Последний рассвет

Аделия прервав чтение, обратилась к Лансере, который, напряжённо поглядывал, то в окно, то на неё.

– Он болен? Но чем? Я читала его письма прежде, они были совершенно другими!

– Читай дальше! Я тебе уже сказал, и не останавливайся! – строго и неприятно сказал он, не отрывая своих глаз с окна.

Она нехотя продолжила поглощать строки, с прохладным и каким-то промозглым отвращением, не к человеку, который их писал, а к настроению изложенных мыслей. Почерк изменился, он стал более торопливым и нескладным.

«…Прошло два дня, а я никак не могу закончить письмо, болезнь оказалась сильнее меня. Доктор не покидает моих покоев, говорит скоро мне должно стать легче. Лансере, обращаюсь к тебе, дорогой мой, ты в праве быть в обиде на меня, прими мои слова о прощении, я никогда не понимал твоей доброты, главное, что у тебя сейчас всё благополучно. Твои милые дочки уже выросли, даже представить не могу, какими они стали, я их помню совсем крошечными.

Дериан, к тебе, у меня отдельный разговор, причиной наших непониманий, являюсь я, но и ты, признайся себе, в холодной отчуждённости от семьи, твоя душа слишком сильная, мой сын, далеко не у всех такая же. Принимай людей такими, какие они есть. Дериан, сынок мой дорогой, смирись с моей просьбой, и пойми её. Появление Арианы в стенах нашего замка стало неожиданностью, прости, я не в праве был так поступать, приняв её холодно и даже грубо, мои мысли и предположить не могли, что под сердцем у неё был твой ребёнок. Тогда я считал неправильным, что дочь бедного лавочника, станет частью благородной семьи Монтескьери. Лансере, мне писал, какая превосходная у тебя дочь, какой она умный и справедливый человек. Мои глаза безумно хотят увидеть её, если возможно, отпусти её, исполни моё последнее желание, больше ничего мне не нужно в этой жизни.

И вот ещё, я забыл, по этому вопросу я обращаюсь к Лансере, мы с матерью вашей, решили, что негоже будет забывать о несчастном мальчике, ты понимаешь, о ком я, ну так вот, мы пригласили и его. Моя любимая Марианна, любовь всей моей жизни, спутница преданная моя, уже поспешила оповестить его. Её строгое сердце, преданно хорошим и добрым людям. Примите его в список спутников, по хранящему опасности пути. Я заканчиваю писать, надеюсь на ваше благоразумие и уважение к нам. Мы ожидаем вас, буду верить, что успеете застать меня живым, в ясной памяти.

Люблю вас всех, спешу увидеть. Ещё раз простите за всё. Может это судьба меня и наказала, я заслуживаю этого.

Всего хорошего, дети мои »

– Да, Лансере, я конечно же поеду, а иначе ведь, никак! – задумчиво произнесла Аделия, видя что её дядя, до изнеможения истрепал белоснежный платок – бесчеловечно было бы сказать нет!

– Я так и думал – уверенно подтвердил свои мысли он, пытаясь заглянуть за её спину – у тебя тоже есть что-то ко мне?

– Да – потухая шепнула Аделия – отец, настойчиво, безумно волнуясь, поведал историю, показавшуюся мне сначала пьяной выдумкой, но теперь я нашла подтверждение его слов – она протянула Лансере пожелтевший листок бумаги – отец променял меня на три бутылки вина – по её лицу потекли слёзы, глаза покраснели, и дрожащим голосом, она продолжила – да что сегодня за день, какие-то письма, послания, тайны, Лансере, этот листок я нашла в той книге, которая, чудом уцелела после пожара.

