Я буду любить тебя вечно (сборник)

И все глазами шарит, как по увечному инвалиду – с сочувствием.

Хвастаться Милочке было нечем:

– Так, работаю, ничего интересного. Лилька! А может, куда-нибудь сходим? Ну в смысле… – Милочка задумалась, что она может предложить столичной студентке.

Лилька скорчила обезьянью гримаску. В глазах читалось: «С тобой? Да со стыда сгорю, что ты! Видок у тебя, подруга…» Но тут же сообразила:

– Слушай, Иванова! Ты, говоришь, в медсанчасти? А справку мне сделать можешь? На год, освобождение от физры?

Милочка пожала плечом:

– Да запросто! Сделаю, мне это раз плюнуть! Ну и баш на баш – я тебе справку, а ты меня в свою компанию, а? Совсем я засиделась. – И Милочка притворно-лениво зевнула.

Лилька вздохнула и согласилась – в конце концов, плата не так велика.

Все оказалось в точности, как Милочка себе представляла.

Квартира на Кутузовском, куда позвала ее Лилька, была огромной: четыре комнаты, большущая кухня и просторный, длинный коридор – хоть на велосипеде катайся. Свет был притушен, а народу полная коробочка, не протолкнешься. То и дело кто-то вваливался «на новенького», входная дверь на замок не закрывалась. На столе и подоконнике в изобилии толпились бутылки всех мастей и фасонов – невиданные, заморские, с яркими этикетками. В плотном сигаретном дыму были неразличимы фигуры и лица – как в фантастическом кино. Никого не разглядишь, а разговоров почти не слышно – гремит музыка. Видны только взмахи рук, и иногда сквозь музыку прорывается смех. Мир теней. Кто-то общается, кто-то дремлет в кресле, кто-то варит кофе на кухне, кто-то слушает музыку, а кто-то танцует, топчется на свободном пятачке ковра, плотно сплетясь телами. Похоже, никому и ни до кого нет ни малейшего дела. Все – по интересам. Хозяин квартиры – невысокий и щуплый парень, затянутый до скрипа в узкие джинсы, уже изрядно пьяный, громко и радостно приветствует приходящих, предлагая им выпить. Еле стоит на ногах. Какая-то девица уводит его в спальню – Бобу нужно поспать. Другая девица, в открытом сарафане на тоненьких лямках, роется в холодильнике и, найдя жестяную красивую банку, требует открыть ветчину: «Сейчас сдохну от голода!» Ветчину тут же вспарывают, и несколько человек, подоспевших на запах яичницы – ее жарит симпатичный толстяк в красной рубашке, – приступают к поспешной трапезе. Едят стоя, со сковородки, тыча в нее вилками.

«Золотая молодежь, – фыркает Милочка, – а жрут, как свиньи, хуже теть Гали с Васильичем!» Она выходит на балкон – вдохнуть свежего воздуха. Ей плохо – подташнивает от табачного дыма, выпитого сладкого вишневого ликера (хотя очень вкусно, очень!) и голода – ей тоже хочется есть. Но не полезет же она в общую сковородку хватать яичницу!

Еще Милочке хочется спать, но она понимает, что если сейчас отсюда уйдет… Хотя она очень разочарована. Ей представлялось, честно говоря, все по-другому. А здесь как-то очень по-свински. В эту минуту на балкон выходит парень, невысокий и крепкий, светлоглазый, кудрявый блондин.

«Симпатичный», – мелькает у Милочки.

– Скучаешь? – улыбнулся он.

Милочка пожала плечами.

– Слушай! А может, сбежим? Что-то здесь как-то невесело. И все уже напились. Зоопарк!

Милочка с минуту помолчала, очень хотелось спросить: «А куда?» Но она оробела, застеснялась, боясь показаться глупой, наивной, деревенской дурой. Вдруг ляпнет не то? Вдруг у них не принято отказываться от таких предложений?

Она осторожно пожала плечом:

– Ну я не знаю.

Он кивнул, взял ее за руку и увел.

«Куда?» – снова хотела спросить она. Было страшно. Куда он ее ведет? Может, в новую жизнь?

На улице уже было прохладно. Милочка поеживалась. Блондин тем временем ловил машину. Наконец одна из них остановилась, и новый знакомый махнул ей – мол, иди скорее. Она не спешила, по-прежнему раздумывая, – может, сбежать? Рвануть сейчас по проспекту – вряд ли он погонится за ней. Однако на дрожащих ногах она неуверенно подошла к машине и уселась на заднее сиденье, блондин плюхнулся рядом с ней.

