Кельтский Мел

Дашка. Понятно. Что такое DNet-глубинная сеть?

DNet. Вы разговариваете с интерфейсом для пользователей, версия 2.1. Сама система DNet – это три в одном: 1. Сервисная система. 2. Система параметризации данных – здесь у нас нет аналогов. Мы обрабатываем данные и храним полученные параметры, используя нашу технологию. 3. На основе первого и второго пунктов мы создали систему прогнозирования и расчета вероятностей событий.

Дашка. Спасибо. Я хотела бы уточнить оптимальный процесс общения с вами.

DNet. Наше имя DNet. Но вы можете задать любое первое имя для удобства обращения к интерфейсу и настроить удобный формат. Ваш статус предполагает круглосуточный сервис. Нас нельзя сломать, разрушить или блокировать, действуя через приложение или сайт. Мы рекомендуем активно практиковать наш сервис, чтобы он стал быстрым и заточенным под вас.

068. Дашка. Темные карты. Профиль Дашки

Дашка закрыла приложение. Несколько минут посидела в тишине, решая, чем заняться дальше.

Надо было попрактиковаться в работе с DNet в полевых условиях. Но как именно? Дашка задумалась. Очевидно, можно запрашивать данные каких-то объектов и вероятности каких-то событий. Можно было бы проконсультироваться с Романом, но это неспортивно. Надо самой сообразить, ничего сложного для нормального инженера. Тут Дашку осенило. Карты!

Начать надо с темных карт. Всегда проще знакомиться с новым, имея перед глазами визуализацию условий и решений задачи.

Дашка вернулась в комнату к ноутбуку. Нашла иконку темных карт, и вывела на экран свой дом. Квартал был ей хорошо знаком. В первом приближении ничего нового на карте не было. За исключением нескольких маленьких цветных маркеров.

Дашка нашла крышу своего дома, приблизительно то ее место, под которым находилась ее квартира на последнем этаже. Приблизила сияющее светло-серое пятнышко, и кликнула по нему. Карты открыли маленькой окошко с надписью: объект Дашка, профиль искатель, статус норм.

Дашка опять задумалась. Ввела в поисковой строке запрос “опасность, опасный объект”. Надо же знать источник опасности, особенно, если он находится близко. В квартале все было спокойно. Дашка уменьшила масштаб. В городе были люди или иные объекты, которых IQuest считал потенциально опасными. Это было интересно, но сейчас не так важно.

Дашка ввела запрос на поиск Романа. Она ввела имя, фамилию и admin IQuest. Роман, оказывается, торчал в офисе. Тип профиля у него был такой же, как у Дашки, то есть искатель. Однако маркер был не светло-серого цвета, как у Дашки, а фиолетового. И он не мерцал.

Дашка нашла школьную подругу, которая жила в соседнем районе, профиль у нее был типа н/о (не определен). Значит, можно найти человека и понять, имеет ли отношение к глубинной сети и характер этого отношения.

Надо было познакомиться с собственным профилем. Дашка запросила данные.

Глубинная сеть DNet. Дашка (Дарья) Исаева, краткий профиль.

Статус, занятия, локация. Человек, друидские истоки, второе или третье прибытие (предположительно), подлинное имя неизвестно, инженер, игрок Игры IQuest (Dashkin). Санкт-Петербург.

Modus Vivendi. Игрок, прогрессист, искатель

Контакты. Дакоты, хакоты, IQuest – полная поддержка и защита. Контрагенты. Предположительно – охранители, погонщики.

Рекомендации. Отсутствуют.

Особые характеристики. Информация скрыта.

“Немного, – подумала Дашка, – но и немало”.

069. Первая картина в галерее, ее история

Парижское метро открывается в половине шестого утра. Около шести Софи вышла из поезда на станции метро Pont Marie, поднялась на поверхность, порадовалась утреннему городу, перешла через мост и минут через семь дошла до галереи на острове Сен Луи. Здесь она достала массивный ключ, открыла замок, вошла вовнутрь, включила светильники, подняла жалюзи и поставила вариться кофе. В шесть двадцать в галерею вошел Смотритель, поприветствовал Софи и приступил к работе. В половине седьмого утра у входа остановилась машина. Хакотский банк доставил Первую картину в галерею на острове Сен Луи.

Художественные галереи открываются по-разному. Большие и жаждущие известности широко анонсируют открытие, раскатывают красные дорожки, приглашают музыкантов, настаивают на дресс-коде, разрезают шелковые ленточки, сдергивают струящиеся покрывала. Там стреляют пробки из бутылок шампанского, мелькают вспышки фотоаппаратов, а солидные телевизионные камеры плавно поворачивают тяжелые головы, снимая то, как счастливые галеристы внимают аплодисментам нарядной публики.

