Рассказки

Их спины и видели находившиеся в противоположном конце улицы Восток и Весна, а больше никого они так и не встретили по пути к этому дому. Но не успели они подойти к нему, как вновь на крыльце показалась та же пара. Лица обоих были мрачны и сосредоточены, они тихо разговаривали между собой. Дети не могли слышать их слов и не могли знать, кто эти люди и зачем сюда приходили.

– Напрасно мы были здесь, – сказала Эна и передернулась, как будто ее пробило холодом. – Такой неприятный старик, лживый, гнусный.

– Какой же он старик? – возразил Эн, но при этом сам нахмурился и потер кулаком подбородок. – С виду молод и привлекателен, и голос у него приятный, а вот взгляд… взгляд какой-то подозрительный. И вел себя странно: все время крутил какое-то колесо.

– Да, да, и нашептывал себе что-то под нос.

– И глядел с каким-то нездоровым интересом в темный угол.

– Здесь что-то неладное, – с грустью произнесла Эна и замолкла.

Эн вздохнул:

– Кажется, ты права. Нам здесь делать нечего.

– И помочь нам некому, – подтвердила Эна и посмотрела вдаль туманным взглядом. – Ой, какие милые дети! Кажется, я их уже где-то видела.

– Вот бы нам таких, – мечтательно произнес Эн и снова вздохнул.

Они поспешно прошли мимо стоявших в растерянности Весны и Востока и скрылись в глубине улицы. А дети все еще продолжали молча стоять на месте, не зная, что и думать, и не решались зайти в незнакомый дом.

– Может, и мы уйдем? – робко спросила Весна и посмотрела на брата.

Но он не слышал ее, разглядывая табличку на углу дома.

– Улица Светлая, дом 12, – прочитал он.

– Смотри, а вон еще что-то написано, – Весна указала на большую вывеску под самой крышей.

На этот раз Восток ее услышал.

– «Дом добра», – произнес он. – Вот здорово!

Весна разделила его восторг, ее глаза засветились яркими лучиками. Все ее сомнения пропали, когда открылась единственная дверь в доме и на пороге показался его хозяин. Это был высокий красивый юноша, одетый с иголочки в ослепительно белый костюм, с улыбкой на лице и широко распростертыми руками.

– Меня зовут Глад. Я рад приветствовать вас в Доме добра. Здесь всегда рады детям, – пропел он ласковым голосом, и его лицо просияло нескрываемым удовольствием.

Дети смело зашли в распахнутую дверь.

Первое, что заметили Весна и Восток, переступив порог дома, была непривычная темнота, словно за окном сгустились сумерки. После прогулки по Светлой улице, обласканной теплом и светом, ночная тьма выглядела недружелюбно и пугающе. Дети невольно поежились, будто от холода. Через единственное плотно занавешенное окно почти не проникал дневной свет, и только тусклый огонек свечи в глубине мрака помог детям немного освоиться.

И тогда они обнаружили еще одну странность обстановки: вместо мебели, обоев, ковров, кухонной утвари и прочих признаков человеческого жилья, по всем стенам были развешаны маленькие и большие зеркала, а среди них, словно украшения, разместились колеса всех видов и размеров – от крошечных роликов для детских самокатов до гигантских, с человеческий рост, обтянутых толстыми шинами колес для грузовых машин. Все они медленно, едва заметно вращались с какой-то трагической тоской, наполняя дом тихим заунывным скрипом.

Еще немало привлекло внимание растерявшихся гостей огромное, почти до потолка, зеркало в темной тяжелой раме, стоявшее прямо на полу посреди комнаты. Над ним свешивалось с высокой деревянной балки старое потрескавшееся деревянное колесо, снятое, вероятно, с какой-то телеги. На низком чурбаке под всем этим сооружением покоилась та самая одинокая свеча, которая и давала каплю света в этом мрачном логове. Ее отблески рассыпались во все стороны и отражались тусклыми пятнами в других зеркалах, наполняя пространство угрюмым ужасом и тоской. От такого зрелища лица ребят, отраженные в большом зеркале, выглядели по-стариковски уродливо и растерянно.

– Добро пожаловать! – из толщи тьмы вновь послышалось глухое приветствие, но уже произнесенное бесцветным неживым голосом.

