Мигуми. По ту сторону Вселенной

Аккуратно разбирая этого морского гада, я поняла, что денег он своих определено стоил. Мясо таяло во рту, покоряя ни на что не похожим вкусом. В комнату вернулась в разгар ночи. Стянув с себя одежду, нырнула под одеяло и впервые за несколько месяцев уснула спокойно, не отвлекаясь на тяжелые мысли.

Просыпалась неохотно. И климат, и временные параметры на Ганимеде сильно отличались от привычных земных. Тяжелый перелет и, чего скрывать, излишки выпитого ночью вина сделали свое дело. Я чувствовала себя разбитой. На уме лишь одно желание – выпить чего-нибудь похолоднее. Но сама мысль, что надо встать и заказать это самое «похолоднее», вгоняла в депрессию.

Мозг оживал нехотя и настойчиво просил выходной. Но позволить себе такой роскоши я не могла. Буквально через пару часов мне предстоит, возможно, последний полет в моей жизни, поэтому нужно приводить себя в порядок и задавать организму рабочий ритм.

Прийти в себя помог долгий контрастный душ и легкая тренировка.

Спускаясь к стоянке, на которой стояла моя взятая на прокат танкерта, я представляла собой образчик хладнокровной и собранной мигуми. Но сердце тугими узлами опоясывал страх. Инстинкты бились в панической истерике и буквально вопили бежать. Улетать отсюда и никогда не возвращаться, потеряться, исчезнуть. Главное, ни под каким предлогом не садиться в этот трижды всеми проклятый десантный крейсер.

Хотелось выть. И, наверное, впервые в жизни я отчетливо поняла, что желаю оказаться за широкой мужской спиной – там, где будет надежно и безопасно. Но такого укрытия для меня просто не существовало. Ничего не оставалось, кроме как, обмирая от ужаса, идти вперед, навстречу собственной гибели.

На стартовой площадке царил хаос: туда-сюда шныряли ученые в белых комбинезонах. Кто-то что-то замерял, обмерял и перепроверял. Я украдкой глянула на это их ядро, установленное в нижнем техническом отсеке. Признаться, зрелище завораживало и угнетало.

Посреди огромного корабельного помещения парила полупрозрачная энергетическая сфера. Изнутри нее постоянно вырывались жгутоподобные субстанции, для которых у меня не нашлось определения. Но им не удавалось далеко отлететь от ядра: хаотично крутящиеся вокруг сферы обручи из жидкого метала, похожего на ртуть, улавливали их и поглощали.

Зрелище казалось чем-то фантастичным и существующим вопреки всем законам физики. Но я привыкла верить своим глазам и явственно видела с трудом контролируемый сгусток яростной энергии, сдерживаемой растекающимся, но тем не менее удерживающим форму обруча металлом.

Это напугало меня еще больше.

На мостике, помимо меня, готовили к отлету еще одну совсем молоденькую девушку. И это их обещанный инженер! Признаться, казалось, что она только со школьной скамьи слезла. Бегающие на бледном личике зеленые глазки выдавали ее крайнюю растерянность и непонимание происходящего. Девчушка в белом нелепо висящем на ней комбинезоне, то усаживалась в свое кресло, то вскакивала и устремлялась к выходу, где ее ловил профессор Зейк и снова возвращал на место.

Это возмутило меня до глубины души. Девочка явно гражданская, и заставить ее лететь никто не может.

– Она не летит! – безапелляционно заявила я.

– Что? – переспросил доктор, явно не понимая, о чем я вообще.

– Я сказала, этот ребенок со мной не летит! – уверенно и даже нагло повторила я.

Зейк поморщился и, придав лицу вдохновленный вид, принялся вещать мне о бытие людском.

– Вы не понимаете, госпожа мигуми, мы на пороге великого открытия. Наши корабли в скором неминуемом будущем устремятся к звездам, человечество выйдет…

– Да начхать мне на то, куда выйдет человечество! Я вам говорю, что эта девочка никуда не летит. А если вас так заботит успех вашего великого открытия, то занимайте ее место. На чужих смертях в рай не въедешь, господин Зейк, тем более пуская в расход детей.

Профессор смотрел на меня, открывая и закрывая рот. Видимо, привыкший к почитанию и безмерному уважению, даже подхалимству, он впервые слышал нечто подобное. Девчушка же с такой бешеной надеждой смотрела на меня, что стало немного не по себе.

– Фалима – не ребенок, она будущий ученый. Светило…

– Будущий?! О каком будущем идет речь, господин Зейк, откуда у нее оно – это ваше мифическое будущее? Эта девочка не летит и точка. Если вас что-то не устраивает, то еще раз, для непонятливых, повторяю – садитесь в кресло рядом со мной, и вперед, к счастливому будущему. А ребенок уходит отсюда домой.