– Не могу в это поверить! Аделия, милая моя, успокойся, прими это как совпадение! Это невозможно! – взволновался Лансере, вспоминая, разговор с братом – выдуманная история, рождённая нетрезвыми мыслями. Сама подумай, кто эти люди, как они могли проникнуть сюда, преподнеся твоим глазам эти строки, они бы не смогли никакими путями попасть в этот замок, у нас слишком хорошая охрана, и зачем всё это? Зачем им нужна ты? – он говорил, больше успокаивая себя, нежели её, он сходил с ума от нахлынувших вопросов – и тот мужчина, коего ты видела, я тебе повторюсь, было сном!

– Всё, всё, хватит, больше не будем об этом – насторожившись, сказала Аделия, проверяя плотно ли закрыта дверь, она решила, что самостоятельно разберётся в этой беде, так как нет смысла, её навязывать кому-то – верни мне пожалуйста листок бумаги, и забудь об этом. Сейчас у нас требуют решений, другие вопросы. Вы, сговорившись как нарочно, оказывается, меня обманывали! Кто угодно, только не ты! – Аделия приблизилась к Лансере, пытаясь сдержаться, заговорила – как можно жить в этой лжи, вся моя жизнь короче, чем весь этот день! И к тому же, он ещё не завершился! Лансере, неужели это ещё не всё?

– Девочка моя, милая – растерянно заговаривался Лансере – ты очень умный человечек, и не затруднит тебя объяснить для самой себя, в чём собственно дело. Я тебе никогда не желал зла! И вот сегодня, драгоценная ты моя, Дериан мне всё поведал, извини, ты просила не говорить об этом, он запретил показывать тебе письмо. Он сказал, что сделал грубейшую ошибку, будучи совсем ещё юным, и теперь… – он замолчал, скорбно обнял Аделию, неясное шепча себе.

– Теперь проверим, какой будет расплата, мне даже любопытно, на что я смогу сгодиться – флегматично рассуждала она, пытаясь успокоить рыдающего Лансере – приму судьбу такой, какая она есть!

– Аделия, прекрати – не унимался Лансере – хватит. Это всё вымысел, не ведись на него. Не будь такой, по отношению к себе. С тобой всё будет хорошо, я не позволю никому тебя обидеть.

Секунды походили на минуты, минуты превращались в часы, время мистически и каверзно, изменило свой ход. Ночь желтоглазая и звёздная, вошла в свои права, она играючи дразнила своей тишиной, она прокралась, в каждый уголок, её печальный мрак, тревожил души и мысли. Летучие мыши, вечные спутники страхов и домыслов, единственные, кто себя чувствовал уютно в этой ночи. Они, покорившись своему величию, желали проникнуть всюду, стремились в открытые окна, пугали истошными криками. Погруженный в тревогу роскошный замок, уныло смотрел в своё отражение. Зеркальное озеро, как талантливый художник, чётко, без погрешностей передавало массивные каменные стены, резные, фигурные окна. Скромная часовня, прилегающая к центральной башне, как бы ненароком коснулась краешка убывающей луны, и смущённо отстранилась, отпуская её, искать очередное пристанище. Спящий парк молчал, белоснежные скульптуры застыли, отпечатав трагикомедию, на задумчивых, погруженных в свои переживания, лицах, казалось, лунное облачение, вселит в них жизнь, и десятки статуй, закружатся в завораживающем танце. Фонтаны, так же, ждали рождения нового дня, желая стать звенящими, привлекая любопытные, до прекрасного взоры.

Вовлекаясь в окружающую обстановку, дыша её непринуждённостью, ожидали активных перемен Аделия и Лансере, они затворнически шептались, озирались беспрестанно на часы, прислушиваясь к малейшим шорохам. Затаив дыхание, они переглянулись, не могло казаться, одного и того же сразу двоим, едва уловимый скрип колёс, перемешивался с цоканьем подкованных копыт, на мгновение прежняя тишина воцарилась, но была угнетена какими-то обрывистыми выкриками. Аделия не смогла удержаться на месте, её как окрылил неожиданный крик, она, не слушая предостережений Лансере, направилась к парадным дверям. Пробегая через многочисленные залы, галереи, мимо двух библиотек, одна из которых – идея её отца, иметь лично свою коллекцию, не прикосаемую никем, созданную, только для его личного пользования. Тихая музыка, и лёгкое пение донеслись до неё, вспомнив, что Изабелла, имевшая привычку музицировать по ночам, запираясь в специально отведенной для этой цели комнате.

