Признание в любви: русская традиция

Слово «культура» здесь наиважнейшее. Ведь культура – это ничто иное, как образ действий, чего бы эти действия ни касались. Культура – это то, как мы едим, как живем, продолжаем род, строим жилища, воюем, уходим в мир иной, дарим, празднуем, лжем, приветствуем.

Любовь окутана культурой.

Моногамность и полигамия, отказ от любви вообще, низвержение любви, вознесение ее на невиданные высоты – все это культурные рефлексы, набор способов, ею разработанных.

Почему такие, а не иные?

Потому же, почему возникли и другие различия – в кухне, костюме, религии, истории, в интерпретации ключевых мировоззренческих понятий? Таких как совесть, судьба, добро, зло, успех? А потому, что каждая культура индивидуальна, как индивидуален национальный характер, влияния, оказанные на территорию в результате разного рода экспансий, география – все те обстоятельства, среди которых нужно было выживать.

Культура мощно ритуализирует все то, что не находится во власти человека. Гениальность, талант, интуицию, смерть, власть, вероятность, любовь.

Вокруг любви, мифа о любви в рамках каждой культуры существует множество традиций. Где-то поют серенады, а где-то крадут невест. Эти традиции и есть культура, но есть, конечно, и личностный компонент. У нас в России некоторые девушки из хороших семей до сих пор не дают поцелуя без любви и не вступают в сексуальные отношения до брака. А другие девушки из таких же хороших семей, протестуя против канонов и норм своей среды, предаются разврату и идут во все тяжкие. Некоторые провинциальные девушки, приехав в большие города, пытаются «честно» прокладывать свой путь в наших каменных джунглях, превращаясь в хороших сотрудниц и верных жен, а другие, из их же числа, приобщаются к искусству любви, вступают в многочисленные связи с мужчинами и становятся в результате тоже отнюдь не плохими женами. Есть культура – матрица, заданный алгоритм, а есть – индивидуальная судьба. Одно накладывается на другое, давая множества различных вариантов, которые мы и называем жизнью.

Но при всей индивидуальности ситуаций в России очевидным образом сложились некоторые новые традиции. Свобода, равенство и братство в полной мере могут считаться основой обновленного понимания любви, разделяемого большинством молодых людей. Эта свобода – в необязательности брака, молодые люди сплошь и рядом живут вместе без всяких печатей в паспорте. Эта свобода – в сексуальной свободе: заниматься сексом, много, хвалиться этим – престижно и социально одобряемо. Эта свобода – в приятии однополой любви и придании ей статуса нормы. Эта свобода, наконец, в необязательности верности, что пропагандируется многими современными молодыми людьми.

Равенство – это, конечно же, равенство полов. Какая современная девушка считает себя «низшей», «неполноценной» в отношении предмета своего увлечения? И жизнь, и роль, и амбиции молодых женщин ничуть не уступают достижениям и намерениям молодых людей. Во всяком случае, в больших городах.

А от равенства к братству – меньше, чем один шаг: принятая у нас норма общения молодых людей и девушек все больше подчеркивает не различие между ними, а сходство. Юноши, одетые в яркие свитеры, звучно расцеловываются с девушками при встрече и прощании, они живут одной, неразличимой социальной жизнью, одно пьют, одно едят, одно носят, одно читают, одно смотрят, об одном мечтают. Их объединяет одна субкультура, они – братья и сестры. Совсем не так, как это было еще каких-то сто, двести лет тому назад.

Что означает этот внедренный в нашу жизнь девиз Великой Французской революции? Европеизацию, вместившую в себя античные идеи красоты и восхищенности этой красотой? Марксизм, оставшийся одним из ярких европейских увлечений? Идеалы студенческой революции 1968 года с ее лозунгом «Запрещено запрещать!»? Новая телесность хлынула на нас рекой через разного рода экраны и глянец, все это пришло в наши умы через яркие упаковки и новую потребительскую культуру и дало наш неповторимый колорит, добавившись к классике любви, которая предписывает ей быть инициативной и страдающей, а ему, как минимум, неординарным.

И этот новый флер враз куда-то девается, когда между людьми возникает та самая, не разгаданная пока что, любовь. Новизна пришла в болтовню и формы досуга, во внешние проявления городской молодежной культуры, но она не проникла к первоосновам. Классика видна не в новых традициях и поведенческих рефлексах, а в старой архаике признаний, извинений, страданий, болезненных или счастливых поворотах судьбы.

Как ведут себя по-настоящему влюбленные?

Как и сто лет назад. Мучаются, ухаживают, подбирают слова. Может быть, инструменты, средства другие, но суть та же.