– Вы… вы не имеете права! – зашипел на меня вмиг растративший весь пафос Зейк, брызгая слюной. – Она нужна здесь, чтобы я мог убедиться, что ошибку совершают не андроиды. Она нужна здесь! Я хочу удостовериться в том, что ошибка не в расчетах. Мое открытие… оно войдет в историю.

– Зейк, вы действительно можете попасть в историю – и куда быстрее, чем думаете. Вы, кажется, забыли, кому посмели перечить. Я все еще мигуми, и моя первоочередная задача – заботиться о благополучии гражданских лиц.

Я криво ухмылялась уголками рта. Мне был противен этот мужик. Рожа мерзкая.

– Вы не понимаете, с кем говорите, – кипел профессор, его лицо приобрело пунцовый оттенок.

– Это ты, Зейк, не понимаешь, с кем говоришь. И, кажется, не отдаешь себе отчета в том, чем этот разговор может для тебя закончиться.

В этот момент на мостик поднялся озадаченный господин Марво. Увидев его, Зейк аж подпрыгнул.

– Марво! Вы… вы даже не представляете. Это саботаж! Эта особа пытается сорвать весь мой проект, помешать свершиться великому открытию…

– В чем дело, господин Зейк?

– А дело в том, что эта девочка со мной не летит! – вмешалась я, ситуация начинала бесить. – Вы бы еще с яслей младенца притащили.

Марво глянул на молоденькую Фалиму, словно впервые ее увидел. Потом зарылся в свои бумаги и пошел багровыми пятнами.

– Зейк, ты кого протащил сюда? Да как ты вообще посмел моим именем прикрыться? – Его взгляд пылал неподдельной злостью. – Я снимаю тебя с проекта, все твои расчеты конфискуются в пользу института. Ты, гаденыш, моими руками решил свою соперницу устранить? Не хочешь с девчонкой славой и открытием делиться?! Ну что ж, значит, во главе проекта встанет она, а я присмотрю, чтобы справилась. Тебя же сейчас выведут за ворота! – последнее он буквально провопил. – Я никому не позволю себя использовать. Ты понял меня, Зейк?

После того, как начался отчет к старту, на сердце было уже не так сумрачно. Все же последний свой бой, будучи мигуми, я выиграла. Последней спасенной мной жизнью стала молоденькая девочка с красивым именем – Фалима. На прощанье она горячо обняла меня и, пряча слезы, произнесла короткое «спасибо».

Но мне этого было достаточно.

Хотелось верить, что у нее все будет хорошо. Меня с малолетства готовили к тому, что однажды – и скорее рано, чем поздно – я умру. Заставляли вырабатывать привычку относиться к каждому заданию как к последнему. Ноя не была готова и сейчас отчетливо понимала это. Я безумно, до зубовного скрежета хотела дышать, чувствовать и жить.

Жить вопреки всему и всем.

Корабль, удачно отстыковался, вышел на заданный курс. На мониторе перед глазами мелькали цифры. Но я словно не видела их, отстранено понимая, что судно разгоняется.

Пять минут полета…

Я вывела крейсер в заданный коридор и автоматически доложила в командный пункт на Ганимеде:

– Пять минут, полет в штатном режиме.

И хотя голос мой звучал ровно, пальцы, включающие ускорение, предательски дрожали. Сердце сходило с ума в безумном ритме, грозя разорвать грудную клетку.

Десять минут полета…

Я скорее инстинктивно почувствовала, чем отметила на мониторе изменения, произошедшие с кораблем. До гиперпрыжка оставалась еще пара секунд, когда меня прижало к креслу. Сделав судорожный вздох, ощутила во рту привкус крови. Глаза опалило огнем, уши заложило так, что звук собственного сердца звучал набатом. Ломающая изнутри боль раздирала.

Казалось, прошла вечность, прежде чем меня отпустило. Внезапно, будто плиту, прижимающую меня к креслу, просто подняли.

Обессилив, я сползла на пол. Машинально достала из кармана медкомплект и, не раздумывая ни секунды, вколола себе, прижимая специальные ампулы к шее. Сначала обезболивающее, а потом и генетические хаониты. То, что у меня внутренние повреждения и, возможно, разрывы тканей, и так было понятно.

Одно поражало: как я вообще выжила?!

А главное, как долго продлится эта моя жизнь? Система молчала. Корабль медленно затихал, поочередно отключались приборы освещения. Все вокруг погружалось в непроглядную тьму.

Глава 4

Глубокий космос, десантный крейсер А-класса «Судроу»

Когда-то давно бабушка рассказала мне историю о сотворении мира. О великом Боге, который видел всех и каждого и способен был сотворить чудо. Тысячи лет назад существовали церкви, где люди неистово молились и восхваляли Всевышнего. Но человечество покинуло Землю, и вера поутихла.