Игра в камешки

– Камни, что ли? Их и здесь полно, зачем возить.

Гость тоже удивился, спросил у мамы:

– О каких камнях она говорит?

– Девочка играет камешками и других игрушек не знает, – смущённо сказала мама.

– А ведь других игрушек на свете много! – обратился гость ко мне. – Игрушечные машинки ездят, самолётики летают, разные игрушки гудят, звенят и поют! А для таких девчоночек, как ты, есть красивые куклы. Что же тебе привезти?

Я растерялась. Не могла понять, о чём это он. Поэтому выпалила сгоряча:

– Привези мне солнышко!

Гость опять удивился:

– Солнышко?

– Как только замёрзну, повешу его в чуме повыше и стану греться!

Я принялась подыскивать место для солнца. Гость осматривался вместе со мной, думал, куда лучше повесить подарок. Хлопнул себя по колену и сказал весело:

– Ну что ж! Привезу тебе солнце!

Мне тоже сразу стало весело.

«Со всеми поделюсь солнышком! – принялась мечтать я. – Пусть в каждом чуме всегда будет светло и тепло!»

Пенка

У нас была собака, белая, как молочная пенка.

– Пенка, а ну дров принеси! – кричал, бывало, из чума брат.

Пенка тут же притаскивала в зубах полешки.

Подражая брату, я командовала собаке:

– Пенка, дров принеси!

Та будто не слышала. Я кричала громче. Пенка «не понимала» и, виляя хвостом, ластилась ко мне. Тогда я присаживалась возле неё, кричала в самое ухо и пыталась затолкать полешко ей в пасть. Обидевшись, она перескакивала через меня. И отбегала в сторону с укоризненным видом.

Пенка была очень умной собакой. Хоть и не слушалась, а от смерти однажды меня спасла.

Летом река вздулась от сильного ливня. Мы с родными переезжали её на оленях, вброд. Вдруг мой олень оступился и упал. Я с головой ушла под воду, даже крикнуть не успела. Свет перед глазами померк, в ушах стоял звон, в мозгу билась одна мысль: «Сейчас утону… Утону!»

Очнулась – лежу на берегу. Пенка лижет мне лицо. Хочу сесть, а не могу. Живот какой-то надутый, тяжёлый, голова не поднимается. Тут родные подбежали. Брат перевернул меня вниз головой. Сразу полилась вода, как из ливневой тучки. Он потряс меня ещё, взял на закорки и побежал к маме. Она растёрла меня насухо, намазала чем-то тёплым и жирным. Я хорошенько помотала головой, и уши освободились от водяных пробок. Мама то и дело давила мне на живот. Вода продолжала выливаться из меня толчками до тех пор, пока живот не стал плоский, как прежде.

Утром я проснулась совсем здоровой и увидела, как мама гладит Пенку, а брат отрезает и даёт ей лакомые кусочки мяса.

Потом всё было как раньше. Я кричала собаке в ухо, чтобы она принесла дров, а та делала вид, что не слышит, и укоризненно на меня посматривала…

Смерч

Иногда мы оставались в чуме вдвоём с дедом. Он что-то мастерил из железа, а я играла железными обрезками.

Дедушка всегда припасал для меня кусок сахара. Я этот сахар съедала не сразу: пососу немного и бережно прячу в карман. Такого лакомства, как у деда, больше не находилось ни у кого. Когда на меня нападал приступ щедрости, я делилась сахаром с другими. Они радовались и тоже угощали меня кто чем мог.

Спала я на дедушкином узорчатом сундуке. Спать на нём было удобно, совсем не жёстко. Я любила просыпаться и видеть, как дед хлопочет над чайником и готовит завтрак.

В тот раз, как всегда перед завтраком, я пошла погулять. Слышался странный звук, будто кто-то большой неподалёку ломает ветки. Я зашла за пригорок. Сидела, играла. Называла камешки и палочки разными именами – они для меня были как живые!

Вдруг раздался пронзительный свист ветра и громкий человеческий крик. А потом кто-то сердитый принялся греметь посудой. Порывом ветра мне в лицо бросило землю и мелкие щепки. Из-за пригорка я видела: наш чум летит, как огромная страшная птица, а узорчатый сундук лихо скачет вниз по горе! Деда нигде нет. Наверное, ветром сдуло. Я испугалась и громко заплакала. Вдруг слышу слабый оклик: дедушка подошёл. Одежда на нём кое-где порвана, лицо в ссадинах…

– Какое счастье, что ты, внучка, на улице заигралась! Он и меня-то, человека взрослого, чуть не убил, а детку малую запросто бы с собой унёс!

– Ты о ком? Кто тебя чуть не убил?!

– Смерч. Такого сильного, как сегодня, я и не помню.

Я подумала, что смерч – это человек, и спросила:

– Ты его видел? Он правда сильный?

– Конечно! Вон как наше жилище летело…

«Неужели смерч сильнее деда?» – удивилась я про себя.

– Деда, а что, он тебя на руках подкидывал?

– Нет у него рук. Смерч – не человек, просто очень-очень сильный ветер. Как щепку меня бросал… Как только я жив остался!

– Дедушка, а значит, я тоже не умерла?

– Что ты, что ты! Ещё чего придумала – умирать, такая маленькая! Вот старушкой станешь, тогда и умрёшь!

Дед часто задышал, схватился за грудь.

– Больше не говори так! – попросил он и погладил меня по голове.

– Деда, а ты старик?

– Старик.

– А когда-то был старушкой?

– Был, был, внучка, – рассеянно отвечал он, подбирая уцелевшую посуду. – Пойдём чум ставить.

Я собирала разбросанную повсюду утварь и думала: «Вот и я когда-нибудь стану стариком…»