Дети невольно попятились назад к двери. Она оказалась запертой.

– Ни о чем не беспокойтесь, присаживайтесь. Вам здесь будет удобно, – прошептал голос.

И из темного угла показалась знакомая фигура хозяина, облаченная в безупречно белую одежду.

Словно приведение в ночи, она приближалась медленно и беззвучно, что-то тихо бормоча себе под нос. Потеряв остатки уверенности в себе и надежду найти выход из этого дома, дети покорно опустились на грубую жесткую циновку, гостеприимно расстеленную возле двери.

Однако причины для страха безобидный с виду хозяин не подавал и продолжал нашептывать успокоительные речи:

– Здесь вы будете самыми счастливыми детьми на свете.

Тихий вкрадчивый голос теплым ветерком проникал в сознание двух мало что понимавших детей и наполнял их души покоем и забвением. Все слилось в их глазах: и белый силуэт Глада, и мрачные стены неуютного жилища, и множество колес и колесиков, начавших медленно вращаться в тусклых бликах старинных зеркал. Под успокаивающее нашептывание хозяина дом будто наполнялся добром и тихой радостью. Даже жесткая подстилка на полу показалась детям мягкой постелью, на которой они, забыв обо всем на свете, погрузились в крепкий беззаботный сон.

Резкий стук в дверь заставил Востока открыть глаза. Весна мирно спала на полу, положив голову ему на колени. Она ничего не слышала. А он, сидя на полу и прислонившись спиной к стене, слышал все и все видел через узкий прищур глаз.

Сначала он заметил, как Глад быстро подошел к двери, немного приоткрыл ее и каким-то другим неприятным и гнусавым голосом грубо произнес:

– Нет, не сегодня. Приходите завтра или совсем не приходите.

Дверь с шумом захлопнулась, пламя свечи задрожало, белая фигура быстро приблизилась к большому напольному зеркалу, опустилась перед ним на колени и посмотрела на свое отражение.

Восток, внимательно наблюдавший за Гладом через щелки глаз, вздрогнул: с темной зеркальной глади зеркала глядело на него страшное лицо старика, всего седого, с клоками жидких седых волос, с сухим морщинистым лицом, с длинным кривым носом и со зловещим ядовитым блеском холодных колючих глаз, которые смотрели исподлобья хмуро и ненавистно.

Восток крепко зажмурился и затаил дыхание. Ему показалось, что так он просидел вечность, боясь шевельнуться и выдать свое внимание. Однако любопытство победило страх, и он решился приоткрыть один глаз.

Еще больший ужас заставил его вздрогнуть так, что он чуть не вскрикнул, и зажать себе рот руками. Теперь перед чурбаком со свечой сидел на коленях низкорослый сухопарый старик в черных лохмотьях, свисавших с него жалкой паутиной, а из зеркала на него глядело улыбающееся милое лицо молодого красавца Глада.

– Добрый день, господин Гнус, – ласковым напевным голосом произнесло отражение и застыло в ожидании.

– Никакой он не добрый, и вовсе сейчас не день, а вечер, – прогнусавил старик. – Зачем ты явился ко мне, гадкий Глад? Я тебя не звал.

Он прошептал еще что-то, вероятно, малоприятное, фыркнул и повернулся к собеседнику спиной, давая понять, что разговор закончен. Теперь Востоку стало видно лицо старика Гнуса, – оно было точь-в-точь тем самым страшным отталкивающим отражением, которое он видел в зеркале в первый раз. Восток открыл второй глаз и, забыв о всякой предосторожности, глядел теперь в оба, не желая ничего проморгать.

– Послушай, Гнус, не злись, – уже без всякой улыбки серьезно заговорил Глад. – Я пришел, чтобы серьезно поговорить с тобой.

– Мне не до разговоров. Убирайся прочь!

Гнус даже не повернулся в его сторону.

– Напрасно ты так. Я ведь хотел тебе помочь.

– Чем это, интересно, ты мне поможешь?

– Ты позвал к себе в дом двух бездомных детей, у которых к тому же нет ни отца, ни матери.

– Ну и что?

– Ты же ведь мог их отдать на воспитание двум чудесным людям, Эну и Эне, добрым, но бездетным. Они заходили к тебе сегодня, чтобы…

– Ну и что?