Запрет на студентку

– Мы не так часто видимся, – говорю ей.

– А что так? – иронизирует она. – Таскаться по Куршавелям с потаскухами у него время есть, а с боевым товарищем встретиться нет?

– Оль, – вздыхаю. – Я не в курсе его передвижений.

– Ладно, – отрезает зло. – Просто передай ему, что если он подарил сыну клюшку, это значит, что на каток они должны сходить в этом году, а не в следующем.

– Тебе не кажется, что подобные вещи ты должна обсуждать с ним лично?

– Мне так не кажется, – рычит она. – Если мы встретимся лично, боюсь эту клюшку засунуть ему в задницу!

– Может поэтому он тебя за километр и обходит? – нахожу я гребаную логику.

– Не поэтому! А потому что он безответственный мудак!

Так, ладно.

– Это тоже передать?

– Это он и так знает, – любезно сообщает она.

– Спасибо за еду, – закрываю тему, проходя через гостиную и поднимаясь на второй этаж.

– Пожалуйста, – фыркает она. – Ты может в следующий раз женишься на малолетке, которая хотя бы плитой пользоваться умеет?

– У тебя сегодня месячные? – раздражаюсь, доставая из шкафа толстовку.

– Когда женщина обсуждает что-то поважнее минета, это значит у нее месячные?

– Ты закончила? – захлопываю ящик.

– Да!

– Вот и отлично, – нажав отбой, швыряю телефон на кровать.

Достало это дерьмо.

Стянув шорты, бросаю их на кресло и натягиваю джинсы. Надев толстовку, сбегаю вниз, чувствуя полное отсутствие долбаного аппетита и полное нежелание сидеть на месте. Подумав минуту, обуваю кроссовки и надеваю пуховик.

На улице мелкий снег и ощущение апокалипсиса. Ухо закладывает от близкого выстрела фейерверка. Гирлянду на крыльце коротит, но ковыряться с ней нет никакого желания, как и разгребать снежный завал во дворе, поэтому иду в гараж и достаю из запасного холодильника бутылку красного марочного вина, а потом выхожу за ворота, саданув ногой по почтовому ящику, чтобы сбить с него снег.

Из-за двухметровой ограды дома напротив несет шашлыками. Метрах в десяти два подростка начиняют сугроб петардами.

Застегнув куртку, перехожу на легкую трусцу, двигаясь вниз по улице. Через четыре дома сворачиваю направо. Компания человек в пять зажигает по кругу бенгальские огни.

– С Новым годом! – летит в меня чей-то смех.

– С Новым годом, – трушу мимо, чувствуя, как от холода начинают гореть уши.

Пройдя мимо единственного круглосуточного супермаркета, сворачиваю на параллельную улицу и через минуту добираюсь до нужного дома. Зажав звонок в кованой калитке, прыгаю на месте, чтобы не отморозить зад.

– Санечка! – визжит хозяйка, повисая на моей шее и обволакивая запахом терпких духов.

– Ты один?

– Как видишь, – улыбаюсь, получая легкий поцелуй в щеку и вручая ей бутылку.

– Пошли, пошли, пошли… – смеется Таня, затягивая меня во двор. – Холодно…

На ней чумовое платье с блестками и кроссовки мужа на ногах.

– Знаешь кто ты, Романов? – тараторит, семеня по расчищенной дорожке. – Ты жук! Сто лет тебя не видела!

– Работа, – поднимаюсь вслед за ней на крыльцо, пожимая руку мужикам.

– Саня, – лыбится Калинкин. – Ты когда в мой ресторан придешь? – смакует свою сигару. – Знаешь сколько я за этого шефа отвалил?

– Не вижу, чтоб ты бедствовал, – усмехаюсь, рассматривая его холеную рожу.

– Чтоб не бедствовать у меня жена финдир, – прижимает к себе Таню. – У нее в башке калькулятор.

Стоящий рядом Чернышов молча затягивается своей сигарой, с философской миной глядя в пространство.

Сообщать ему о том, что вместо него мозг вынесли мне, не вижу смысла. Короткая прогулка по улице мои мозги немного проветрила, и все бесит меня уже не так остро.

– Отнесешь на кухню? – возвращает Таня мне бутылку.

– Не вопрос, – захожу в дом.

От детского визга и топота морщусь. Расстегнув куртку, снимаю кроссовки.

В кармане куртки опять пищит сигнализация.

Да твою ж мать!

Достав брелок, опять отключаю.

– Неужели я не сплю… – слышу за спиной и разворачиваюсь.

Мою шею обвивают руки Марго. На автомате обнимаю за талию и прижимаю к себе. Тело мгновенно реагирует на каждую сногсшибательную округлость, и на то, что одета она в тонкое шелковое платье.

– С Новым годом… – улыбается, вставая на носочки и без раскачки одаривает меня поцелуем.

Ее новые губы поразительно мягкие.

Не пойму, какого хрена мы не пересеклись за последние две недели?

У нее всегда одни духи. Сколько ее знаю.