Массивные, тяжёлые двери не поддавались, они были заперты, она бессильно пыталась, отворить её, сбив ладони и до крови изодрав пальцы, она сделала последнее усилие, замок щёлкнул, её счастье, что закрыт он был, не до конца. Длинная терраса вела её к последующей преграде, воротам, за которыми следовали очередные. Она, безнадёжно вздохнув, сбежала по небольшой лесенке, и хотела последовать дальше, как звонкий голос стражника, произнёс:

– Мисс, будьте добры, вернуться обратно.

– В чём дело? Мне нужно покинуть пределы замка, и вы не имеете никакого права меня удерживать!

– Было приказано не выпускать Вас. Мисс Монтескьери, вернитесь обратно – невозмутимо отчеканил, очень крупный, невысокий мужчина.

– Ну хорошо, хорошо – раздражаясь закричала Аделия – продолжайте блюсти чистоту и порядок.

Ей оставался единственный шанс, воспользоваться тайным, подземным ходом. Их было несколько, и лишь единственный, который её устраивал, выходил в лес, в один из низких домиков, считавшихся собственностью лесничего, старого, прожившего здесь, не одно десятилетие, ворчуна Джерри. Так прозвал его придворный люд, и рабочие небольшого поселения, устроившегося у подножья каменного дворца.

Аделия спешила на кухню, там, в одном из подсобных помещений, под лестницей скрывалась крохотная, отсыревшая дверь, которую когда-то, совершенно случайно, они обнаружили с Икером. Она вошла в погружённую во мрак комнату, по той причине, что лунный свет, не проникал сюда, так как помещение было, полуподвальным, холодным, условия, созданные специально для удобств, рабочих персон. Она знающе открыла створки навесного шкафа, предназначенного для хозяйственных нужд, провела рукой, и нашла лишь огарок сальной свечи. Решила воспользоваться, тем, что есть, восприняв как должное череду неудач. Её не страшил тёмный и промозглый подвал, хотя, бывая здесь раньше, она сомнительно сторонилась кладовой, холодильной комнаты, которая хранила свежие тушки несчастных животных, которые, доводили до отчаяния, её ранимое и острое восприятие. И тогда царило утро, или шумный день, когда повара и поварихи, суетясь, шустро и ловко, создавали изыски, для своих хозяев, а сейчас глухая ночь, кругом пустота и мрак, а впереди, длинная подземная дорога, тянущаяся под всем каменным дворцом, в печальном одиночестве. Но страх, это последнее, что она допускала в себе, не было даже мысли, покориться ему. Скудно осветив пространство вокруг себя, неловко и аккуратно ступила вперёд, естественным образом, не заметив упавшую на пол ложку. Прибор, оказавшейся под ногой, скользнул о плиточный пол, и падения, казалось, не миновать, если бы, не цепкие и сильные руки, которые поймали её.

– Не стоило бы идти на такие жертвы из-за меня, отец. Мне хватит по гроб жизни одной из них – грубо и резко, отстраняя от себя Дериана, сказала Аделия.

Он знал обо всём, и не мог, не догадаться, что, единственный свободный путь пожелает использовать, по дороге к намеченной цели.

– Я хотел тебя предупредить обо всём, но я чётко увидел, что мне ты не поверила…

– На, держи, своё заветное желание – перебила Аделия Дериана, комкая злополучный листок – своё ты получил, я не сомневаюсь, и был этому безумно рад! Мне не важно, как оно попало ко мне! Кто его передал, мне уже абсолютно всё равно на это! Действительно, возможно тебя и гложет удивление, как я разговариваю с тобой, и каким тоном, просто, когда узнаёшь, что равен бутылке вина, становишься почему-то нервным и обиженным.

