Январежки

Не говорю.

Потому что…

…потому что его никогда не было.

Пиро наливает мне чай. Почему у меня так холодеют руки, почему, почему, ведь я ждал этого так долго, чтобы Пиро налил мне чай. Чашка уже начинает пить чай, а я все еще не могу прийти в себя, Пиро нетерпеливо покашливает, Амо с волнением смотрит на меня, Агник уставился в стол, как будто меня здесь нет…

…спохватываюсь.

Начинаю читать:

А давайте, дорогой гость, сыграем в квест. Нет, как-то не звучит, сыграем в квест, сильно много согласных сразу. Не знаю, как сказать. Квест, квест… не желаете ли квест, вот как. Вы же мой дорогой гость, ну знаю я, что вы мой злейший враг, можете не напоминать. Что вы, ничего я вам не сделаю, где это видано, чтобы дорогому гостю вред причинить.

– Это что такое? – фыркает Агник, – ни здрассьте, ни до свидания, сразу про квест?

Не выдерживаю. В конце концов, строгость Агника иногда переходит все границы.

Вспыхиваю:

– А что, я должен был начать – жили-были такие-то персонажи, их звали так-то, страниц на сорок биографию им придумать, Афанасий Павлович Лавреньтев родился семнадцатого мая тысяча семьсот сорок седьмого года в самое воскресенье, когда…

– …в этот день не воскресенье было, – Агник мотает головой, сверкают глубоко запавшие глаза под тощими скулами.

– Да ну вас… – еле сдерживаюсь, чтобы не бросить рукопись в камин. Или Ангика. Да, лучше Агника.

– К порядку, дамы и господа, к порядку, – не выдерживает Пиро. Амо чуть краснеет, бормочет, а я-то тут при чем, Пиро снова добавляет свое – к порядку.

Продолжаю читать, строго, с нажимом, с намеком, да пошли вы все…

Да и вы у нас не с пустыми руками пришли, только где же это видано, чтобы в гости с оружием ходили? В гости с тортиком ходят, с винишком…

– …довольно, – обрывает Пиро, – пробуйте.

Пробую. Сворачиваю рукопись самолетиком, пускаю в журнал, в самую мишень.

Аплодисменты. Еще не верю себе, неужели…

…нет.

Рукопись пролетает мимо журнала, выпархивает в раскрытое окно, садится на карниз, клюет что-то там на крыше.

– А что… аплодисменты?

– А-а, вы новичок у нас, не знаете, что аплодисменты каждому, и неважно, попал в журнал, не попал…

Осторожно спрашиваю:

– А вообще… кто-нибудь когда-нибудь попадал в журнал?

Люди нервно посмеиваются, смотрят на меня, как на психа.

Понимаю, что в журнал не попадал никто.

Снова спрашиваю. Позориться, так до конца:

– А… а что там тогда печатают?

Пиро фыркает:

– Ничего, разумеется.

– Чистые страницы?

Мне даже не отвечают. Потому что это и так очевидно.

Для них.

Не для меня.

Пиро оглядывает сидящих, будто высматривает, кто смелый, наконец, наливает чай в чашку Агника.

– Ваш ход, – говорит Пиро.

Агник поднимается, берет свою рукопись, сворачивает самолетик.

– А читать? – спрашиваю я.

И тут же понимаю, что здесь это необязательно.

Бумажный самолетик летит в журнал, как-то слишком прицельно летит, неужели, неужели, неужели…

…попадает.

Аплодисменты. Теперь уже не утешительные, а восторженные.

Не верю себе. Чувствую, что созерцаю исторический момент, что так раньше не было.

Никогда.

Жду, что Пиро разразится восторженной речью, но он только коротко говорит, что Агник молодец.

Мой портрет будет здесь среди портретов великих.

Великих писателей.

Потому что.

Просто.