Половина полуночи

– Бывает. Вы на следующую ночь…

– …так пришла следующая ночь, а я во сне ничего не увидел.

– Странно… гхм…

– Вот я и пришел сюда… чтобы вы мне помогли обещанный лабиринт найти.

– Хочу сказать, что мы вообще-то этим не занимаемся. Не говорю. Хлопаю себя по лбу.

– Не… не надо вам ничего искать.

– Да как не надо, я же ему обещал… что лабиринт пройду…

– Обещали. И пройдете.

– И… где же он?

Обвожу руками комнату:

– Здесь.

– Вы шутите…

– Нет. Здесь. От Большого Взрыва до Коллапса.

– И я…

– И вы.

– Я ему обещал…

– Обещали…

Думаю, что мне делать. Бросить клич, чтобы ему помогали все, от мала до велика, или пристрелить его на месте, пока не разорвал коридоры времени…

Замкобургский чертог

– Видите как… – пауза. Многозначительная, – просьба у меня к вам. Не совсем обычная.

Еле сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Ко мне все обращаются с просьбами. И все с не совсем обычными.

Смотрю на посетителя. Сорок лет, два раза женат, два раза разведен, есть сын пятнадцати лет от первого брака и дочь десяти лет от второго брака, дочь не его, он об этом не знает. В пятьдесят лет погибнет в аварии… нет, вру, в автокатастрофе, об этом он тоже еще не знает.

Что еще… в детстве мечтал быть божеством, создавать миры и управлять мирами, сейчас он… сейчас его мечта сбылась. Стоп, что такое, не могла она сбыться, что-то я не вижу, чтобы среди нас божества расхаживали… Присматриваюсь к гостю, – а-а-а, вот оно что, в режиссеры выбился, фильмы снимает…

Киваю:

– Слушаю вас.

– Видите ли… режиссер я. Ценский моя фамилия. Мы тут в последнее время один сериал снимали… средневековье… рыцари… замки… В каких только замках не снимали мы… по всему миру…

Снова киваю.

– Очень интересно.

– Боюсь, все детали съемок раскрыть вам не могу.

– А… в чем дело?

– Так коммерческая тайна, сами понимаете.

Откашливаюсь:

– Ну, если для следствия будет нужно, вам придется сообщить мне всё.

Режиссер вскидывается, на какие-то доли секунды вижу у него опухоль в вилочковой железе, нет, показалось. А нет, не показалось: крохотная-крохотная опухоль, только не доживет он до того момента, когда опухоль заявит о себе, – он раньше в самолете разобьется…

– Ну, нет, я вам тут всё на блюдечке выкладывать не обязан…

Пожимаю плечами, не обязан так не обязан, на нет и суда нет. Посетитель с гордым видом встает, собирается уходить, вижу, как вздрагивает его рука, когда он отодвигает стул.

Замирает на пороге кабинета.

Замок у нас один пропал.

Поднимаю глаза:

– В смысле?

– В смысле. Замок пропал. Который снимали. Замкобургский чертог недалеко от Таймбурга.

Осторожно откашливаюсь:

– То есть… я так понимаю… по документам значится замок… а на самом деле его нет?

– Да нет же, в том-то и дело, что был он, мы в нем уже половину сезона отсняли… А теперь хватились, бац – замка нету. Как корова языком слизнула. Пришли утром, а там ровное место… и всё.

Осторожно предполагаю:

– Снесли?

– Да нет же, если бы снесли, тут бы обломки были, подвальная часть опять же осталась бы… а тут ничего. Пустырь. Мы специально в земле порылись, ничего нет, ни-че-го. Вы понимаете, дело-то какое, мы уже половину отсняли… замок-то менять теперь не получится…

Смотрю на режиссера. Как следует. Нет, он тут не при чем, сам до смерти напуган, не знает, куда деваться, что делать, сам готов душу дьяволу за этот замок продать…

– Ну… мне надо осмотреть место преступления. И поговорить там… со всеми.

– А без проблем, можем хоть сегодня выехать… – Ценский видит мою кислую мину, добавляет: – расходы на себя беру, вы не волнуйтесь даже…