очень дружны с ним и проводили много времени вместе, хотя и друзей у меня тоже хватало: деревенские мальчишки, городские «понаехавшие», но дед был мне очень близок. Лето – моё любимое время с малолетства. Старик научил меня ухаживать за огородом, косить, убирать траву и урожай, рыбачить, собирать грибы, плести корзины… Да много ещё чему, что мне было интересно, но вовсе не пригодилось потом во взрослой жизни…
Тем временем Михайло Васильевич задумался над моими словами.
– В два дня, сказываешь… Дожди грядут… Пойдём-ка в домницу к Титу-кузнецу, Алексаша, поведаешь ему, что выковать надобно. Дело ведь! Неужто в два дня?
– Верно. У тебя, я вижу, десятка три косарей, так если они станут косить не в наклонку, как сейчас, и не в охапку траву срезать, а большой размах косой делать, так точно за два дня управятся.
– Сие чудо было бы! Страшусь я, что рожь не уберём до дождей.
Огромный Тит валялся возле кузницы и громко храпел.
– Вот он лежень. И печь не топлена. Видно, и делать неча. Али скосил уже всё у себя?
– Барин, что ли? – кузнец пробудился и тупо уставился на нас.
– Барин и есть.
Крестьянин медленно поднялся:
– Чего изволишь, барин?
– Аль у тебя работы нет?
– Неча. Как есть неча. Сани Аваакумовы ещё третьего дня исправил, да их мужик Аваакумов забрал уже. Лошадей подковал, как и велено было: и гнедую и пегую. И затвор для мыльни давеча сделал…
– Так вот Александр Петрович тебе нынче работу задаст.
– Нужно сделать косы с длинной прямой рукоятью, чтобы ручка была посредине. Сумеешь?
– Коса-литовка, – ответил Тит, почесав живот.
– Литовка? – удивился я, – Стало быть уже есть такие косы?
– Есть одна, – кузнец снова почесался, – тута она. Отнележе старый барин захворал, так тута она и лежит. В углу. Пожелал было барин ту косу изведать, да телегой незнамо кто на неё наехал и переломил. Велел было барин исправить её, да занемог, а там и я захворал, так она тута отнележе и есть…
Он направился в домницу и, погремев там железками, через несколько минут вышел с поломанной косой-литовкой, которая была практически копией современной косы.
– Ежели тебе она надобна, то изволь исправлю. Да только ковать сызнова не надобно, ибо она уже есть.
– Почему же вы не косите такими косами? – повернулся я к барину.
– Да, сподручнее было бы. Отчего же ты, дурень, молчал про косу? – накинулся хозяин на крестьянина.
– Не мог уразуметь надобности, – замычал Тит. – Буде барин сказывать, так она тута, а не буде, то не уразумею…
– Вели сделать таких для каждого косаря, – посоветовал я.
– Слышишь, Тит? Чтобы к Афанасию выковал два десятка и ещё четыре!
Кузнец снова почесал живот и неторопливо изрёк:
– К Афанасию не управиться барин. К Казанской можно. Схожу кликну Кирима Зосимкина, да Агапку – рукояти делать.
– Топи печь да кличь мужиков, – согласился барин.