Незапертая дверь

– Привет, – сказала Катя.

– Ты где? – без ответных приветов ответила невоспитанная подруга.

– В пробке, где же еще. Еду с работы, если тебе это слово знакомо! – съехидничала Катя.

Это была их обычная манера разговора: они постоянно друг друга подкалывали и почти никогда друг на друга не обижались.

Колкость Верка пропустила мимо ушей – много чести.

– Где – в пробке? Конкретно! – потребовала она.

– Господи, где, где, – с раздражением ответила Катя. – Тебе-то какая разница? Такая задница, что разницы нет!

– Я спрашиваю, где! – Голос подруги звучал угрожающе. – Ты далеко от дома?

– Неблизко, – вздохнула Катя. – А что?

– А то, – все так же сурово ответила Верка. – Срочно дуй на Мосфильмовскую!

Оторопевшая Катя делано рассмеялась:

– Да что ты! Прям так и дуй! И прям на Мосфильмовскую?

– Прям так и дуй! – подтвердила Верка. – Никуда не сворачивая!

Катя набрала побольше воздуху:

– Вер Андреевна, – ангельским голосом сказала она, – а вы, уважаемая, не желаете объясниться? Ну или сказать пару слов? Зачем мне, собственно, дуть и дуть не сворачивая? По какому такому случаю? Что-то важное, не позволяющее обождать? Событие или происшествие вселенского масштаба? Меня ждет сказочно богатый жених на белом «Майбахе»? Ну, как вариант. Или подарок в виде бриллиантового колье от королевы Елизаветы? Ну вдруг старушонка решила со мной поделиться? Дети и внуки ведут себя плохо, а я, Катя Воронцова, вполне ничего. А может, мой тайный поклонник передал тебе ключи от особняка на Рублевке? Что же там меня ждет, чтобы я, мечтающая о чашке горячего чая и бутерброде с ветчиной, о теплой пижаме и родной, самой любимой кроватке, о книжечке, о сериале, о покое, наконец, дула на эту твою Мосфильмовскую? Я устала, как сто чертей, за эту неделю, я пашу, как папа Карло, в отличие от некоторых. Сегодня пятница и конец рабочей недели, и я еле жива. Вера! Мне хочется материться! Мне всегда хочется материться, когда я слышу тебя и твои идиотские предложения или приказы! Вера, ты меня слышишь? – Катя уже кричала.

– Неужели всегда? – расстроенно переспросила Верка. – Прям точно – всегда?

– Что – всегда? – не поняв, оторопела Катя.

Верка засмеялась:

– Материться – всегда? Остроумная ты наша!

– Ну ты и дура, – выдохнула Катя.

Но напряжение было снято. В детстве и юности они часто цапались, но так же быстро мирились – поссориться с Веркой было проблемой. Поэтому и дружили так долго.

– Ладно, – примирительно и устало сказала Катя. – Не всегда. Но очень часто. Вер, я еле живая! Вот честно. За все деньги мира никуда не поеду. Ни на Мосфильмовскую, ни даже ближе! Думаю об одном – доехать домой. Доехать и рухнуть. Но тебе не понять.

– Прижмись к обочине, – скомандовала Вера. – Встань, слышишь! А то врежешься, не приведи господи, и я буду виновата.

– Прижалась, – соврала Катя.

Какая обочина! Поди прорвись к этой самой обочине! Машины в четыре разрешенных ряда и пятый – куда ж без него, – самообразованный недисциплинированными водителями. А таких в столице большинство.

– Встала? – недоверчиво уточнила Верка. – Ну тогда слушай. Внимательно слушай. Короче…

– Вот именно! – перебила ее Катя. – Помни об этом!

На очередную подколку Вера не среагировала.

– Примерно два года назад, по осени, было довольно прохладно, моросил мелкий дождик, и Юля моя прогуливалась с Шопеном. Тот сделал свои дела и тянул Юлю домой, ты же знаешь, какой он любитель дождя. Вдруг картинка – на мокрой скамейке сидит старушонка. Жалкая такая, в потертом пальто, в бархатной шляпке прошлого века, в таких же перчатках и с сумочкой. Глаза у старушки закрыты.

