Закрыв глаза, делаю очень долгий выдох.
Черт, черт, черт…
Дрожащей рукой достаю из паспорта пятьсот рублей. Согнувшись, ручкой пишу на них номер своего телефона и кладу сверху зеленой тысячи
Как тебе такие “чаевые”? За два оргазма не мешало бы дать две, но у меня есть только одна купюра.
Давя глумливый смех, хватаю ключ-карту и, чтобы не передумать, вылетаю из комнаты в гостинную, где на меня снова со всех сторон обрушивается город и дождь.
Женщина “восточной” внешности бросает на меня немой отстраненный взгляд, продолжая собирать пылесосом несуществующую пыль с дивана. Опустив голову, прохожу мимо к входной двери.
Холл небоскреба набит людьми, но на меня никто не обращает внимания. Кроме охранника и консьержа за длинной белой стойкой. Это пожилой мужчина в рубашке и очках. Улыбнувшись ему, ковыляю к стеклянной вертушке, понуро замечая справа от нее подставку, набитую одинаковыми белыми зонтами-тростями. Дернув за ручку, беру себе один и выхожу под промозглый октябрьский дождь.
Перед глазами стоит отеческая улыбка престарелого консьержа, которой он ответил на мою.
Сделав еще два шага, сжимаю в кармане ключ-карту, без которой тут нельзя вызвать лифт. Сжимаю ручку зонта и не мигая смотрю на сбитые носы своих туфель.
Пошло оно все! Почему бы и нет?
Развернувшись, возвращаюсь в здание, делая вид, что сосредоточена на складывании своего зонта. Бросив косой взгляд на консьержа, топчусь у входа, облизывая холодные губы и подрагивая от холода. Мужчина поправляет очки и смотрит на меня с нейтральной дежурной улыбкой. В ответ посылаю ему дрожащую улыбку и медленно иду к стойке, бегая глазами по полу и потолку.
Просто сделай это. Тебе ничего не будет. Никогда не узнаешь, какими гибкими могут быть люди, пока не попробуешь. Но от волнения у меня пересохло горло. Я ужасная актриса, но сейчас я почти не играю. Я действительно на взводе.
– Э-м-м… добрый день… – останавливаюсь перед стойкой, отлично представляя, как жалко я сейчас выгляжу.
– Чем могу помочь? – любезно осведомляется консьерж.
– Э-м-м… – оборачиваюсь, чтобы убедиться в том, что тут рядом никого нет. – Понимаете…
Он терпеливо ждет, продолжая улыбаться.
– Понимаете… – понижаю голос до доверительного шепота. – У меня есть вот это…
Кладу на стойку ключ-карту, и моя рука выглядит жутко бледной и бескровной.
– Да, – поправляет он очки. – Это карта для наших электронных замков. Вам показать, как пользоваться?
– Нет… понимаете, – прячу глаза, начиная багроветь и лепетать. – Я поднялась, а хозяина… дома нет. Но он мне очень нужен, потому что…
Черт, черт, черт…
Посылаю ему полный отчаяния взгляд, очень надеясь на то, что у него есть дочь моего возраста или хотя бы около того.
Опустив руку, кладу ее на свой живот, и хрипло повторяю, позволяя глазам увлажниться:
– Он мне очень нужен…
– О… – бросает быстрый взгляд на холл за моей спиной консьерж.
По моей щеке бежит слеза. У меня отваливаются ноги. Я голодная. Голодная настолько, что готова свалиться в обморок. Так что добавляю к этой слезе еще одну.
– К сожалению, я тут ничем не могу помочь… – начинает нервничать мужчина. – Может вам воды? Вы что-то бледненькая.
– Я… – глотаю слезы, облизывая пересохшие губы и заглядывая в его глаза. – Мне хотя бы узнать его имя… понимаете? Я не знаю, что мне делать… – сжимаю узел пояса на животе, слегка качнувшись.
– Не положено… – бормочет бедолага, начиная что-то перекладывать с места на место под своей стойкой.
– Я никому не скажу… я… клянусь, – шепчу в сердцах. – Пожалуйста, помогите. Я не знаю, что мне делать… он должен хотя бы узнать об… об этом… – глажу свой живот, чувствуя горячие дорожки слез на щеках.
Минуту спустя, холодный мокрый ветер остужает их. Утираю рукавом пальто нос, хлюпая им по инерции, и суетливо разворачиваю аккуратно сложенный вдвое клочок белой бумаги.
Читаю три раза. А потом еще три.
“Роман Гец”
Скомкав бумажку, выбрасываю ее прямо на тротуар и, собравшись с силами, пытаюсь понять, как мне найти метро.
Глава 5
Запах растворимого кофе бодрит меня ровно настолько, чтобы держать глаза открытыми. Закинув в рот омлет, жую его, бездумно глядя в стену. Я проспала почти десять часов и все равно не выспалась. Мне не привыкать спать в одном помещении с посторонними людьми, я занимаюсь этим с шестнадцати лет. С тех пор, как мой отец повторно женился, и нашу квартиру оккупировали новые “родственники”. Но в этот раз все сложнее, потому что парень Марины… он меня ужасно нервирует.
Он из той породы людей, которым доставляет удовольствие ставить кого-нибудь в неловкое положение. Своими вопросами или замечаниями вроде – как дела на работе? Хотя он прекрасно знает, что до недавнего времени никакой работы у меня не было.
– Привет, Юлек, – вваливается он в маленькую кухню, голый до пояса.
– Привет, – резко отвернувшись, делаю глоток из кружки и смотрю в окно, за которым со вчерашнего дня поливает дождь.
Воспоминания о вчерашнем дне преследуют меня, на какой бы бок я не перевернулась этой ночью. И прежде всего потому, что мое тело все еще не очухалось от… от… такой интенсивной эксплуатации.
Боже, что я несу?
– Приготовишь мне бутерброд? – возникает Игорь за моей спиной.
Бросаю свой кофе недопитым.
Он громадный качок, и не очень далекий, хотя наверное об этом не догадывается. Его тело не нравится мне также, как и он сам.
– Опаздываю, – выхожу из кухни, стараясь на него не смотреть.
Он вечно на меня пялится. Вечно подходит ближе, чем нужно. Смотрит так, что мне не по себе. Пытается смотреть мне в глаза, и делает это не моргая. Когда он заявляется, меня не нужно дважды просить «поболтаться» где-нибудь.
Я не хочу проблем с Мариной!
Мне не нужен ее парень. Все что мне нужно, это мой надувной матрас и еще времени. Но теперь этот Игорь околачивается здесь постоянно, и я боюсь того, что в один ужасный день они съедутся.
Я никогда ему не грублю. Никогда не говорю того, что в действительности о нем думаю, но, кажется, он и без слов это понимает. И это его злит.
Влетаю в возникшую передо мной Марину, бормоча: