– А там, снаружи что?
Фей Феич делает какой-то неопределенный жест, мол, лучше и не знать.
– Молоток, девка, молоток, вырастешь, кувалдой будешь…
– А это что значит?
– Узнаешь… узнаешь… Вон, выучу миром управлять, – кивает на скопище экранов и клавиш, – далеко пойдешь…
Начинаю понимать. Фей Феич отворачивается, хлопочет над чайником, бормочет что-то, бли-ин, есть-то нечего, я ж гостей не ждал. Ничего, счас со склада чего-нибудь притараканим…
Осторожно вытаскиваю свой парабеллум, в жизни не стреляла в живую мишень…
– …пирог… или курочку какую принести, гриля будешь?
Разряжаю парабеллум. Нехорошо получилось, он как раз обернулся, пули его как-то наискосок прошили, Макс бы сказал – грязно сработано.
Шмякается на линолеум. Бросаюсь к нему, может, еще живой, не хотела я так, не хотела, счас встанет, наподдаст, мало не покажется.
Нащупываю жилку на шее.
Понимаю, что уже не встанет. И не наподдаст.
Перебираю клавиши, знать бы еще, что к чему, теперь я этого никогда не узнаю, опен, опен, только бы не ошибиться, жму на опен…
ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ОТКРЫТЬ ЛАБИРИНТ?
Понимаю, что нажала правильно.
Выхожу из лабиринта. Наверное, последняя. Все пленники уже разбежались. Оглядываю громадину того, что было нашей тюрьмой, почему-то изнутри она казалась гораздо больше, чем снаружи. А может, так и есть, изнутри она больше. Кто знает, сколько измерений там понатыкано, четыре, пять, десять, миллион…
Выхожу. Надо куда-то идти, надо вспоминать, как жила до того, как, если вообще жила. Идти куда-то, в полицию, а к вам лет пять назад не обращались, что девочка пропала, какая, ну такая, ну не знаю, какая…
Лабиринт шевелится, изгибается причудливой дугой, закручивается мертвой петлей на самом себе, что-то происходит в нем, сталкиваются какие-то пространства, эпохи, времена, измерения.
Вижу девчонку, идущую к лабиринту. Куда идет, дуреха, жить, что ли, надоело, или как? Окликаю, не слышит, задним числом понимаю, что между нами протекает время, какое-то не наше время, – полгода разницы во времени между нами, не меньше.
Еще задним числом понимаю, что вижу себя. Вон она, то есть я, идет к лабиринту, кусает губы, ревела, что ли, очень похоже… Почему-то человек в петлях времени никогда не узнает своего двойника, не привык видеть самого себя.
Входит в лабиринт… Что она там забыла, или умереть решила от несчастной любви, да поздно умирать, вроде бы умерла ее несчастная любовь еще в лабиринте.
Идет, кусает губы, точно ревела, поднимается по лестнице в кабинет Фей Феича, что она там забыла, да много там чем поживиться можно.
Входит, садится за клавиши, снова кусает губы.
ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ АКТИВИЗИРОВАТЬ ЛАБИРИНТ?
Она действительно хочет.
Активизирует.
Лабиринт оживает, выставляет ловушки: ярко раскрашенные бутики, Макдональдсы, киношки, распродажа, сейл, сейл, сейл, семьдесят процентов, только сегодня, только у нас.
Глазам не верю, когда она, то есть, я, готовит ловушки. И капканы. И еще что-то страшное, Фей Феич бы застрелился в гробу, если бы увидел.
Перевожу дух.
В конце концов, это только один из вариантов реальности. Не всегда правильный.
Смотрю на себя за пультом, на два тела Фей Феича, одно свежее, убитое только что, другое пролежавшее полгода, изъеденное муравьями.
Я вторая жму на клавиши.
Я первая же ухожу от лабиринта, я знаю, что не вернусь сюда, не вернусь, что это ее, то есть меня, сюда потянуло…
2013 г.
Будильники
Выжидающе смотрю на шефа.
– Где на этот раз?
Шеф недовольно косится на меня, поводит минутной стрелкой.
– А с чего вы вообще взяли, что я вас работать посылаю?
– Так уже по лицу вашему видно, что случилось что-то…
– Верно, случилось.
– Так где? На Тибете?
– Можно подумать, других мест кроме Тибета нет…
– Так где же?
– В Чикаго.
– Ух, полетаем, – восторженно вздыхает кто-то из новеньких.
Я их радости не разделяю, летать мне совершенно не хочется. Остался бы дома, посидел бы в кресле у камина, да и посижу: можно подумать, без меня лететь некому…
Начальник оглядывает нас, новички рвутся вперед, отталкивают друг друга, можно я, можно я…
Ну-ну…
– Вон ты… и вы, – часовая стрелка босса указывает на меня.