Зря, что ли, посылали сегодня лету сон, как будто это они уезжают, а оно, лето, остается. Зря, что ли, намекали. Зря, что ли, просили.
Лето не говорит ни да, ни нет.
Днем закрутились, замешкались, бац – а лета и нет.
Ушло.
И солнце остывает.
И падает снег.
И зима – на долгие-долгие годы.
Оледенение.
Люди смотрят с надеждой, может, вернется лето, может, вспомнит…
…а вдруг…
Пыль-караван-пыль-караван
Пыль-караван-пыль-караван-пыль-караван-пыль-караван.
Конское ржание.
Окрики погонщиков, подгоняющих неведомо кого, отсюда, в пыли и суете даже не видно, кого именно.
Мешки с поклажей.
Покачиваются на спинах верблюдов замки, дворцы, целые города, покачиваются колокола на колокольнях, тихонько позвякивают.
Жмурится черный кот на подушке падишаха, смотрит на бескрайние горизонты.
Чу!
Тпр-р-р-у!
Ну!
Что-то там, впереди, непонятное что-то, тревожное что-то, что-то…
А вот.
Развилка двух дорог, здесь, совсем рядом, всего-то в паре шагов.
Вот и – чу.
Вот и – тпру.
Вот и – ну.
Замирают караваны.
Замирают народы, эпохи и государства, смотрят люди в пелену будущего.
Развилка.
Три… нет, пять путей.
Пути, уводящие в никуда.
Слуги бережно снимают подушку с котом, бережно ставят кота на дорогу.
Ждут.
Черный кот настороженно фыркает, перебегает один из путей, второй, замирает перед третьим, недовольно принюхивается, прыгает к четвертому пути, шипит, распушает звост, идет бочком-бочком-бочком, выгибает спину.
Перебегает.
Нюхает пятый путь, долго примеряется, долго сомневается. Люди смотрят с надеждой, там, на горизонте пятого пути виднеется что-то хорошее, город какой-то светлый, пронизанный сиянием. Наконец, кот перебегает пятую дорогу, перескакивает резвыми прыжками, гневно шипит.
Люди замирают.
Люди хотят туда, где город, где свет, люди хотят захватить дивный город, связать, пленить, положить в поклажу, – люди не хотят на третий путь, уводящий в ледяной туман осени.
Падишах неуверенно смотрит в сторону сияющего города.
Кот фыркает, кот шипит, кот сверкает огромными желтыми глазищами, и нельзя идти в сияющий город, кот же дорогу перешел, кот-то свое дело знает…
Сердится падишах.
Гневается падишах.
И люди гневаются, не дали караванам-городам пойти, захватить дивный город…
Взмахивает падишах острой саблей, вздрагивает кот – легкий, стремительный, быстрый, но сабля быстрее…
…Рука визиря перехватывает руку падишаха, визирь говорит – быстро, торопливо, что есть такие вот города, которые в темноте светятся, вот люди туда идут, а потом кровью харкают, и на землю ложатся, и умирают, и все.
Вот так бывает там, где города светятся.
Падишах опускает меч, последний раз смотрит в туманную даль.
Пыль-караван-пыль-караван-пыль-караван-пыль-караван.
Конское ржание.
Окрики погонщиков, подгоняющих неведомо кого, отсюда, в пыли и суете даже не видно, кого именно.