– Постой, Аделия, всё не поздно исправить! За тобой остаётся только решение, остаться здесь, не покидая пределов поместья! Всё уляжется…

– Нет – повторно перебила она отца, вглядываясь в светящиеся кошачьим блеском, зелёные глаза – решение я приняла, основательное и бесповоротное. Письмо я читала, и отказаться от приглашения, никак не могу. Быть спрятанной ото всех, это очень тяжело, не увидеть ни разу за всю жизнь родных, это больно, осознавать, что все годы своего существования, жила во лжи, это безжалостно, а понять, что всё мною сказанное выше, не сон, а реальность, вот это сверх сумасшествия. У меня появился шанс, и я не смогу упустить его. Очень тяжело, когда любишь человека, считаешь его самым главным авторитетом, пряча слёзы обид, преданно и любя заглядываешь в глаза! А выходит, что оказываешься для него, просто пустым местом, человеком без имени, или того хуже, дешёвой, разменной вещью.

– Не уходи, я тебя умоляю, может получиться так, что путешествие твоё окажется завершённым, на половине пути. Я не знаю что будет дальше, Аделия, главное перемени своё решение.

Она, отрицательно покачав головой, понуро опустила её, и поспешила дальше, озарять темноту, тусклой, одинокой и такой же как она, дрожащей свечёй.

– Сейчас отменю свой приказ, Аделия – не унимался граф, чувствуя безвозвратность – вернись, и встреть своего испанца через центральные двери. Не надо идти туда, вернись.

– Мне теперь ничего, и не от кого не надо – раздался из темноты, удаляющейся голос – тем более от тебя.

Впервые в жизни, его изводила беспомощность. Кроме пустоты, он ничего не ощущал. В данный момент, осознавал, что является жертвой, подавленной, молчаливой, в точности такой же, какой становились, после его строптивых, грубых и безнравственных настроений. Хотя, это не единственное, что сокрушало его. Не ценя, на протяжении всех этих лет, скромной заботы своей дочери, не разглядев, её покорных стараний, стать ближе, он уходил, в сопровождении нескольких, прожженных друзей, ставшими для него семьёй. Их отношения, с Винченцо, никогда не ладились, хотя Дериан был, безоговорочно, для него любимым сыном, вот и сейчас, он наконец-то понял, что такое быть отвергнутым, родным ребёнком, вполне оправдано, в ответ на холодную обиду. Он не знал, куда девать себя в этот сумрачный час. Рождённое желание, броситься в объятья молчаливой супруги, вспыхнуло и одномоментно погасло, его растворила не дремлющая идея, окунуться в забытье.

Свеча, обессилив, редкими вспышками, освещала окружающее. Аделия шла, строго прямо, отчётливо слыша, суету крыс и мышей, их мерзкий визгливый писк. Густая сеть паутины, заставляла, беспрестанно останавливаться, что бы стряхнуть её. Наконец, графиня почувствовала под ногами насыпь, за которой, должна следовать каменная лестница, состоящая, из трёх высоких ступеней, первая из которых раскрошилась, а две последующие, грозили, в ближайшем будущем, превратиться в груду песка и камня. Несмело ступив на последнюю, она в кромешной темноте, попыталась отодвинуть деревянный засов, с прожилками железных вставок, он рассохся, и не желал покидать зажимы. Пришлось раскачивать, не жалея пострадавшие пальцы. Раздался щелчок, и один из зажимов, лопнул, со звоном, падая на хрупкий пол. Стало гораздо легче, и деревянный брусок, с грохотом, последовал вниз, искалечив, вторую из ступеней. Она не знала, как поступить дальше, и приготовившись, к очередной атаке, погрузилась в поиски затвора. Но не успела очередной раз тяжело вздохнуть, как дверь, с лёгкостью отворилась, издав, просто ужасающий скрип, за ней насторожившись, ожидал, загадочного появления, старик Джерри. От удивления, он, замешкавшись, протянул Аделии руку, не находя подходящих слов.