Вот мальчик влюбился в девочку. Для начала влюбился, а потом и полюбил. Что он будет делать?

Проявлять интерес и оказывать знаки внимания.

Каким образом?

Предложит зафрендить себя на Фейсбуке, будет писать смски, фотографировать на телефон встречи и вечеринки, выкладывать фотографии в интернет. Он станет ее куда-то приглашать. Станет интересоваться ее жизнью. Он будет спрашивать ее про любимые фильмы, песни, книги. Говоря об этом, обсуждая Земфиру или «Синие носы», они на самом деле уже начнут говорить о большем: о себе самих, о своих вкусах, ценностях, склонностях.

Мальчик попробует как-то начать объединение контуров их жизней: общие впечатления, общие знакомые, потом общие планы. Или девочка начнет. Кто уверенней в себе, тот и будет действовать. Но главное – по одному и тому же сценарию.

Подарит ли он ей цветы? Конечно. И виртуальные, и живые.

Переспят ли они? Наверное, да, сейчас это принято. Теория стакана воды, получившая распространение в первые годы советской власти, – заняться сексом просто, как выпить стакан воды, сегодня взяла верх в больших городах. Но важно ли это? Не думаю. Секс стал формой досуга, гимнастики, аутотренинга, уподобившись беговой дорожке, модной сумке. Но разве эта практика имеет отношение к любви? На мой взгляд, никакого.

Если он полюбит ее, то обязательно постарается добиться от нее любви в ответ. Теми способами, которые записаны в культуре и разгадыванию которых будут посвящены последующие страницы.

Потерпит ли он ее измены, сексуальные упражнения с другими мальчиками? Нет. Он будет страдать, как страдал его отец, дед и прапрадед в том самом XIX веке, откуда и выросло наше любовное признание.

Он, возможно, захочет показать ей, что он – парень обеспеченный или станет таковым. Но больше всего на свете, если он и вправду из богатой семьи, он будет бояться, что она находится рядом с ним из-за его денег. Он будет хотеть любви, а не любви за деньги.

Он будет говорить ей о своей надежности.

О своей беспомощности без нее.

О своем желании совместного будущего и семьи.

Он, очень вероятно, напишет ей любовное письмо. На бумаге, экране компьютера, окошечке мобильного телефона.

Захочет куда-нибудь уехать, в муках ожидая ее ответа, решения.

Он будет говорить с ней, если и вправду любит ее, о детях и старости – неважно где, в блоге ЖЖ, на Фейсбуке, в Твиттере или видеоролике, который снимет для нее мобильником.

Он будет стараться восхитить ее и одновременно почти наверняка вызвать в ней жалость и умиление.

А то, что они давно уже спят вместе или даже живут – это просто примета времени и не имеет никакого отношения к тому, о чем они говорят, грезят и чего добиваются друг от друга.

Если она не полюбит его, он будет несчастен.

Он будет плакать настоящими слезами.

Он, возможно, даже заречется любить.

Все будет, как было с его отцом, дедом, прадедом.

Он, отчаявшись добиться любви той самой девочки, которая напрочь засела у него в голове, возможно, даже и набедокурит, оставит на свободе свой пронзительный дневник, точно такой же, как писали сто – двести лет назад. Может быть, электронный дневник, а может быть, кто знает, и на тетрадных листах.

А если он окажется убедителен, о, какое же это будет для него счастье!

Они поедут путешествовать по Европе, точно так же, как это было принято в России до революции.

Он подарит ей колечко, купив его – да бог с ним! – через какой-нибудь интернет-магазин.

А потом, когда контуры их жизни сольются окончательно, он обязательно захочет, чтобы его слово было последним, чтобы он был главным, чтобы у каждого в семье была своя ответственность.

Прямо как у Грековой в «Хозяйке гостиницы» или как-то еще:

«Я хочу, чтобы люди говорили: «Как хорошо у Ларичевых!» Вот чего я хочу. Это мое право. Поняла?

– Поняла, – сказала Верочка, вдруг развеселившись. – Я только одного не поняла. Ты говоришь: у каждого из нас свои обязанности и свои права. Мои обязанности ты перечислил. А где же мои права?

– У тебя одно право: быть любимой. Или тебе этого мало?

Чуть-чуть, на волосок, поднялась соболиная бровь. Верочка поспешила ответить:

– Нет, не мало.

Что тут началось: вихрь, смерч. Одним словом: любовь».

С чего бы это, – станет протестовать сегодняшняя Верочка, – мы ведь оба работаем, оба занимаемся одним и тем же, почему это ты должен быть главным?

Это архаика, хочется ответить ей, но об этом в следующей сказке.