Галерея на острове Сен Луи открылась тихо. Ранним утром в нее внесли внушительный алюминиевый ящик с хромированными уголками и четырьмя замками. Ящик опустили на пол в зеленом зале. Внутри был первый экспонат. Справедливости ради, надо заметить, что и на этом скромном открытии без шампанского не обошлось. Но сперва в галерее появилась Мадам Куратор и ее помощница девушка-дизайнер. При их участии и с ценной помощью Смотрителя Первая картина была распакована и закреплена на стене с соблюдением всех предосторожностей монтажного, такелажного и галерейного дела.

В этот момент и пришло время шампанского. Французы правильные люди, понимающие, что хороший повод для бокала вина упускать нет смысла, а отсутствие повода – не повод не выпить. Тут и повод был, а шампанское нашлось у Мадам Куратор. Камеры, кстати, в галерее тоже были, но не телевизионные. Сразу по прибытии первого экспоната Смотритель включил систему видеонаблюдения и соединил ее с охранной фирмой.

У Первой картины была своя не слишком длинная, но небанальная история. Для понимания этой истории, сперва придется кое-что объяснить про хакотов и их отношения с искусством.

Когда мироздание создавало хакотов, то оно решило отчасти компенсировать их непогрешимую безупречность. Сперва мироздание хотело полностью лишить хакотов артистической жилки. Но поразмыслив, решило, что это будет опасно для всего прекрасного на земле. Тогда мироздание наделило хакотов безупречным вкусом к прекрасному, тонким чутьем и нежной любовью к искусству. Но не стало одаривать их собственными художественными талантами.

Именно поэтому, вы не найдете среди хакотов блестящих музыкантов, хотя замечательные дирижеры среди них точно есть. В реставрационной мастерской (где, кстати, часто работают дакоты) хакоты не могут сделать почти ничего полезного, разве что предложить некоторые из своих филигранных технологий. На сцене театров хакотов тоже не бывает, если только они не вышли поклониться вместе со своими обожаемыми актерами под занавес гениального спектакля. Хакоты бывают очень неплохими режиссерами.

Бывает, они пробиваются и в писательской среде, но в художественной литературе им откровенно тяжко из-за их перфекционизма и неспособности постичь, что читателю иногда надо просто дать полетать. Зато лучшие редакторы и многие воистину благословенные издатели – очень часто хакоты или как минимум их ученики. Вы не встретите талантливого художника-хакота, но непременно найдете среди хакотов признанных мастеров музейного дела, успешных галеристов, неутомимых коллекционеров и известных аукционистов.

Этот встроенный мирозданием изъян, несомненно, повлиял на хакотов. Он существенно поумерил их запредельное высокомерие и научил ценить людей, совершенно не похожих на них самих.

Первую картину кто-то из хакотов увидел случайно, провел перед ней тридцать минут стоя, потом час сидел на жестком стуле, ушел было, но передумал и вернулся, долго думал, нашел автора, уговорил снять Первую картину со стены, позволить изучить ее и подумать о продаже. Художник (на самом деле, художница) картину не продала, но разрешила выставить. Спустя месяц Первую картину выставили для закрытых просмотров.

Три месяца она висела на южной стене светлого холодноватого зала. Картина была небольшая. В первый момент она терялась в отведенном ей пространстве, к ней надо было подойти поближе и переключить режим восприятия с размеров зала на размеры картины. На третий день кто-то заботливый и педантичный поставил легкую перегородку, отделив территорию экспонируемого шедевра от избыточной и бессодержательной пустоты, тем самым создав соразмерный контекст.

Заботливый персонаж на этом не успокоился, он нарисовал на полу голубоватым мелом линию, примерно в два или три метра длиной, напротив картины и две окружности под углом к ее плоскости. Это были три места, с которых предлагалось взглянуть на Первую картину. Смотреть со всех остальных точек не возбранялось. Все эти манипуляции вызвали легкую иронию и снисходительные улыбки у ценителей искусств. Им было забавно, что кто-то им, подлинным знатокам и искушенным зрителям, ненавязчиво, но все же пытается указывать как именно смотреть на предмет искусства. Как бы ни были они ироничны, хакоты не смогли не увидеть на картину в том числе и с предложенных ракурсов.