Ну Юля моя и подумала: «Трындец, померла старушка. Что делать, кого вызывать?» Короче, маман растерялась и засуетилась, тычет в телефон, пытается вызвать «Скорую».

А во дворе как назло никого! Но странное дело – Шопен спокоен. Обычно собаки чувствуют, если покойник. А этот обнюхал бабулю и пошел дальше. Тут Юля сообразила – подошла к старушке, подергала за рукав, а та и глазоньки открыла! И стала извиняться: вот, типа, старая вешалка! Села и уснула! Милая такая, интеллигентная. Ну из обломков, ты понимаешь.

– Из каких обломков? – не поняла Катя.

Вера вздохнула:

– Прежней жизни, Кать. Я еще помню таких на Арбате. Шляпки, шарфики, перчаточки. Авоська с кефиром. Эх… Но теперь по понятным причинам старушки исчезли. Так вот, – с воодушевлением продолжила Вера, – не отвлекай! Проводили Юля с Шопеном бабулю, довели до квартиры, обменялись телефонами и попрощались. Ты мою матушку знаешь: и «звоните», и «обращайтесь», и «не волнуйтесь, я рядом!»

Но бабуля ее убедила, что она со всем справляется и ничем ее не обременит. По крайней мере, очень будет стараться. Есть у нее и социальный работник, и знакомые, и соседи.

Но ты ж мою мать Терезу знаешь – Юля позванивала бабуле, угощала пирогами, Что-то приносила из магазина.

В общем, они подружились.

В хорошую погоду вместе гуляли, болтали о том о сем, бабуся оказалась собачницей и полюбила Шопена.

– Слушай, Вер! – не выдержала Катя. – Давай покороче! Ты во сколько сегодня встала? В двенадцать? А я в семь, Вер! И отработала день! И сейчас ты в теплой квартире пьешь кофе и куришь свой айкос! А мне, Вер, до дома как до луны. И вообще – зачем мне эти подробности?

– Потерпи, – безапелляционно ответила Верка, – и все станет ясно.

«А ведь не отвяжется, – с тоской подумала Катя. – Верке скучно, спешить ей некуда. Вот ведь зараза!»

Тем временем Вера продолжала:

– Пару лет назад у Эмилии – ее звали Эмилия, Эмилия Рейнардовна, папаша был латыш или литовец, не помню, да это и не важно.

– Да что ты? – с деланым удивлением воскликнула Катя. – Неужели не важно?

Верка невозмутимо продолжила:

– Пару лет назад, – повторила она, – у Эмилии умер муж. Детей у них не было. А людьми, между прочим, они были непростыми! Он – известный ученый, что-то в области химии, она – художница на «Мосфильме», тоже известная. Знаешь, сколько картин она сделала? Я услышала и офигела! Вся наша советская классика, представляешь? Все, что мы в детстве смотрели!

Так вот. Мне еще тогда маман сказала: «Познакомься с Эмилией Рейнардовной, предложи свою помощь. Она на ногах, мозги в полном порядке, никаких старческих закидонов, и самое главное – никаких родственников! Вообще никаких! В смысле, близких, московских. Есть какая-то двоюродная сестра в Молдавии, но с ней они сто лет не общаются». Ты поняла? – с нажимом спросила Верка.

– Квартира? – вздохнула Катя. – Ну что сказать… Юлия Павловна беспокоится. Хочет, чтобы у тебя было собственное жилье. А что тут такого? Юля – мать. Ты – балда и разгильдяйка, все понятно. Короче, предложила тебе взять бабулю под опеку?

– Ну да, – усмехнулась Верка. – Но главное, чтобы Мусику ее любимому, сыночке дорогому, наша квартира досталась! А дочка – пусть сама зарабатывает! Ну да, все понятно! А то мы не знаем! Вот почему она Мишке не предложила?

– Перестань, – отозвалась Катя, – ты не работаешь, свободного времени куча, ты одна, живешь недалеко, а у Мишки семья, двое детей, и живет он на другом конце города. Не придумывай, Вер! Все логично.