За руки он ее не хватал, под кофту не лез, и Милочка слегка успокоилась. Ехали они недолго – минут пятнадцать.

– Командир, – обратился блондин к шоферу, – притормози у пятнадцатого!

Пятнадцатый – это номер дома, сообразила Милочка. Ее начало мутить от страха. Она держалась изо всех сил, но, выйдя из машины, тоскливо оглянулась – может, рвануть сейчас? Переулок тих и пуст – почти час ночи. Блондин же тем временем расплатился с шофером и властно взял ее за руку.

– Ну что, подруга? Вперед?

Милочка кивнула и обреченно пошла вслед за ним как на Голгофу. Дверь подъезда была высоченная, тяжелая – даже он с усилием открыл ее. Широкая мраморная лестница с коваными перилами. Чтобы глянуть на потолок, надо закинуть голову. Второй этаж, две квартиры на лестничной клетке. Массивная дверь в квартиру – деревянная, темная, с резными завитками и тускло поблескивающей латунной ручкой.

Блондин открыл дверь и кивнул:

– Проходи! Чего встала? Столбняк? Или робеешь? Не бойся, не съем – сегодня поужинал! – Он почти беззвучно засмеялся, а Милочку обдало горячим и тревожным жаром.

Она зашла вслед за ним и оглянулась, таких прихожих она не видела никогда: темные обои отсвечивали матовым серебром, высокий, до потолка, шкаф был плотно уставлен книгами. Ковер на полу, вешалка с завитушками, длинная люстра с цветными висюльками.

«Что же там в комнатах, если так здесь, в коридоре?» – подумала завороженная и обалдевшая Милочка.

Блондин развел руками и улыбнулся, теперь уже внимательно разглядывая ее:

– А мы ведь не познакомились, а? Ну, мать! Мы даем! Какие же мы идиоты. Точнее, я идиот! – Он протянул Милочке руку: – Сергей. Можно Серега.

– Мила, – хрипло ответила она и тоже протянула руку.

Рука у нее была холодная и влажная, и ей снова стало неловко.

– Слушай, а ты есть не хочешь? – неожиданно поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, снова рассмеялся. – Лично я голоден как волк! Хотя и поужинал! – Он вспомнил собственную шутку.

Милочке сразу стало так легко и просто, будто знала она этого Серегу сто лет, с самого детства. Она расплылась в счастливой улыбке и кивнула:

– Лично я – тоже! Ну в смысле – как волк!

– Ты – как волчица! – расхохотался он, качая кудрявой головой. – А ты волчица, Мила? – вдруг уточнил новый знакомый, глядя на нее с прищуром.

Милочка снова растерялась, не понимая, шутит он или всерьез, и лихорадочно размышляя, что ему ответить, чтобы не попасть впросак, не выглядеть смешной и не разочаровать своего нового и, кажется, приятного знакомого.

– Ты волчица, Мила, – ответил он за нее, – только пока, – он хитро прищурил левый глаз, – не знаешь об этом!

Она покраснела, не понимая, обрадоваться ей или все же обидеться.

– Я тут займусь, а ты отдыхай! – Он кивнул на дверь комнаты. – Располагайся!

Мила вошла и замерла как вкопанная. Дворец. Это дворец! Точно как когда-то в музее – те же бордовые, с золотом стены. Та же люстра – яркий, переливающийся хрусталь. Мебель – конечно, старинная – темная, тяжелая даже на вид. Вазы, картины. Старинные фотографии – подойти поближе она побоялась, вдруг зайдет Серега. Снова будет неловко.

Милочка присела на диван и от волнения и усталости заснула. Проснулась она лишь под утро и не сразу поняла, где она. Потом испуганно подскочила, поправила одежду и волосы и осторожно вышла в коридор. Там было тихо. Она на цыпочках подкралась к входной двери, но тут услышала голос хозяина:

– Куда собралась? Рано еще, даже метро закрыто!

Милочка обернулась. Сердце билось так сильно, что она боялась, как бы Серега не услышал его бешеный стук. А он стоял в коридоре – в трусах, с голым торсом и широко и громко зевал.

– Ну что? С добрым утром?

– С добрым утром, – ответила она тоненьким, чужим голосом.

Он снова зевнул.