Леди, которых не было

Да, я выбрала жизнь скрытной и одинокой особы, вся жизнь которой будет посвящена научным изысканиям и борьбе за признание их результатов. С болью и горем я простилась с устроенным будущим и спокойным настоящим. Я попрощалась с домом и всеми близкими, как бы жестоко это ни было по отношению к ним и ко мне самой. Газетные статьи о поисках пропавшей девушки разрывали мне сердце, но я твердо решила придерживаться выбранного пути. Почти все деньги, что я зарабатывала лекциями и публикациями, уходили на оплату жилья, одежды и еды, но эти несколько месяцев были самыми плодотворными в жизни Эмилии Хайд. Успехи дарили мне упоение, а постоянный труд позволял отвлечься от эмоциональных переживаний. Моё полное погружение в науку и благородное стремление принести пользу своими изысканиями стали моральной компенсацией того жестокого поступка, что я совершила по отношению к близким, вынужденных жить в тоске и страхе за мою жизнь.

Но со временем мои тревоги и сомнения поутихли. Словно несчастный пьяница или любитель морфия, я испытывала невыносимое желание снова погрузиться в забытье. Отрешенное и апатичное существование моей второй натуры всё чаще стало представляться мне спасительной гаванью, где можно было скрыться от презрения домовладельца, от постоянного изнуряющего подсчета денег и изнурительных самоограничений, от недоверия моих ученых коллег, от постоянных интриг и дрязг внутри, казалось бы, возвышенного сообщества, от уничижительных комментариев старожилов Академии, мечтательно поминающих былые времена, когда закон запрещал юным девушкам даже переступать порог лектория. И, вторя словам любого опустившегося пьяницы, я неоднократно спорила с собой, убеждая, что могу позволить себе один последний раз. Так в минуту особенного уныния я снова составила смесь. Мои волнения и амбиции исчезли, и я малодушно наслаждалась своим простым и понятным существованием. В тот тихий день я даже не выходила из своей комнаты, и если кто и мог заметить пропавшую Гвенет Джекил, то лишь как неясный силуэт в темном окне. Но этот внешне непримечательный день стал для меня роковым.

Конец моего рассказа уже близок. Короткая уступка, что я себе позволила, окончательно нарушила хрупкий баланс, позволявший мне остаться собой. Я больше не позволяла себе подобных слабостей, но расплата всё же не заставила себя ждать. Одним светлым и ясным январским днем, через пару недель после моего слабовольного поступка, я прогуливалась по Реджент-парку, надеясь без помощи

смеси достичь того опустошенного апатичного состояния, что так жаждала моя измотанная душа. В тот самый момент, когда я полностью погрузилась в грех уныния, мне стало дурно. Моё тело сотрясал страшный озноб, который перетек в ужасный припадок тошноты. Затем сознание покинуло меня. Когда я очнулась, то почувствовала, что моё сознание изменилось: меня больше не заботили открытия, не тревожила недооцененность моих работ, не обижала предвзятость. Мне было хорошо и спокойно, но вместе с тем пусто и бессмысленно. Я взглянула вниз: манжеты платья стали велики чересчур тонким, бледным запястьям. Я превратилась в Гвенет Джекил, хотя всеми силами старалась избежать этого.

Мой ум был затуманен внезапным перевоплощением, и я, не помня себя, бросилась в свою квартиру. Вернуть меня в прежнее тело смогла только двойная доза смеси, но, к ужасу моему, уже через шесть часов я снова почувствовала близость превращения. С того момента я могла располагать собственной личностью лишь после приема смеси или же в те минуты, когда прилагала усилия, чтобы оставаться собой. Через три дня мне понадобилось снова выйти на улицу, где меня настигло очередное превращение. Ослабленную, с помутненным преображением сознанием, меня нашли и привели в дом Джекилов к превеликой радости моих родителей. Возвращение домой не затронуло никаких струн в моей душе, погруженной во мрак осознанием всей сложности моего положения. На все вопросы о моем отсутствии я отговаривалась потерей памяти. Но, памятуя о моей странной болезни несколько лет назад, общество удовлетворилось таким ответом, и вскоре я была предоставлена сама себе. Но одиночество не принесло мне покоя. Прежний режим перевоплощений оказался более недостижим, а потому я начала сражение за свою истинную натуру. В любой час меня могла охватить дрожь, ознаменовывавшая превращение, в особенности в часы отдыха. Я почти перестала спать в страхе из-за этого вечного проклятья, но по этой причине моё настоящее тело сделалось изможденным и истощенным болезнью, слабым не только телесно, но и душевно. И чем слабее становилась я, тем сильнее «она». Без сомнения, теперь чувства Гвенет Джекил по отношению к Эмилии Хайд изменились: она винила ту во всех своих бедах, в потере связей с обществом и в противных шепотках за спиной, что стали окружать ее после возвращения, но, более того, она ненавидела её как соперницу, как ту, что попыталась полностью отобрать жизнь и тело, которые Гвенет уже давно считала своими по праву. Нельзя сказать, что чувства Эмилии отличались теплотой: её снедала такая же ненависть, окрашенная невыносимым страхом. Гвенет Джекил начала мешать исследованиям и переписке Эмилии Хайд, а потому мне приходилось тратить бесценное время, что я оставалась в сознании, ещё и на то, чтобы сберечь от нее свои дела. Тем не менее, среди стараний удержаться в сознании и успеть закончить драгоценные для меня изыскания я нашла время для того, чтобы написать завещание, а затем и чтобы написать это письмо. Вас может удивить, почему я завещаю все выгоды от своих работ той, кого так ненавижу, но всё же она и есть я, и мой поступок более чем рационален.

Мои страдания могли бы длиться годами, если бы не одно несчастье, досадная случайность, которой суждено было окончательно лишить меня моей природы. Запас одной соли, необходимой для смеси, не возобновлявшийся с момента самого первого опыта, начал истощаться. Я послала за этой солью, но жизнь подготовила мне жестокое разочарование. Когда я смешала ее с моей обычной настойкой, началось привычное кипение, но после первой смены окраски не произошло второй. Я выпила смесь, но она не возымела действия. В отчаянии я посылала слуг во все аптеки и аптекарские склады, но всё это было напрасно. По-видимому, в соли из первого запаса была некая неизвестная примесь, и именно она, а не основное вещество соли, придавало смеси силу.

После этого открытия прошло около недели, и сейчас я пишу под влиянием последней дозы работающей смеси. Скоро я перестану думать собственными мыслями и видеть в зеркале собственные черты. Моё физическое тело будет живо, но мой настоящий смертный час уже близко. Хуже! Мне уготовано нечто худшее, чем смерть: я потеряю самую себя, но останусь и дальше влачить существование!

Мой рассказ окончен. Вы вольны сокрыть это письмо или сделать его достоянием публики, мне будет уже всё равно. На этом я запечатываю свою исповедь, и этим кончается столь краткая жизнь Эмилии Хайд.