Первая картина никого не оставила безучастным. Реакции были разными. Иногда въедливые критики и восторженные зрители видели на картине одно и тоже. Первых увиденное раздражало, бесило или расстраивало, а вторых согревало, захватывало и уносило вдаль.

Иногда зритель видел в Первой картине что-то свое, глубинное, и это свое цепко хватало его изнутри и держало какое-то время, пока наконец, не отпускало. Тогда спасшийся неровно вздыхал и ненадолго прикрывал глаза.

Вскоре не было человека, из имеющих доступ, который не пытался бы взглянуть на картину со всех предложенных и самостоятельно найденных ракурсов, а также подойти поближе и различить у кончика носа структуру мазков в поисках нового смысла. Некоторые приходили по два или три раза. Особо впечатлительные оставались около Первой картины медитировать на ночь и встречать рассвет.

Постепенно ажиотаж начал спадать.

Что касается будущего Первой картины, решено было, что ее нельзя не открыть для общего обозрения, если автор не будет возражать.

Первая картина была выставлена в зеленом зале галереи Сен Луи, шампанское было выпито, а на дверях галереи появилась табличка с часами работы. В зале, чуть в стороне от картины, был поставлен круглый столик с тяжелыми коваными ножками. Столик был высоким ровно настолько, чтобы стоя было удобно оставить запись в толстой всегда раскрытой книге отзывов.

Перед тем как снять с картины последний слой пергаментной бумаги Мадам Куратор развернулась к присутствующим, чуть приподняла левую руку, захватив всеобщее внимание, и сказала:

– Господа, здесь нет случайных людей, и я должна вам сказать несколько слов об этом арт-объекте. Это необычная картина. Нет сомнения, что Первая картина будет долго осмысливаться в нашем отделе хтонической и небесной живописи. В ней каждый видит что-то свое – историю, смысл, идею, страх, надежду или путь. Некоторые могут об этом рассказать, другие – нет. Возможно, это замысел художницы или провидения. Поэтому мы не можем закрыть картину в хранилище. На ограниченное время мы решили сделать Первую картину доступной для всех. Мы никак не собираемся анонсировать и тем более рекламировать эту маленькую экспозицию. Не сомневаюсь, что ее найдут те, чьи пути проложены соответствующим образом. И последнее, но важное, если вам тяжело смотреть на Первую картину, такое бывает, не смотрите. Уходите немедленно и не возвращайтесь.

После этих слов Мадам Куратор сняла последний слой тонкой бумаги, и все увидели Первую картину.

070. Гефест и Сеть Интернет

Участь бессмертных богов не так уж и завидна. Когда минуют первые наполненные событиями столетия, содержательная жизнь у многих бессмертных заканчивается. Если, конечно, у бога нет призвания.

Гефесту повезло, призвание нашло его сразу после рождения. Он родился мастером. Законы мироздания благоволят мастерам и созидателям.

Вот, например, неумолимый закон равновесия, lex aequilibrium. Он захватил Гефеста в зону своего действия сразу после его появления на свет. Именно из-за него, невзрачный, небожественно мелкий и хромой бог всю жизнь тянулся к красоте. Именно lex aequilibrium позволял Гефесту получать прекрасное и создавать его собственными руками.

Белое пламя молний и красный огонь наковальни, искусные золотые луки и прицельные серебряные стрелы, изысканные статуи и все строения Олимпа – все это прошло через руки Гефеста. Каждое прикосновение к прекрасному делало его счастливым. А если красота перед глазами, если ты творишь ее своими руками, то какая к черту разница, что ты сам, хозяин этих глаз и рук, крив и некрасив. По этой причине Гефест смирился с несовершенной внешностью, но никогда не пропускал совершенство мимо себя.

Однажды в час ранних сумерек Гефест вышел из мастерской на склоне Олимпа, чтобы подышать сладким холодеющим воздухом наступающей ночи и дать отдых утомившимся глазам. Он снял защитные очки, уронил рабочие перчатки на верстак, сел на широкую деревянную скамью у двери. Вечер был прекрасен. Гефест бросил взгляд на земной ландшафт, застыл в покое на несколько мгновений и вдруг увидел то, чего не видел раньше. Земля людей была опутана чуть светящейся и мигающей Сетью.

Сеть жила, по ней, без сомнения, передавался трафик, он шел по подземным, наземным, подводным и воздушным путям, безошибочно ориентируясь в маршрутах и промежуточных узлах. Сеть соединяла почти все, виртуозно администрировалась невидимыми администраторами, самообучалась на ходу, перестраивалась не тормозя, проверяла сама себя на целостность и несла бесчисленное число пакетов их адресатам.