Да, это он тоже говорил. Что предки летали в небо.
И забыть бы, а не забывается – мерцает небо перед глазами, смеется звездами, зовет, зовет…
Уипп наловила червей и разложила их на краю гнезда, и принесла сладких кореньев, и ключевой воды. Села в гнезде, стала ждать мужа, его нужно было накормить. Наверное, трудно будет стать хорошей женой для этого землепашца, странного, непонятного, бесноватого. Вайю сам признавался ей, что он сумасшедший, признавался давно, еще когда они в первый раз поцеловались на толстой ветке. Тогда светила луна и во всю мочь гремели цикады, и на сердце было так хорошо-хорошо.
«– Ты будешь любить меня всегда? – спросила Уипп.
«– Да. Но ты должна покинуть меня.
«– Смеешься? Я никогда этого не сделаю.
«– Сделаешь. Ты сама уйдешь от меня, потому что я сумасшедший.
«– Правда? По тебе не скажешь. Говорят, теперь стали казнить сумасшедших.
«– Только в больших городах, но не здесь, не в глуши.
«– Но почему ты сумасшедший?
Вайю посмотрел на траву, серебряную под луной – она тянулась и тянулась до самого неба.
«– Потому что я хочу того, чего никто не хочет, – только и сказал он.
Так он говорил тогда, и подарил ей ожерелье из ореховых скорлупок, хорошее ожерелье, до сих пор лежит где-то в гнезде. Скоро вернется муж, его нужно будет накормить, он много ест, муж, а потом он, безумный, придумает какое-нибудь новое безумие, и нужно будет полететь с ним…
Интересно, куда…
Муж вернулся только поздно вечером, когда розовый закат просочился в город, затопил тенистые заросли. Вернулся, рассеянно клюнул жену, снова сел за свой альбом, большой и красивый. Наверное, он и вправду сумасшедший, если в первый же день после свадьбы как будто забывает о своей жене. Время шло, а он смотрел то в альбом, то в розовое небо, и совсем не смотрел на свою жену.
– На что это ты так засмотрелся? – Уипп, наконец, решила говорить, – ты… голоден?
– Нет. Я и Чуить ели здесь, в городе. И выпили много нектара.
– А где же… твой друг?
– Чуить? Он выпил слишком много нектара. Теперь где-то спит. Завтра он проснется и улетит домой. Вот что, – он наконец-то обнял ее, – ты клялась вчера быть со мной в беде и в радости?
– Конечно. Так велел священник, я повторяла его слова.
Вайю поднял глаза. Недобрые, глубокие глаза. Которые видят то, чего нет.
– Так ты и вправду будешь следовать за мной… повсюду?
– Куда бы ты ни летел.
– Узнаю свою дорогую девочку, – он собрал в охапку свадебные цветы, протянул ей, – мой сладкий нектар… Так вот… я хочу подняться на самое небо.
– Ты что же… знаешь дорогу до самого неба?
– Знаю. И для начала мы должны оставить наше гнездо. Наш дом на вершине дерева.
– Хорошо, мы оставим дом. Надолго?
– Навсегда.
– А, навсегда… – Уипп была растеряна. Она никогда не думала, потому что все они, легкие и крылатые, не умели думать. Как будто сама природа распорядилась: кто-то летает высоко в небе и не думает, а кто-то думает – но ходит по темной земле. Птицы летали, древние бескрылые – думали. Давным-давно, когда еще не было больших птиц, и земля еще не сгорела.
Уипп собрала домашнюю утварь, и самый красивый букет свадебных цветов, сгребла тонкими лапками. До чего тяжело нести миски и чашки, хоть бы что-нибудь взял муж, но он тащит свой альбом.
Так странно устроены эти мужчины…
Стаи удивленно смотрели на молодую пару – перечирикивались, перешептывались, решали, куда и зачем уходит молодой богач. Наверное, они летят в свадебное путешествие, вот счастливчики, увидят дальние края. Интересно, куда они полетят – к берегу моря или в южные жаркие леса. Говорят, там никогда не заходит солнце. Нет, это враки, солнце заходит везде. А утром появляется новое солнце. Растут, как одуванчики на поле.
Молодая пара миновала город, крылом к крылу они устремились вдаль, в желтые сухие степи, еще хранящие полуденный жар. Цикады молчали, они всегда молчат в такой зной, все как будто сгорает. Лето выплескивает на землю все, что недовыплеснуло, недожарило, недогрело за три месяца. Последний подарок перед долгой зимой, когда вьюга больно бьет крылья.
Живи и радуйся… пока можешь. Сколько жизней впереди… Много жизней, много реинкарнаций…
Живи и радуйся…
Вайю остановился возле невысокой скалы на краю желтого луга – скала распалилась от солнца, к ней было жарко подойти, не то что дотронуться. Между камнями темнела глубокая впадина, глотала лучи солнца, ненасытная, черная. Ветер гонит траву, завиваясь в спираль.
– Вот мы и на месте, сладкий мой нектар. Разложи свою утварь здесь, между камней, а я сплету из травы подстилки. И полог над входом.
– А ты и вправду сумасшедший, – Уипп оглядела золотой луг, широкий, непонятный, – ты же хотел лететь в небо, в самое небо. Выдохся, устал – и тебя уже тянет земля, темная и тяжелая.
– Нет, не тянет. Знаешь, она прямо давит на грудь. Но нам придется остаться на земле и освободить крылья. Вот так – сидеть на земле и не махать крыльями. Чтобы выросли некрылья, и чтобы держать ими камень и палку. Смешно, правда? Чтобы подняться в самое небо, нужно встать на землю.
– Да. Очень смешно, – она вежливо засмеялась, обняла его. Хороший у меня муж, сразу сказал, что он сумасшедший. Предупредил – и теперь меня не пугает его безумие. Перебесится и вернется домой. Может, уже сегодня вечером. Или завтра утром. Но как пережить эту ночь…
– Но как пережить эту ночь… – тихонько сказала Уипп. Как будто пела песню.
– Разве пережить? – Вайю обнял ее крепче, – нет, мой сладкий нектар, эту ночь нельзя пережить. Этой ночью можно только наслаждаться.
Вечерело – быстро и жестоко. Бывают такие вечера, когда солнца уже нет, а трава светится будто сама по себе. Живая, мерцающая, кажется, что она думает о чем-то. И небо думает – и по его широкому лбу расплавленной медью морщины облаков. Вайю тихонько вышагивал по полю, неуклюже собирал крыльями траву, плел циновки, помогая себе лапками и клювом. Нелепо и смешно – как будто рыба полетела в небо или тигр побежал по дну океана.
Свободные птицы носились в небе, молодожены сидели на твердой земле.
– Привыкай, мой сладкий нектар. Мы останемся здесь надолго.
– Что ты… нам придется жить здесь дни и ночи?
Кажется, Уипп впервые поняла, что он не шутит.
– Да, и ночи тоже.
– А… вдруг к нам придут дикие звери?
– Да, они придут. Но ты не бойся, мы прогоним диких зверей.