Ну, одна совсем белая, другая не совсем.
Рыжая смотрит, не понимает, как так – белые.
Белые смотрят, не понимаю, как так – рыжая.
Но её здесь любят.
Любят.
Потому что приходит и прогоняет это… это…
…что это?
А не знает никто толком.
Что-то большое.
Зеленое.
Горячее.
Приходит каждый год, когда его не ждут – и все уже, и нет больше белой, и почти белой больше нет, есть только это, жуткое, зеленое…
И ирландка.
Она приходит потом.
И выгоняет это, которое зеленое, горячее, не пойми, что.
Что-то ты долго сегодня, говорит белая.
Что-то ты долго сегодня, говорит почти белая.
Пьют чай.
Рыжая хочет сказать, что она вообще не должна приходить и прогонять что-то зеленое, не нанималась.
Не говорит.
И чай пьют, да.
А люди какие, спрашивает почти белая.
Рыжая настораживается.
А кто ж их знает, говорит почти белая.
Чай пьют.
На веранде.
– А может… а может… а может, они такие как мы?
Это ирландка.
Ну тут все на смех подняли, ишь чего выдумала, как мы, быть того не может.
Ирландка хочет спросить, почему не может.
Не спрашивает.
О«Кенни
О«Тимми
О«Тэмми
О«Мур
О«Дан
И О»…
А сегодня люди придут.
Нет, ну а как, люди-то, они повсюду, вот и сюда добрались.
Сегодня придут.
Еще вчера обещали.
Все в доме чистоту наводят, до блеска, и белая, и почти белая. А рыжую только гоняют все, пошла, пошла, от тебя только сору-то, сору…
Плачет рыжая.
Уходит в глубину дома.
Оглядывается, не крадется ли зеленая, а то мало ли.
Сегодня люди придут.
Хозяйки накрывают на стол.
Ждут.
Приходят люди.
Смотрят.