– Прошу меня простить – оглядывая себя, проговорила Аделия – в столь поздний час, отвлечь Вас ото сна!

– Я никогда не сплю в этот час, мисс Монтескьери – с его лица, постепенно сходило удивление. Он кивком головы указал в сторону выхода. На мгновение засмотрелся на раскрытый ящик, и сожалеюще добавил – чёртовы крысы, бездонные их желудки… – он хотел продолжить, но решив, что речь будет, не благого характера, поспешил, на улицу.

– Мисс Монтескьери, я Вас прошу, не стоит путешествовать, такими способами, это небезопасно – старик аккуратно положил ключ в карман, оглянулся в сторону дома, и прикусив папиросу, как можно тише продолжил – я не спускаю, с этого сарая глаз, уж извините, что так грубо, но он мне не вселяет уверенности.

– Мистер Паттерсон, будете любезны, проводить меня, до главной дороги – желая, как можно скорее, увидеться с Бернардосом, сказала она, заметя, как изменился мужчина в лице, так как отвык уже, слышать свою фамилию. Для него стало рядовой нормой, откликаться, на ворчуна Джерри – мне нужно встретить одного человека, только вот теперь, я не знаю, где его искать. Я слышала только, что карета остановилась, послышались какие-то крики, и тишина. Мне очень страшно, за него, мистер Паттерсон, Вы же мне поможете его отыскать? – Аделия остановилась, и крепко сжав руку старика, продолжила – пожалуйста!

– Такого высокого, молодого человека, с которым, вы когда-то из жалости, спустили всех моих собак? – он лукаво улыбнулся, и указал движением глаз в сторону своего крыльца – мне так кажется, что, это тот, кого Вы искали, мисс Монтескьери.

Аделия растерянно всматривалась в красивый мужской силуэт, неподвижно стоящий у деревянной опоры.

– Икер? – не решаясь, осторожно и тихо подходила к нему она.

Её воспоминания, отстранённо сталкивались с реальностью, не находя, тех черт, которые врезались в память. Невольно, перед ней вырос, двенадцатилетний мальчик, скромный и смущённый, который редко смотрит в глаза, печально улыбается, и стеснительно, не решаясь, берёт за руку, ведя за собой. А тот молодой мужчина, который предстал перед её глазами, просто двойник, выдающий себя, за друга детства. Плотно прилегающий к телу, чёрный камзол, имеющий узкие полы, стоячий воротник – всё так же, как и прежде, его вкусы не изменились, не удивительно, что и отсутствовали на запястье кружевные манжеты, выводившие всегда из себя его скромную натуру, хотя мода, так и проповедовала, этот белоснежный атрибут.

– Ты как всегда, не изменяешь себе, но тебя, если честно я не узнаю – она смущённо опустила глаза, густо покраснев, её обрадовало, что тень от фонаря, скрывает лицо.

Аделия неимоверно волновалась. Ей больше чудилось, что это, совершенно незнакомый парень, он присутствовал в её мыслях и снах, она имела возможность с ним общаться, и даже существовать под одной крышей, вот только сейчас, всё это предательски опустилось, оставляя только то, что начинать, придётся с нуля, повторно привыкая, и подстраиваясь под повзрослевший характер.

– Боже мой, Аделия – прошептал, улыбаясь испанец. Он взял обе её руки, и крепко сжав их, продолжил – я думал, что уже больше никогда не прикоснусь к тебе.

Он робко и предельно нежно, потянул Аделию к себе, она ответив на его порыв, прижалась головой к груди, в которой барабанной дробью, колотилось сердце.